Охотница. Игра на жизнь. Книга четвёртая

– Налюбовалась?
– раздаётся сбоку, и я встречаюсь взглядами с этим изувером. Лицо со шрамами, почти лишённое морщин, искажается, когда охотник дарит мне ухмылку.
– Именно так из века в век мы поступаем со своими врагами, каждый раз добавляя новые.

– В чём радость сидеть на чужих костях? Не страшно, что они однажды могут укусить?
– не сдерживаюсь я, но старик неожиданно изображает нечто, похожее на смех. Мне всё равно, разозлю я его или нет, но Элайна предупреждающе показывает мне кулак, пока он не видит, напоминая мне поумерить пыл.

– Страх убивает, девочка, - снисходительно поясняет мне.

– Ты должна помнить об этом, как никто иной.

Я помню, но вслух не отвечаю. Если бы я боялась этого охотника, он бы вряд ли вообще разговаривал со мной сейчас, да и наверняка уже успел узнать, из какого теста я слеплена.

– Так ты по делу позвал или просто повидаться?
– интересуюсь почти со скукой.
– А то у меня столько планов… Подумать о смысле жизни, прочувствовать своё положение. Ну, знаешь, проникнуться семейной атмосферой, так сказать.

Он долго и оценивающе смотрит на меня, и я никак не могу разгадать, что прячется в его глазах – мне даже начинает казаться, что я совсем ничего не знаю об этом властном тиране, чьи руки уже давно замараны кровью. Если подумать, я даже не представляю, сколько ему сотен лет, и как вообще охотники доживают до такого возраста, но у меня совершенно нет уверенности, что я вряд ли проживу столько же.

– Через месяц сюда съедутся представители всех семейств охотников, - говорит он, спустя пару мгновений, вновь отворачиваясь к окну и закладывая руки за спину.
– Я объявил, что хочу породниться с сильнейшими, и отдам руку своей внучки тому, кто докажет свою силу.

Что-то мне подсказывает, такое мероприятие – само по себе редкость, ведь разные семьи объединяются только в случае войны.

– И почему ты мне об этом рассказываешь?

– Потому что мне нужно, чтобы ты ничего не испортила и не выкинула какой-нибудь трюк, - признаётся мужчина, немало меня удивляя. Что ты задумал, старый интриган?

– А если всё-таки выкину?
– вздёргиваю бровь, и охотница вновь предостерегающе гримасничает за спиной своего отца.

После моего вопроса он в очередной раз напоминает, за что я мечтаю его убить, и с хладнокровным спокойствием заявляет:

– Твоя так называемая семья всё ещё где-то там, и я в любой момент могу передумать на их счёт…

– Я сделаю вид, что никогда не слышала этих слов, - процедила я, сдерживая ярость.
– Потому что если ты ещё раз упомянешь их, клянусь, тогда я точно устрою так, чтобы твои планы рухнули.

Я это устрою в любом случае, но ему об этом знать не обязательно…

– Тогда не заставляй меня жалеть об этом решении, - отвечает после небольшой паузы.
– Цепь я с тебя сниму, но магию твою я тебе вернуть не позволю, даже не рассчитывай.

Я подавила детский порыв его передразнить – уж слишком самоуверенным он выглядел в тот момент, – однако предчувствие говорило, что это ещё не всё.

– Но есть же какое-то условие, чтобы я разгуливала вот так, верно?

Он щёлкает пальцами, и откуда-то из-за его трона выходит троица парней – все, как на подбор статные, светловолосые, самоуверенные… И это всё мне одной? Уже хочу.

– Победишь их – сможешь выходить из комнаты, - произносит с ленцой, даже не глядя на меня.

– Отец… - тут же вмешивается Элайна, понимая, что я не готова встретить такое сопротивление, но это только они так думают.

– Хорошо, - соглашаюсь я, ловя блеск предвкушения в глазах будущих противников.
– Но только пусть не плачут потом.

Я не пасую, ведь здесь понимают только силу.

Все трое усмехаются, явно наслышанные и о моём состоянии, и том, какие трудности я доставила своему деду, а затем с меня падает цепь вместе с ошейником, громко стуча по мраморному полу. Снова носить это на себе я не хочу, поэтому не могу упустить такой шанс, так что не позволяю парням слёту загнать меня в ловушку.

– Жду-не дождусь, когда начнутся сражения за тебя, - шепчет один, намеренно то приближаясь, то уходя назад – хочет измотать. Это всё мы тоже уже проходили – даже не интересно, и мне всё равно, сколько противников мне противостоит.
– Ты не достанешься этим слабакам из других семей – они никто!

Невзирая на слабость, я замечаю, что меня всё-таки пытаются окружить, а у двух других кинжалы поблёскивают в полутьме зала.

– Как самонадеянно, - отзываюсь я.
– Прямо, как Аскольд говоришь. Но знаешь, в нём было гораздо больше благородства, чем в вас, вместе взятых.

Ему явно не по душе упоминание о мёртвом товарище, и он перестаёт играть – выбрасывает кулак, а я понимаю, что увернуться не могу, иначе угожу боком прямо на острие, поэтому резко приседаю и так же резко бью по самому уязвимому месту противника. Угрызения меня не мучают, когда слышу звук поруганного достоинства, да и некогда – два других никуда не делись, и мне приходиться постараться, чтобы выбить оружие из руки второго охотника, хотя он быстро возвращает его в ладонь.

– Ты будешь долго извиняться за всё это, стоя на коленях, - обещает оправившийся от моего удара парень.

Ярость от его слов просыпается во мне новой волной, и я выплёскиваю всё, что успела накопить. Мне плевать, что острые кинжалы всё же задевают мои руки, пуская кровь, но я сражаюсь так, словно это мой последний раз, когда я могу отвоевать свою свободу, поэтому даже не особо понимаю, куда и кого бью. Перед глазами встаёт знакомая алая пелена, лисица требует крови, и я проливаю её, вновь отрастив когти, которыми расцарапываю чужое лицо, упиваясь мужским воплем. Что же ты кричишь? Суровые охотники не должны так себя вести…

В себя я прихожу только, когда слышу ленивые аплодисменты залетевшего на огонёк Орловского, наблюдающего за моим безумным танцем. Парни же разбросаны по полу в немного неестественных позах, кряхтящие, как старики, но всё одно – глядящие на меня со смесью ненависти и толики уважения. Как здесь и положено.

– Можешь идти, - холодно отзывается дед, уже сидя на своём костяном троне, и я ухожу, подхватывая сброшенные во время поединка балахон, при этом не оглядываясь – только чувствую, какими внимательными взглядами меня провожают.