Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Генрих ликовал. Наконец представилась возможность, которую он так долго ждал: Франциск был повержен. По приказу Генриха в соборе Святого Павла со всей пышностью отслужили торжественную мессу, после чего он намеревался немедленно возобновить Великую кампанию. «Настало время,– говорил он послам Маргариты Австрийской,– когда мы с императором можем наконец подумать, каким образом получить полную сатисфакцию от Франции. Нельзя терять ни часа»².

Однако Карл отказался его поддержать. Деньги закончились, император устал от войны и не желал делить с кем-то свою победу: ту, которой, по его мнению, Генрих посодействовал крайне незначительно. Сейчас, когда Франциск был его пленником, у Карла появился шанс вернуть бургундские владения, аннексированные Францией. Король Англии ему был больше не нужен.

Генрих был возмущен предательством Карла. Тем временем Европу охватил новый кризис. В 1521 году армия турок-османов под предводительством нового правителя султана Сулеймана I двинулась вверх по Дунаю и, захватив Белград, расширила территорию Османской империи до границ с Венгрией. В июне 1522 года флот Сулеймана начал осаду Родоса, и к концу года островная крепость пала. Святой престол был бессилен против экспансии турок. Поддерживавший Генриха папа римский Лев Х неожиданно умер от лихорадки, а его преемник папа Адриан VI Утрехтский страдал от почечной недостаточности и правил недолго. Когда Джулио де Медичи, считавшийся в Ватикане своим человеком, стал папой Климентом VII, он с самого начала совершил непоправимую ошибку, вступив в союз с Венецианской республикой и Францией за шесть недель до победы Карла в Павии³.

Екатерина была обескуражена: пренебрежительное отношение племянника к ее мужу лишало ее твердой почвы под ногами. Чувство досады из-за допущенного ею политического просчета усиливало в ней ощущение, что время ее уходит. Ей было почти сорок лет, а как минимум четыре неудачные беременности, закончившиеся мертворождением или выкидышами, преждевременно состарили ее: она поправилась, обрюзгла и едва походила на ту молодую девушку, что так очаровала всех, прибыв из Испании. Уверенная в том, что у нее наступила менопауза, она прекратила интимные отношения с Генрихом за несколько месяцев до того, как начались приготовления к турниру за Замок верности. К лету 1525 года этот факт был уже хорошо известен Катберту Тансталлу [61] , о чем свидетельствует письмо, которое он пишет Генриху из Толедо, отважившись предостеречь его:

61

 Катберт Тансталл – дипломат, церковный деятель и королевский советник. В 1525 г. он участвовал в переговорах с императором Карлом V после битвы при Павии и помогал заключению Камбрейского мира в 1529 г.

Ее Величество королева уже давно не дарила Вам ребенка, и, хотя Бог может послать ей еще детей, она уже вышла из того возраста, в котором женщины обычно приносят потомство. По этой причине единственная надежда на продолжение Вашего рода возлагается на миледи принцессу.

Проблема заключалась в том, что принцесса Мария была помолвлена с Карлом, а тот настаивал на том, чтобы девочка воспитывалась в Испании и была в любой момент готова к их свадьбе, в том случае, если он не передумает жениться на ней⁴.

Генрих, которому только что исполнилось тридцать четыре года, видя неудачи дипломатической политики, начал постепенно брать все под свой личный контроль. Он все меньше полагался на Уолси и все чаще принимал собственные решения, когда их мнения расходились⁵. Он становился все более настойчивым в своих требованиях. Диктуя пространные дипломатические депеши, он указывал, что именно следует говорить послам в той или иной предполагаемой ситуации. Один из первых примеров – инструкция на сорока страницах, составленная им лично для Тансталла, который должен был выведать планы Карла относительно судьбы Франциска. Тансталлу предписывалось сначала выяснить, собирается ли Карл и дальше держать короля Франции в плену или он намерен потребовать выкуп за его освобождение и вернуть ему трон. В первом случае Тансталл должен был выдвинуть четыре главных аргумента, касающиеся того, почему и как на Генриха должна быть возложена корона Франции, причем каждый аргумент подкреплялся множеством дополнительных пунктов. Во втором случае Тансталл должен был действовать по другому сценарию – отстаивать притязания Генриха на земли Нормандии, Аквитании, Бретани и Пикардии, особенно «упирая» на его права на Пикардию⁶.

Оценивая последствия победы в Павии, Генрих вновь ощутил шаткость своего положения. Это чувство было знакомо ему еще с детства и обострялось каждый раз, когда кто-то давал ему повод для подозрений. Он понимал, что, если не контролировать Карла, тот подчинит себе значительную часть Западной Европы. Когда Тансталл сообщил ему, что Карл действительно попросил освободить его от обязательств жениться на принцессе Марии, Генрих больше не сомневался. Зная о том, что казна пуста, а волнения в Саффолке и других восточных и центральных графствах грозят перерасти в войну, он после, пожалуй, самого короткого совещания с Уолси отвернулся от Карла и переключил внимание на Луизу Савойскую, которая в это время фактически управляла Францией в качестве регента своего сына. Его запрос на заключение перемирия получил немедленный отклик: Луизе было необходимо как можно скорее уладить конфликт. 7 июня 1525 года она поручает Джованни Джоаккино ди Пассано, цистерцианскому священнику из Генуи, служившему экономом при ее дворе, и канцлеру Алансона Жану Бринону тотчас же отправиться в Англию⁷.

Пока Анна продолжала страдать от запрета, наложенного кардиналом на их отношения с Перси, Томас Уайетт решил рискнуть и завязать с ней более близкое знакомство. Его внук Джордж Уайетт так описывает их первую встречу:

Рыцарь, перед чьим взором внезапно предстала такая красавица, был очарован и даже поражен увиденным; она приковала к себе его слух остроумной и изящной речью, и ему показалось, что его сердце сказало: «Я готово с радостью поддаться и связать себя навеки узами любви к ней». Есть основания полагать, что об этих чувствах он писал и в своих стихах⁸.

Уайетт вскользь упоминает об их отношениях в сонете «Ах, если б пробудившая любовь была ко мне небезразлична» (If waker care), автобиографическое содержание которого можно легко угадать по тому, что он называет свою возлюбленную «брюнеткой». Мы находим подтверждение, читая строки рукописного оригинала:

Хотите знать, кто, без сомнения, меня пленил в былые времена? Та самая, из-за кого когда-то пришла в смятенье вся страна, Чье место простодушной Филлис отныне в моем сердце занимать, Брюнетка там была. Сейчас другая. Но прежний образ возвращает вспять⁹.

Брюнетка, судя по всему,– та женщина, которую Уайетт пытался забыть, или та, что когда-то отвергла его. В более поздних редакциях он предусмотрительно заменил строку «та самая, из-за кого когда-то пришла в смятенье вся страна» на «брюнетка, что смутила мой покой». Поскольку Анна – единственная брюнетка, которую можно было обвинить в том, что она привела «в смятенье всю страну», неудивительно, что Уайетт скрывает ее настоящее имя. Известно, что в своей жизни Уайетт любил двух женщин: одна из них – та самая брюнетка, имя которой легко угадать, другая – Элизабет Даррелл, молодая фрейлина, а впоследствии придворная дама Екатерины, которая станет его любовницей и матерью его сына и которую, возможно, в своем сонете он называет Филлис¹⁰.

Уайетт, развивая тему известного сонета Петрарки, продолжает говорить о своих чувствах в сонете «Жаждущему преследовать» (Whoso list to hunt):

Кто хочет, пусть охотится за ней, За этой легконогой ланью белой; Я уступаю вам – рискуйте смело, Кому не жаль трудов своих и дней. Порой, ее завидя меж ветвей, И я застыну вдруг оторопело, Рванусь вперед – но нет, пустое дело! Сетями облака ловить верней. Попробуйте и убедитесь сами, Что только время сгубите свое; На золотом ошейнике ее Написано алмазными словами: «Ловец лихой, не тронь меня, не рань: Я не твоя, я цезарева лань» [62] ¹¹.

62

 Цитируется в переводе Г. М. Кружкова.

В куртуазной литературе любовное преследование уподобляется охоте на лань: волнение от погони и сила смертельного удара метафорически передают страстное стремление овладеть женщиной. Популярная в свое время баллада «Труби в свой рог, охотник!» (Blow thy horn, hunter!), написанная Уильямом Корнишем, тем самым, который исполнял роль Страстного желания на балу-маскараде Зеленого замка,– не что иное, как откровенное приглашение к физической близости, написанное языком двусмысленных намеков и сопровождавшееся мелодией охотничьих песен¹².