Охота на волков

ПЕСНЯ О СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ Сказал себе я: брось писать, — но руки сами просятся. Ох, мама моя родная, друзья любимые! Лежу в палате – косятся, не сплю: боюсь – набросятся, — Ведь рядом психи тихие, неизлечимые. Бывают психи разные — не буйные, но грязные, — Их лечат, морят голодом, их санитары бьют. И вот что удивительно: все ходят без смирительных И то, что мне приносится, всё психи эти жрут. Куда там Достоевскому с «Записками» известными, — Увидел бы, покойничек, как бьют об двери лбы! И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую, — Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы. Вот это мука, – плюй на них! — они ж ведь, суки, буйные: Всё норовят меня лизнуть, – ей-богу, нету сил! Вчера в палате номер семь один свихнулся насовсем — Кричал: «Даешь Америку!» – и санитаров бил. Я не желаю славы, и пока я в полном здравии — Рассудок не померк еще, но это впереди, — Вот главврачиха – женщина — пусть тихо, но помешана, — Я говорю: «Сойду с ума!» – она мне: «Подожди!» Я жду, но чувствую – уже хожу по лезвию ноже: Забыл алфавит, падежей припомнил только два… И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я, Забрать его, ему, меня отсюдова! 1966 ПРО ЧЕРТА У меня запой от одиночества — По ночам я слышу голоса… Слышу – вдруг зовут меня по отчеству, — Глянул – черт, – вот это чудеса! Черт мне корчил рожи и моргал, — А я ему тихонечко сказал: «Я, брат, коньяком напился вот уж как! Ну, ты, наверно, пьешь денатурат… Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка, Сядь со мной – я очень буду рад… Да неужели, черт возьми, ты трус?! Слезь с плеча, а то перекрещусь!» Черт сказал, что он знаком с Борисовым — Это наш запойный управдом, — Черт за обе щёки хлеб уписывал, Брезговать не стал и коньяком. Кончился коньяк – не пропадем, — Съездим к трем вокзалам и возьмем. Я уснул, к вокзалам черт мой съездил сам… Просыпаюсь – снова черт, – боюсь: Или он по новой мне пригрезился, Или это я ему кажусь. Черт ругнулся матом, а потом Целоваться лез, вилял хвостом. Насмеялся я над ним до коликов И спросил: «Как там у вас в аду Отношенье к нашим алкоголикам — Говорят, их жарят на спирту?!» Черт опять ругнулся и сказал: «И там не тот товарищ правит бал!» …Всё кончилось, светлее стало в комнате, — Черта я хотел опохмелять. Но растворился черт как будто в омуте… Я все жду – когда придет опять… Я не то чтоб чокнутый какой, Но лучше – с чертом, чем с самим собой. 1966 ПЕСНЯ-СКАЗКА О СТАРОМ ДОМЕ НА НОВОМ АРБАТЕ Стоял тот дом, всем жителям знакомый, — Его еще Наполеон застал, — Но вот его назначили для слома, Жильцы давно уехали из дома, Но дом пока стоял… Холодно, холодно, холодно в доме. Парадное давно не открывалось, Мальчишки окна выбили уже, И штукатурка всюду осыпалась, — Но что-то в этом доме оставалось На третьем этаже… Ахало, охало, ухало в доме. И дети часто жаловались маме И обходили дом тот стороной, — Объединясь с соседними дворами, Вооружась лопатами, ломами, Вошли туда гурьбой Дворники, дворники, дворники тихо. Они стоят и недоумевают, Назад спешат, боязни не тая: Вдруг там Наполеонов дух витает! А может, это просто слуховая Галлюцинация?.. Боязно, боязно, боязно дворникам. Но наконец приказ о доме вышел, И вот рабочий – тот, что дом ломал, — Ударил с маху гирею по крыше, А после клялся, будто бы услышал, Как кто-то застонал Жалобно, жалобно, жалобно в доме. …От страха дети больше не трясутся: Нет дома, что два века простоял, И скоро здесь по плану реконструкций Ввысь этажей десятки вознесутся — Бетон, стекло, металл… Весело, здорово, красочно будет… 1966 ПЕСНЯ О СЕНТИМЕНТАЛЬНОМ БОКСЕРЕ Удар, удар… Еще удар… Опять удар – и вот Борис Буткеев (Краснодар) Проводит апперкот. Вот он прижал меня в углу, Вот я едва ушел… Вот апперкот – я на полу, И мне нехорошо! И думал Буткеев, мне челюсть кроша: И жить хорошо, и жизнь хороша! При счете семь я все лежу — Рыдают землячки. Встаю, ныряю, ухожу — И мне идут очки. Неправда, будто бы к концу Я силы берегу, — Бить человека по лицу Я с детства не могу. Но думал Буткеев, мне ребра круша: И жить хорошо, и жизнь хороша! В трибунах свист, в трибунах вой: «Ату его, он трус!» Буткеев лезет в ближний бой — А я к канатам жмусь. Но он пролез – он сибиряк, Настырные они, — И я сказал ему: «Чудак! Устал ведь – отдохни!» Но он не услышал – он думал, дыша, Что жить хорошо и жизнь хороша! А он все бьет – здоровый, черт! — Я вижу – быть беде. Ведь бокс не драка – это спорт Отважных и т. д. Вот он ударил – раз, два, три — И… сам лишился сил, — Мне руку поднял рефери, Которой я не бил. Лежал он и думал, что жизнь хороша. Кому хороша, а кому – ни шиша! 1966 ПЕСНЯ О КОНЬКОБЕЖЦЕ НА КОРОТКИЕ ДИСТАНЦИИ, КОТОРОГО ЗАСТАВИЛИ БЕЖАТЬ НА ДЛИННУЮ Десять тысяч – и всего один забег остался. В это время наш Бескудников Олег зазнался: Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил — и сгинул. Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол. Я ж на длинной на дистанции помру — не охну, — Пробегу, быть может, только первый круг — и сдохну! Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя, — Главное дело – чтобы воля, говорит, была к победе. Воля волей, если сил невпроворот, — а я увлекся: Я на десять тыщ рванул как на пятьсот — и спёкся! Подвела меня – ведь я предупреждал! — дыхалка: Пробежал всего два круга – и упал, — а жалко! И наш тренер, экс– и вице-чемпион ОРУДа, Не пускать меня велел на стадион — иуда! Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке — А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!» Жалко тренера – он тренер неплохой, — ну бог с ним! Я ведь нынче занимаюся борьбой и боксом, — Не имею больше я на счет на свой сомнений: Все вдруг стали очень вежливы со мной, и – тренер… 1966 ПЕСНЯ КОСМИЧЕСКИХ НЕГОДЯЕВ Вы мне не поверите и просто не поймете: В космосе страшней, чем даже в дантовском аду, — По пространству-времени мы прём на звездолете, Как с горы на собственном заду. От Земли до Беты – восемь дён, Ну а до планеты Эпсилон — Не считаем мы, чтоб не сойти с ума. Вечность и тоска – ох, влипли как! Наизусть читаем Киплинга, А кругом – космическая тьма. На Земле читали в фантастических романах Про возможность встречи с иноземным существом, — Мы на Земле забыли десять заповедей рваных — Нам все встречи с ближним нипочем! От Земли до Беты – восемь дён, Ну а до планеты Эпсилон — Не считаем мы, чтоб не сойти с ума. Вечность и тоска – игрушки нам! Наизусть читаем Пушкина, А кругом – космическая тьма. Нам прививки сделаны от слез и грез дешевых, От дурных болезней и от бешеных зверей, — Нам плевать из космоса на взрывы всех сверхновых — На Земле бывало веселей! От Земли до Беты – восемь дён, Ну а до планеты Эпсилон — Не считаем мы, чтоб не сойти с ума. Вечность и тоска – ох, влипли как! Наизусть читаем Киплинга, А кругом – космическая тьма. Прежнего, земного не увидим небосклона, Если верить россказням ученых чудаков, — Ведь, когда вернемся мы, по всем по их законам На Земле пройдет семьсот веков! То-то есть смеяться отчего: На Земле бояться нечего — На Земле нет больше тюрем и дворцов. На Бога уповали бедного, Но теперь узнали: нет его — Ныне, присно и вовек веков! 1966 В ДАЛЕКОМ СОЗВЕЗДИИ ТАУ КИТА В далеком созвездии Тау Кита Всё стало для нас непонятно, — Сигнал посылаем: «Вы что это там?» — А нас посылают обратно. На Тау Ките Живут в тесноте — Живут, между прочим, по-разному — Товарищи наши по разуму. Вот, двигаясь по световому лучу Без помощи, но при посредстве, Я к Тау Кита этой самой лечу, Чтоб с ней разобраться на месте. На Тау Кита Чегой-то не так — Там таукитайская братия Свихнулась, – по нашим понятиям. Покамест я в анабиозе лежу, Те таукитяне буянят, — Все реже я с ними на связь выхожу: Уж очень они хулиганят. У таукитов В алфавите слов — Немного, и строй – буржуазный, И юмор у них – безобразный. Корабль посадил я как собственный зад, Слегка покривив отражатель. Я крикнул по-таукитянски: «Виват!» — Что значит по-нашему – «Здрасьте!» У таукитян Вся внешность – обман, — Тут с ними нельзя состязаться: То явятся, то растворятся… Мне таукитянин – как вам папуас, — Мне вкратце об них намекнули. Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!» — В ответ они чем-то мигнули. На Тау Ките Условья не те: Тут нет атмосферы, тут душно, — Но таукитяне радушны. В запале я крикнул им: мать вашу, мол!.. Но кибернетический гид мой Настолько буквально меня перевел, Что мне за себя стало стыдно. Но таукиты — Такие скоты — Наверно, успели набраться: То явятся, то растворятся… «Вы, братья по полу, – кричу, – мужики! Ну что…» – тут мой голос сорвался. Я таукитянку схватил за грудки: «А ну, – говорю, – признавайся!..» Она мне: «Уйди!» — Мол, мы впереди — Не хочем с мужчинами знаться, — А будем теперь почковаться! Не помню, как поднял я свой звездолет, — Лечу в настроенье питейном: Земля ведь ушла лет на триста вперед По гнусной теорьи Эйнштейна! Что, если и там, Как на Тау Кита, Ужасно повысилось знанье, — Что, если и там – почкованье?! 1966 ПРО ДИКОГО ВЕПРЯ В королевстве, где всё тихо и складно, Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, Появился дикий вепрь огромадный — То ли буйвол, то ли бык, то ли тур. Сам король страдал желудком и астмой, Только кашлем сильный страх наводил, — А тем временем зверюга ужасный Коих ел, а коих в лес волочил. И король тотчас издал три декрета: «Зверя надо одолеть наконец! Вот кто отчается на это, на это, Тот принцессу поведет под венец». А в отчаявшемся том государстве — Как войдешь, так прямо наискосок — В бесшабашной жил тоске и гусарстве Бывший лучший, но опальный стрелок. На полу лежали люди и шкуры, Пели песни, пили мёды – и тут Протрубили во дворе трубадуры, Хвать стрелка – и во дворец волокут. И король ему прокашлял: «Не буду Я читать тебе морали, юнец, — Но если завтра победишь чуду-юду, То принцессу поведешь под венец». А стрелок: «Да это что за награда?! Мне бы – выкатить портвейну бадью!» Мол, принцессу мне и даром не надо, — Чуду-юду я и так победю! А король: «Возьмешь принцессу – и точка! А не то тебя раз-два – и в тюрьму! Ведь это все же королевская дочка!..» А стрелок: «Ну хоть убей – не возьму!» И пока король с им так препирался, Съел уже почти всех женщин и кур И возле самого дворца ошивался Этот самый то ли бык, то ли тур. Делать нечего – портвейн он отспорил, — Чуду-юду уложил – и убег… Вот так принцессу с королем опозорил Бывший лучший, но опальный стрелок. 1966 ПЕСНЯ О ДРУГЕ Если друг оказался вдруг И не друг, и не враг, а так, Если сразу не разберешь, Плох он или хорош, — Парня в горы тяни — рискни! — Не бросай одного его: Пусть он в связке в одной с тобой — Там поймешь, кто такой. Если парень в горах — не ах, Если сразу раскис — и вниз, Шаг ступил на ледник — и сник, Оступился – и в крик, — Значит, рядом с тобой — чужой, Ты его не брани — гони: Вверх таких не берут и тут Про таких не поют. Если ж он не скулил, не ныл, Пусть он хмур был и зол, но шел, А когда ты упал со скал, Он стонал, но держал: Если шел он с тобой как в бой, На вершине стоял – хмельной, — Значит, как на себя самого Положись на него! 1966 ЗДЕСЬ ВАМ НЕ РАВНИНА Здесь вам не равнина, здесь климат иной — Идут лавины одна за одной, И здесь за камнепадом ревет камнепад, — И можно свернуть, обрыв обогнуть, — Но мы выбираем трудный путь, Опасный, как военная тропа. Кто здесь не бывал, кто не рисковал — Тот сам себя не испытал, Пусть даже внизу он звезды хватал с небес: Внизу не встретишь, как ни тянись, За всю свою счастливую жизнь Десятой доли таких красот и чудес. Нет алых роз и траурных лент, И не похож на монумент Тот камень, что покой тебе подарил, — Как Вечным огнем, сверкает днем Вершина изумрудным льдом — Которую ты так и не покорил. И пусть говорят, да, пусть говорят, Но – нет, никто не гибнет зря! Так лучше – чем от водки и от простуд. Другие придут, сменив уют На риск и непомерный труд, — Пройдут тобой не пройденный маршрут. Отвесные стены… А ну – не зевай! Ты здесь на везение не уповай — В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала, — Надеемся только на крепость рук, На руки друга и вбитый крюк — И молимся, чтобы страховка не подвела. Мы рубим ступени… Ни шагу назад! И от напряженья колени дрожат, И сердце готово к вершине бежать из груди. Весь мир на ладони – ты счастлив и нем И только немного завидуешь тем, Другим – у которых вершина еще впереди. 1966 ВОЕННАЯ ПЕСНЯ Мерцал закат, как сталь клинка. Свою добычу смерть считала. Бой будет завтра, а пока Взвод зарывался в облака И уходил по перевалу. Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! А до войны – вот этот склон Немецкий парень брал с тобою, Он падал вниз, но был спасен, — А вот сейчас, быть может, он Свой автомат готовит к бою. Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! Ты снова здесь, ты собран весь — Ты ждешь заветного сигнала. И парень тот – он тоже здесь, Среди стрелков из «Эдельвейс», — Их надо сбросить с перевала! Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! Взвод лезет вверх, а у реки — Тот, с кем ходил ты раньше в паре. Мы ждем атаки до тоски, А вот альпийские стрелки Сегодня что-то не в ударе… Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы — Они помогут нам! 1966