Охотник и его горгулья

Сегодня я вычеркнул… даже не так. Я вымел из своего прошлого гору мусора и безумно рад этому.

В Вольнице подходила к концу дневная смена. Свободные охотники разбредались по домам. Ньего шуршал бумагами в кабинете. Тирель с Нюкой в гостевой комнате с криками и руганью делили гонорар от конкурса бардов. А именно - выбирали по каталогу новый магоход и спорили по поводу модели экипажа для меня любимого. Заботясь о своем здоровье, я решил им не мешать.

Странно, не хочется даже выпить, чтобы отметить списание отработавших свой срок сожалений и надежд. Тихо, спокойно, пусто. Сегодня меня не тронул даже пускающий слюни и гадящий под себя Дириин Блас, хотя раньше я подолгу переживал, если преступникам назначали подобную казнь.

Я сидел в кресле в центральной зале Вольницы, перелистовал газету, не глядя в текст, и не заметил, как крадущейся походкой вошел мужчина. Он плавно перетек в кресло напротив: весь беспросветно черный. Черный облегающий костюм без единой зеленой детали, черные до синего отлива волосы, зачесанные на бок, черные цепкие глаза. Любой житель Шеехра и Шальты узнал бы в незваном госте человека-оборотня, Мастера-дракона - существо, облаченное властью, коей позавидовали бы земные короли.

Я не удивился визиту, отложил газету, привстал для поклона и только тогда произнес:

–  Ясного вечера, Сальвадор.

Гибкие пальцы смяли мягкие подлокотники кресла. Гость подался вперед и мягко улыбнулся.

–  Ни капли не изменился, Ванек. Разве что серьезности на мордашке прибавилось.

Он всегда называл меня Ваней, Ваньком, Ваняткой. Поначалу я сердился, не понимая смысла странного прозвища, пока Мастер не пояснил - это имя из его родного мира. С тех пор я больше не возражал, не мешая Мастеру быть сентиментальным.

–  Я от Солева. Он передает тебе это.

В мою ладонь легла возникшая из ниоткуда прозрачная стеклянная колба с зеленой кисточкой на черной пробке. Внутри лежали свернутые листы бумаги.

–  Твой учитель обеспокоен. Я тоже.

Хм, по твоему бархатному, обволакивающему баритону не заметно.

–  Аллидия отдала нам записи Дильтара Гареса. Зашифрованные. Мы убили два вечера, пока подобрали ключ к шифру. Зато у тебя есть перевод.

Черные угли глаз изучали каждою черточку моего лица, не упускали ни малейшего жеста, словно выискивая подвох. Мастер-дракон, так ты во мне дырочку пропалишь. Знаешь отлично, я иногда жалею, что не принял твое предложение когда-то неизмеримо давно, когда мне было тринадцать. Солев тогда воспротивился, не пожалел делиться учеником (единственный раз в жизни он ограничил моей выбор). К нему присоединилась мать, желавшая "дать ребенку нормальное детство". А я струсил и отказал. Ты не стал предлагать дважды.

–  У тебя по прежнему лишь две третьих от номера ячейки?
– спросил он.

Я с гордостью продемонстрировал ему ладонь, на которой вспыхнула и погасла черно-зеленая комбинация букв и цифр.

Он удовлетворенно кивнул и встал. Я встал следом, но он остановил меня взмахом руки.

–  При случае не стесняйся, зови. Мне в радость помочь ученику друга. Да, - высокий лоб Мастера нахмурился, - как умудренный жизнью человек я должен был посоветовать тебе никогда не доставать из ячейки отцовский подарок. Стереть номер с руки. Но ты Охотник, а в твоем роду это выше, чем должность. Это призвание.

Я распахнул рот для благодарности, но Сальвадор исчез. Только что стоял напротив, а сейчас даже движения воздуха не чувствуется, словно Мастер мне привиделся.

Ладонь холодила колба с расшифровкой записей. Я не решался вынуть пробку, пока Ньего, не сомневаюсь - слышавший весь разговор от первого до последнего слова (вот отчего в Вольнице отсутствуют двери), не высунул длинный нос из-за шторы и не фыркнул:

–  Читай, не тяни!

Ах, то- то тихо. Даже горгулья с напарником позабыли про обоюдно приятную ругань. Хорошо, Тарв… Тьфу на тебя, вурдалачье отродье! Откуда ты взялся? Лыбишься во всю лягушачью физиономию!

Я сделал глубокий вдох и потянул за кисточку. Пробка со звонким "чпоком" вылетела наружу. Я торопливо развернул послание. Кривобоким почерком учителя были густо исписаны две станицы.

Радостных дней тебе, Ванитар!

До недавнего письма я даже не задумывался, что именно содержится в послании твоего отца. Обычно в таких коробах родители зачаровывают милые семейные реликвии наподобие бабушкиных перстней, локонов волос и портретов себя любимых в юности.

Но едва Сальвадор зашел с твоим письмом, мы стали искать хоть какие-то намеки на содержимое короба. У твоей матери (вот уж запасливая личность) среди множества бумаг и портретов обнаружился путевой дневник Дильтара.

Это верно. У моей матушки никогда ничего не теряется. Особенно, бумаги. Она бережно хранит "для сына и его детей" портреты каждого года моей жизни, вырезки из газет, повествующие о важнейших событиях в мире, собственноручно записанную хронику нашей семьи, продолжая записи пра-прабабки. Неужели она всерьез считает, что это мне понадобится? Хотя, понадобилось же!

На самом деле бумаг немного. Всего-то три увесистых папки. Не удивительно, что отцовские заметки оказались погребены в братской могиле информации.

Мы с Сальвадором сумели подобрать ключ к шифру. Но о твоем предполагаемом наследстве там сказано немного. Сокращу ненужное описание, как твой отец путешествовал в джунглях Орры (захочешь - сам прочтешь, как в гости соберешься) и набрел на некогда вымерший от неизвестной болезни город. Там в храме дикарской веры он отыскал некий артефакт, который, как мы считаем, вложил в серебряный короб.

Для большей убедительности привожу цитату:

"Кулон выглядит в виде золотой пирамидки на цепочке тонкого плетения. В пирамидке семь граней. Она разделена на два свободно вращающихся сегмента. По линии разделения нанесены символы и буквы на древнем языке Дубового Края. Я безуспешно пытался прочесть их, пока не отыскал записи жреца. Надпись гласит: "Верь мне безоговорочно".

Уже в следующем селении я испробовал раздобытый артефакт. Результат превзошел все ожидания. Триста человек обратились в истинную веру, едва я совместил буквы на пирамидке. Мне было достаточно произнести пару фраз, и все от младенцев до немощных стариков отказались от дикарской веры, сожгли старый храм и умоляли меня поскорее прислать к ним служителей веры во Всевеликого бога и его светлую спутницу.

Постепенно продвигаясь к густо заселенным территориям, я понял - раздобытый артефакт опасен прежде всего для веры, так как он даст в руки излишнюю власть. Наши жрецы и без того проигрывают бой жрецам Неназванных богов из-за чрезмерной тяги к роскоши. Легкие победы развратят их, дадут соблазн бросить вызов Орденам. А это уже начало войны.

Я верю, что через двадцать-тридцать лет общество станет более гуманным и терпимым, потому принял решение сохранить кулон для сына. Он сам решит, как с ним поступить".