Охотница

– Чай будешь?
– как ни в чём не бывало, спросила двойник. Я покачала головой.

– Ну, как хочешь. Так как ты сумела их всех обмануть?

– Кого - их?

– Всех. Маму с папой. Макса.

– Я никого не обманывала, - я, не дожидаясь приглашения, уселась за стол.
– А вот ты откуда взялась?

– Я? От папы с мамой.

– Каких?

– Моих, - в тон мне ответила она, усаживаясь напротив.
– Андрея Ильича и Марины Борисовны Белоусовых.

– Врёшь.

– Да ну?
– она приподняла бровь.
– А вот бабушку с дедушкой моих как звали?

– В смысле - моих? Ильёй и Оксаной по отцовской линии, Семёном и Натальей по материнской. А как звали кошку, которая жила у нас и умерла, когда я в начальную школу ходила?

– Не знаю, как твою, а мою Пуся. Когда я болела скарлатиной?

– Ты - не знаю, а вот я ею не болела. Ветрянкой - да, было дело в детском саду.

Она хмыкнула. Мы ещё некоторое время перебрасывались вопросами и ответами, всё больше убеждаясь, что знаем друг о друге если не всё, то явно больше, чем положено людям со случайным сходством. По крайней мере, она верно назвала и номер гимназии, в которой я училась до перехода в обычную школу, и имена моих тогдашних однокашников, которых я запомнила, безошибочно ответила, кто из них был моей лучшей подругой, а кто - злейшим недругом. И, судя по её вопросам, она знала и о моей первой влюблённости в зарубежную кинозвезду в возрасте тринадцати лет, и об увлечении фолком, и о теме доклада, сделанном на втором курсе универа...

– Любимая книга в пятнадцать лет?

– «Мастер и Маргарита». Как назывался отель, в котором мы жили на Канарах?

– Э... Не помню, - созналась я.
– Какая-то там «Плаза».

– Да, - после короткой паузы кивнула она.
– Я тоже не помню.

Я невольно усмехнулась. Проверить меня не на то, что я знаю, а на то, чего не знаю - это она неплохо придумала.

– Зато помню название соседнего, - добавила она.
– «Принцесс Плаза».

– Да, да. На ней ещё такая корона была стилизованная на крыше. Но мне она больше напоминала шутовской колпак.

Мы посмотрели друг на друга уже без прежней враждебности, но с некоторым замешательством. Похоже, обоюдный план припереть самозванку к стенке и вытрясти из неё правду разваливался на глазах. Окажись здесь третейский судья, ему было бы весьма трудно вынести вердикт, так кто же из нас, собственно, самозванка.

– Шрам. От царапины, - она протянула мне левую руку.
– От той самой Пуси на память.

Я молча повернула свою левую ладонь тыльной стороной вверх. Едва заметная белая ниточка пересекала кожу поверх вены.

Ещё некоторое время мы увлечённо сравнивали наши руки, а потом и прочие части тела. Я опознала похожие шрамики на наших руках, как собачий укус, а она - следы на наших правых лодыжках, как имеющий аналогичное происхождение. Дальнейший осмотр выявил, что и родинки у нас совершенно одинаковые. И плоский ноготь на среднем пальце - когда-то я, пытаясь забить гвоздь, долбанула по нему молотком, да с такой силой, что он сошёл. И одинокий жёсткий волосок на подбородке.

– Но не потерянные же мы однояйцовые близнецы?
– сказала она после нового приступа обоюдного замешательства.

– С одинаковыми шрамами?

– А что? Я слышала, что если близнецов разлучают в детстве, то после встречи обнаруживается, что у них похожие биографии. Вплоть до имён жён и мужей.

– И одинаковых злобных собак, кусающих за одно и то же место? И потом, тогда уж семьи-то у нас всё-таки должны быть разными.

Вторая Женя кивнула, кусая губы. Я лихорадочно пыталась придумать вопрос, на который никто, кроме меня точно не смог бы ответить.

– Первый приезд в Париж. Помнишь? Тогда я пошла вечером гулять по бульварам. Какую песенку я при этом мысленно напевала?

Она моргнула, явно не сразу вспомнив, но потом всё же ответила:

– Сначала «Non! Rien de rien» [«Нет! Ни о чём» (фр.)], потом - «Pardonne-moi ce caprice d'enfant» [«Прости мне мой детский каприз» (фр.)].

Я медленно кивнула. Да, об этом я не рассказывала никому. И песни тогда звучали исключительно у меня в голове, я их даже под нос не мурлыкала.

– Ладно, - она сжала и разжала кулаки.
– Теперь моя очередь. М-м... В подростковом возрасте я попыталась сочинить стихи. «Привет тебе, серый и ласковый зверь...» Какая вторая строчка?

– «Решай же судьбу молодую», - буркнула я, чувствуя, что краснею.
– Да ладно, всё равно из этого ничего не вышло.

Она кивнула, так же смущённо усмехаясь. Да, свой первый и единственный опыт стихосложения я не только никому не показывала, но и вообще постыдилась записывать на бумаге. Ибо его вполне хватило, чтобы понять - стихи мне сочинять противопоказано.

Мы опять помолчали.

– Ладно, - сказала я наконец, - ладно. Пусть мы полностью идентичны, и воспоминания у нас общие. Но в какой-то точке они должны расходиться? Раз нас двое - значит, когда-то они разделились?

– И это случилось недавно, - кивнула вторая Женя.
– Та процедура? У Петра Викторовича?

– Скорее всего. После неё я в первый раз тебя и увидела.

– А я тебя. Но не сразу, а пару дней спустя. А эти два дня я спокойно прожила дома с мамой и папой. А ты где была в это время?

Я открыла рот - и запнулась. Велик был соблазн сказать - дома, как и ты. Но в том-то и дело, что я не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, где я была, и что делала в этот период. Я его просто не помнила.

– Не знаю, - призналась я.
– Меня ограбили. Брызнули в лицо какой-то гадостью, и у меня провал в памяти на эти два дня.

– Или тебя просто не было, - с торжеством заключила она. Я подавленно промолчала. Я не верила в то, что я - откуда-то взявшийся двойник, но крыть в эту минуту мне было нечем.

– Может, всё же выпьешь чаю?
– с великодушием победительницы предложила Женя, и когда я кивнула, поднялась.
– Но хоть саму операцию-то помнишь?

– Нет. Вот как мы с Максом на него ехали - помню. Они с Петром Викторовичем выдернули меня из гостей. Мы были тогда у Захаровых...

– У Захаровых?
– она обернулась от чайника.
– У Маргариты и Валерия?

– Ну да.

– Вы были у них в гостях? Они же с папой друг друга терпеть не могут!

– А ты что, сама не помнишь?

Она помолчала с минуту. Потом сказала:

– Нет.

– Ага, - я почувствовала, что вновь обретаю ускользнувшую было почву под ногами.
– А что помнишь? Сам обряд обретения новой способности помнишь?

– Да.

– А перед ним что? Что-нибудь в тот день?

На это раз Женя молчала довольно долго. Чайник успел вскипеть, и она налила две чашки и села напротив, прежде чем наконец ответила: