Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Она не ошибалась в своих предчувствиях. Положение незаконных детей могло полностью измениться. К примеру, папская булла и королевский указ 1396–1397 годов позволили узаконить четырех внебрачных детей Джона Гонта и Кэтрин Суинфорд. Екатерина, которая всегда ревностно оберегала положение и титулы своей девятилетней дочери, ничем не выдала внутреннего негодования, однако ее действия не на шутку разгневали Генриха²⁹.

Щедрость короля коснулась не только Фицроя. В тот же день он возвысил своего двоюродного брата Генри Куртене, пожаловав ему титул маркиза Эксетера, а его племянник Генри Брэндон, сын младшей сестры Генриха и герцога Саффолка, стал графом Линкольном, хотя ему было всего два года. Повышение получили несколько соратников Генриха по турнирам, а отец Анны был удостоен титула виконта Рочфорда. Болейны наконец-то были причислены к высшему сословию напрямую, а не через выгодные браки. Томас Болейн покинул должность придворного казначея³⁰.

Получение дворянского титула не могло не обрадовать брата Анны, Джорджа Болейна, поскольку титул передавался по наследству. Джордж к этому времени уже занимал должность камергера личных покоев короля и пользовался расположением Генриха. Ранее в этом же году он женился на Джейн Паркер, и король пожаловал львиную долю ее приданого, составившего 2000 марок (более 1,3 миллиона фунтов в переводе на современные деньги)³¹. В числе свадебных подарков было шесть серебряных блюд и четыре серебряные тарелки, на которых позже появится новый герб семьи и будут выгравированы буквы I (она же J) и B³².

Вспышка чумы заставила многих жителей Лондона бежать из столицы, и Генрих провел оставшиеся месяцы 1525 года в продолжительной охотничьей поездке, которую он начал в Виндзорском лесу, а потом не спеша сделал круг, проехав через Бакингемшир и Хартфордшир к Амптхиллу в Бедфордшире. Куда бы он ни направлялся, за ним неизменно следовали его верные слуги, среди которых был и Джордж Болейн³³. Порой Генрих останавливался на ночь в принадлежавших ему поместьях и охотничьих домиках, кочуя от одного места к другому, иногда – в специально приготовленных для него покоях в монастырях, таких как Редингское или Уолтемское аббатство, или в приорате Данстебл, которые когда-то были основаны его предшественниками. Время от времени король возвращался в более привычную для себя обстановку Виндзорского замка. Часть пути его сопровождала Екатерина, однако потом она удалилась в аббатство Уоберн, не желая ограничивать его свободу.

Уолси тоже покинул Йорк-плейс в Лондоне и переехал в Мур (или Мур-парк), обнесенный рвом особняк, расположенный в живописной местности неподалеку от Рикмансворта в Хартфордшире. Здесь, получив указания от Генриха, которые доставил гонец, Уолси уединился на несколько недель с ди Пассано и Бриноном, чтобы завершить работу над первым этапом проекта, который должен был кардинально изменить ситуацию в международной политике. Генрих был разгневан предательством Карла после сражения в Павии и отказом императора оказать ему достойную поддержку в Великой кампании. В обмен на гарантии мира и будущего военного сотрудничества Луиза согласилась заплатить Генриху два миллиона золотых экю (более полумиллиарда фунтов в современной валюте): из них 50 000 Англия должна была получить сразу, а остальную сумму – частями. Луиза также пообещала долю прибыли от доходной торговли каменной солью. Так начиналась подготовка к совместным действиям Англии и Франции против Карла³⁴.

Возможно, надеясь расстроить англо-французский союз, Карл предложил выплатить часть долгов Генриху, но при этом подтвердил свое намерение жениться на своей кузине Изабелле Португальской. Свадьба должна была состояться во дворце Алькасар в Севилье на Новый год. Получив эти известия, Генрих почувствовал, что его решение сблизиться с Францией было вполне обоснованным³⁵.

Рождественские праздники 1525 года прошли тихо. Поскольку эпидемия чумы в столице еще не закончилась, Генрих и Екатерина провели зимний сезон в Элтеме, в окружении двора в уменьшенном составе³⁶. В первые дни нового года Генрих продолжил разъезжать по стране в сопровождении нескольких членов свиты и окончательно вернулся в Гринвич к концу января³⁷. Ему было о чем подумать: его любовница Мэри Болейн ждала ребенка. Ее сын, которого она назовет Генри в честь короля, скорее всего, был не от Генриха, а от ее мужа Уильяма Кэри. Ребенок должен был родиться в марте. Дата его рождения часто оспаривается, однако в трех разных документах есть сведения о его возрасте на момент смерти его отца, Уильяма Кэри, что позволяет сделать довольно точные расчеты³⁸.

Генрих, должно быть, знал или, во всяком случае, догадывался о беременности Мэри. Источники умалчивают о причинах их расставания, но, судя по всему, их было две. Скорее всего, он оставил ее, как только подозрение на беременность подтвердилось. У него уже был внебрачный сын (хотя как раз в это время он начал предпринимать шаги, чтобы узаконить его положение), и ему был не нужен еще один бастард – конечно, при условии, что ребенок от него³⁹. Вторая вероятная причина – их отношения просто сошли на нет, и Мэри вернулась к мужу. Как бы то ни было, Генрих остался без любовницы и начал присматривать новую пассию. Если про Екатерину можно было сказать, что ее сексуальное влечение постепенно угасало, то с Генрихом все обстояло иначе.

Новости из Европы обнадеживали – ситуация менялась в пользу Генриха. Новый папа римский Климент VII, сильно опасавшийся военных действий со стороны герцога де Бурбона в Италии, призвал к созданию антигабсбургского альянса. Целью этого союза, известного как Коньякская лига, было изгнание войск Карла с итальянского полуострова⁴⁰. Весной 1526 года началось активное формирование Лиги. Потерпев поражение в битве при Павии, Франциск был вынужден подписать с Карлом Мадридский мирный договор, по которому он отказывался от своих притязаний на Италию, отдавал Бургундию и в рамках гарантии выполнения положений договора соглашался отправить двух старших сыновей к испанскому двору в качестве заложников в обмен на свою свободу. Условия были жесткими, однако у Франциска едва ли был другой выбор. Когда Маргарита Ангулемская, отважившаяся на долгое и трудное путешествие в Мадрид, чтобы увидеться с братом, предложила Карлу в качестве выкупа три миллиона крон, тот отказался. Франциск признал свое поражение, однако предварительно он тайно в присутствии нотариуса зафиксировал свой протест, поклявшись не идти ни на какие уступки в том, что касается нарушения территориальной целостности Франции⁴¹.

Буквально через несколько часов после того, как Франциск вернулся домой и воссоединился со своей матерью, он поспешил выразить благодарность Генриху за то, что тот не вторгся в его владения, пока Франциск находился в плену, и за те усилия, которые английский монарх приложил к его освобождению. В обращении к Генриху, которое было дословно записано и переведено Джоном Тейлором, доверенным лицом Уолси, Франциск благодарил своего «доброго английского брата», которому он, «второму после Бога, признателен за свою свободу»: «…отныне я обязан служить Вам всегда… И хотя между нами была война, я прекрасно осознаю, что это была не более чем формальность»⁴².

Наступил поворотный момент в политической карьере и личной жизни Генриха. Теперь все его помыслы были направлены на достижение более полного и всестороннего сближения с Францией – новая идея захватила его вопреки сложившимся культурным традициям. На этом фоне он не мог не заметить Анну, в которой, как в миниатюре, воплотилось все французское. Он не удостаивал ее вниманием раньше, и, если бы события международной политики не приняли столь драматический оборот, он, возможно, никогда бы не стал добиваться ее любви. Внезапно она предстала перед ним в новом свете – и он был сражен, как он выразился сам, «стрелой любви».

11. Генрих влюблен

Для решительного шага Генрих снова выбрал Прощеный вторник. Так же как и в начале ухаживаний за Мэри Болейн, он первым делом устроил турнир. На маскараде Зеленого замка его девиз звучал так: «Она ранила меня в самое сердце». На этот раз он появился на арене с эмблемой, изображавшей сердце, зажатое в тиски, в окружении языков пламени – очередной отголосок его романа с Мэри. Девиз, написанный по-французски, говорил сам за себя. В нем сквозила игривая откровенность и вместе с тем уклончивость: «Признайся в том, в чем я не смею» (фр. Declare je n’ose). На вечернем банкете, устроенном якобы в честь Екатерины, Генрих вызвался сам прислуживать королеве, а точнее, ее фрейлинам, среди которых была Анна. Первым запоминающимся событием дня стал турнир, на котором Фрэнсис Брайан лишился глаза. Вторым – банкет. Расставшись с одной из сестер Болейн, Генрих возжелал другую. Анна сразила его, распахнув перед ним двери восприятия [65] ¹.

65

 По всей вероятности, имеется в виду аллюзия на поэму Уильяма Блейка «Бракосочетание Рая и Ада», где есть такая строка: If the doors of perception were cleansed, every thing would appear to man as it is: infinite – «Если бы двери восприятия были чисты, все предстало бы человеку таким, как оно есть, – бесконечным» (цит. в переводе М. Н. Немцова).

Генриху было тридцать четыре года, Анне – около двадцати пяти, и оба они были в самом расцвете сил. Пожаловав высокие титулы Генри Фицрою, он выполнил то, что следовало сделать королю, дабы оправдать ожидания придворных и знати. Понимая, что Екатерина больше не может иметь детей, они нуждались в гарантиях стабильности, которые могло дать только появление наследника мужского пола. Итак, с обязательствами было покончено, и на первый план вышли желания, среди которых главным было обладать Анной.