Охотничьи угодья

Еще до того, как Дана открыла упаковку, было очевидно, что внутри картина. Небольшая. Десять дюймов на двенадцать, в дубовой рамке, на пару оттенков темнее, чем стол. На картине изображен морской пейзаж.

— Папа просил передать тебе, что это то, что он помнит, — пояснил Чарльз. — Хотя возможно, он немного перепутал некоторые детали.

— Я не знала, что маррок рисует. — Голос Даны прозвучал… глубже, хриплым от возраста. Ее руки дрожали, когда она прикоснулась к картине. Сила фейри, которую Анна так сильно ощущала всего несколько мгновений назад, исчезла, словно ее никогда и не было.

— Он не рисует. — Чарльз покачал головой. — Но у нас в стае есть художник, и у него дар рисовать по описанию других людей. А мой отец очень хорошо может обращаться со словами.

— Я не знала, что твой отец когда-либо был там. — Голос фейри звучал потерянно.

Чарльз пожал плечами.

— Ты же знаешь, какой он. Никто не замечает его, если он сам этого не хочет. И он бард. Он везде бывает.

Дана подняла голову, ее глаза были опухшими, нос красным, хотя по щекам не текло ни слезинки. Она выглядела очень по-человечески.

— Как он узнал?

Чарльз поднял обе руки.

— Кто знает, как мой отец во всем разбирается. Он думал, это тебе понравится.

Дана снова посмотрела на них, и по ее виду невозможно определить, довольна она или нет, хотя точно была подавлена и потрясена.

— Мой дом. Его давно нет. Разрушенный магией, источник пересох столетия назад. На его месте сейчас городская улица, которая носит название сотни других улиц в сотне других городов. Я думала, что все воспоминания об этом утрачены. — Она прикасалась к картине так, как Анна — к Чарльзу: легонько, опасаясь боли, но не в силах сопротивляться ее притягательности.

Она наклонила картину, чтобы им обоим было лучше видно. Берег глубокого озера, синий цвет неба почти переходил в черный. Это произведение искусства было более простым, чем картина, над которой работала Дана, а холст намного меньше. Но простыми мазками кисти художник уловил неземную красоту, которая превратила маленькую картину в окно в фантастическое место. Место, в котором Анне не были рады, но каким-то образом оно соответствовало хищному взгляду, который она мельком заметила в глазах Даны.

— Передай своему отцу, — сказала Дана, возвращая свое внимание к картине, — что я постараюсь вернуть ему подарок равной ценности. И приношу свои извинения, если этого не сделаю.

***

— Ну что ж, — произнесла Анна, когда они благополучно отправились в путь. — Это было… тревожно.

— Она тебе не понравилась?

Анна посмотрела на Чарльза, затем снова обратила внимание на дорогу. Когда заклинание фейри коснулось ее, Анна хотела понравиться ей, заискивать у ее ног и ждать крох доброты. Все остальное время желала убить фейри за флирт с Чарльзом, за то, что та спала с ним.

Анне хотелось заползти в темную нору, чтобы больше никогда не беспокоить братца волка своим присутствием, и это глупо. Он не отвергал ее. Совсем нет. Но в его предостережении чувствовалось такое пренебрежение. Его внимание было приковано к Дане.

Дана — фейри, Серый лорд, уверенная в себе и могущественная. Не двадцатитрехлетняя женщина с неполным образованием, которая после трех лет в стае не знала даже четверти того, что ей следовало, о том, как быть оборотнем. Она не подходящая пара для Чарльза.

Но она не стала говорить все это Чарльзу, не желая показаться глупой дурочкой, которая требовала к себе внимания.

К счастью, она смогла ответить на его вопрос, не выдавая того, что действительно беспокоило ее в фейри.

— В Чикаго, в Брукфилдском зоопарке есть домик для рептилий. Однажды в детстве я ходила туда на школьную экскурсию. Там жила зеленая мамба. Это была самая красивая змея, которую я когда-либо видела, не броская, просто такого неописуемого оттенка зеленого и настолько ядовитая, что если она кого-то укусит, обычно не хватает времени, чтобы ввести противоядие.

— Ты думаешь, Дана красива? — задумчиво спросил Чарльз. — Я бы сказал, у нее интересная внешность, но не красавица. Немногие из фейри красивы со своим гламуром. Красота не очень хорошо сочетается с чарами. И фейри, как и мы, потратили много времени, чтобы научиться прятаться у всех на виду.

Анна смотрела перед собой.

— Она красивая. Самодостаточная. В зале, полном кинозвезд, каждый бы посмотрел на нее в первую очередь.

Анна чувствовала на себе его пристальный взгляд, хотя сама смотрела на дорогу.

— Это доминирование, — сказал он. — Не красота.

— Нет? — Она обогнала парней на «Феррари». Обидевшись, они с ревом подъехали к ним сзади так близко, что Анна видела, что одному из них следовало бы побриться.

— Красота не всегда дается легко. Возьмем, к примеру, Паганини.

— Это музыка.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Чарльз не вел легкую, приятную беседу, и ей понравилось, как он обдумал то, что она сказала, вместо того, чтобы просто позволить ей продолжать в том же духе.

— Я видел ее без магии, — сказал он ей, наконец. — Возможно, благодаря этому могу замечать более тонкие вещи. Мы стали любовниками, потому что я нашел ее интересной. — Он наблюдал за ее реакцией.

В то утро Анна бы точно объяснила бы ему свои чувства по поводу того, что он описывает бывшую любовницу. Но с тех пор она мельком видела его всего на пирсе, хотя изо всех сил старалась не смотреть. Никто не должен стоять полностью обнаженным перед другим человеком.

Но она заметила кое-что неожиданное. Она знала, кто она такая, и знала, кто он. Дело не в том, что она не ценила себя, но Чарльз был силой природы.

И он беспокоился, что она никогда не сможет увидеть, кто он есть, и полюбить его, потому что смотрел в зеркало и видел только убийцу. Только поэтому он прятал связь между ними. Он любил ее без всякой причины и не ожидал, что она полюбит его в ответ.

Он просто ждал, когда она поумнеет и уйдет.

Анна была в ужасе, как будто ей подарили изящное и ценное стеклянное украшение и любое неверное движение могло его разбить. Она чувствовала, что это украшение следовало отдать в более сильные и умелые руки, которые не причинят ему вреда. Но все же быстро застолбила свои права перед Даной.