Охотник

— Потроха у него, по-моему, были в порядке, — отвечает он.

— Понятно, с чего ты это взял, — говорит Март Бобби. — Мамка твоя слыхала от Клоды Мойнихан. Я знаю, потому что это я ей сказал. На дух не выношу эту суку, хотел выкурить ее от Норин, чтоб можно было спокойно закупиться, и ясно было, что она рванет всему свету докладывать, пока Норин за это не взялась.

— Так что же Нилон думает? — спрашивает Сенан у Кела.

— Это ты мне скажи, — говорит Кел. — Ты, может, больше моего знаешь. Что Нилон думает?

— Он думает, что сделал это кто-то из здешних, — говорит Франси, — вот что он думает.

Как только он смолкает, следует краткое молчание. Пи-Джей отскребает что-то от столешницы; Март вылавливает мошку у себя из стакана.

— Ха, — говорит Кел, ощущая, что от него ждут отклика. — Откуда ты знаешь?

— Оттуда, что ватага его ходит по всей округе и расспрашивает, кто был на горе позавчера ночью, — говорит Сенан. — Ни в Нокфаррани, ни в Лиснакаррахе, ни за рекой не спрашивают. Только здесь.

— Он разговаривал про это жуть как странно, — говорит Пи-Джей, чеша в затылке и вспоминая. — Он не спрашивал: «Был ли ты на горе? Знаешь кого, кто был?» На такое мне понятно, как отвечать. Но оно-то вот как: «Что тебе там было делать посреди ночи? Был ли у тебя здравый повод там находиться? А соседи твои, у них какой повод?» Не понимал я, как ему отвечать, вообще и совсем.

— Он стремился тебя запутать, — говорит Франси. — Умная тварь парняга тот.

— Само собой, я-то на горе уж всяко, — говорит Малахи, — мне повод не нужен. Они ко мне пришли спрашивать, какие машины мимо моего дома проезжали в ту ночь — с этой стороны или, наоборот, вниз. Та сторона их не интересовала, тамошние могли наркоту гонять на горку и с горки, Нилону дела никакого. Он вот с этого места глаз не сводит.

Все наблюдают за Келом. Тот смотрит на всех, рот держит на замке. Байка Трей пустила корни и теперь разрастается под землей, выпускает усики.

— Так вот, понимаешь ли, — говорит Март, откидываясь на спинку и глядя на пятна сырости на потолке, — вот эта часть меня удивила. Чуйка у следователя Нилона жуть какая конкретная, и я не вижу причин, с чего бы. Тему с золотом, насколько я слыхал, он не поднимал, если кто и заикался про это при нем, он страсть крепко помалкивает. Так что же его подтолкнуло так сосредоточиться на нашем уголке? — Март нацеливает на Кела вопросительный взгляд.

— Что угодно могло быть, — говорит Кел. — Может, отследили движения мобильника Рашборо и выяснилось, что он всю ночь был тут. А может, просто потому, что он в основном тут болтался.

— Или у него свидетель есть, — говорит Март с нотой задумчивости в голосе, будто слово это иностранное и интересное. — Что бы это значило, Миляга Джим? Что свидетель бы засвидетельствовал?

Кел, чтобы смотреться по-мужски и уважить остальных, пил быстро. Невзирая на гамбургер, бухло начинает его догонять. Внезапно и ярко он чувствует — как, он не сомневается, и предполагалось — обособленность своего положения. Нилон косится на него, потому что считает Кела местным, а местные косятся на него, потому что считают его легавым, тогда как на самом деле Кел ни тот ни другой и пристанища ему искать негде. Чьи бы фургоны ни встали в круговую оборону, Кел остается снаружи, впотьмах среди шныряющих хищников. Его это не пугает — к страху Кел всегда относился практично, приберегая его до той поры, пока опасность не станет осязаемой и под боком, — но обособленность сидит так же глубоко, как и страх. Кел знает, что деревня за окном мала и кипит людьми и их проделками, однако сегодня что-то в горячем закатном свете, бьющем в витражное стекло, подразумевает бескрайнюю, лишенную черт пустоту, будто Кел мог бы выйти за дверь и шагать хоть до смерти, не увидев при этом ни единого человеческого лица и ни единого места, что дало б ему кров.

— Понятия не имею, — говорит он. — Мыслей читать я не умею. Кто сказал, что у Нилона есть свидетель, у того и спрашивайте.

— Тут жуть сколько возможностей, — говорит Март со вздохом, — когда имеешь дело с такими, как Падди Англичанин. За мудаком этим даже за мертвым не уследишь. В том человеке показалось мне столько оттенков стремного, что и не знаешь, за каким приглядывать. — Искоса смотрит на Кела. — Скажи-ка, Миляга Джим, а Терезе твоей он как пришелся? Ясное дело, она его повидала поболе всех нас, раз уж он друган ее папаши был. Не говорила, что он стремный?

— Канешно, не говорила, — влезает Малахи. — Кабы ей при нем не по себе было, дружочек наш его к ней и близко б не подпустил. Верно?

Кел чувствует, как, подобно жаркому мареву над дорогой, нарастает опасность.

— Мне никакую малую незачем слушать, я сам видел, что мужик скользкий, — говорит он. — До этого я допер самостоятельно.

— Допер, — соглашается Март. — Ты мне говорил про то аккурат у той стойки, что замашки тебе его не нравятся.

— Геморрой один с этим Рашборо, — внезапно и пылко заявляет Пи-Джей. — Я им сыт по горло был и до всего этого, а теперь и того хуже. У меня с этой засухой и так забот полон рот. Зимний запас скармливаю, если так оно и дальше будет, придется продавать скотину. Нет у меня сил думать ни про что другое. Он заявился сюда, отвлек меня, вселил надежду. Теперь помер, а все равно меня отвлекает. Хочу, чтоб он уже делся.

Пи-Джея обычно не слушают, но сказанное вызывает волну кивков и негромкое согласие.

— За тебя и всех остальных нас, — говорит Сенан, поднимая стакан. — Надо было выпереть этого мудака отсюда в тот же день, как он тут объявился.

— Молодой Кон Макхью напрочь сокрушается, — говорит Келу Пи-Джей, длинное его лицо иссечено беспокойством, — вот как есть. С такой-то погодой, говорит, ему, чтоб год подбить прилично, потребуется чудо. Он-то думал, дружок этот Рашборо и есть такое чудо вроде как.

— Ну и дурак, — говорит Сенан, закидываясь остатком своей пинты.

— Мы все так думали, — тихо произносит Бобби. — Ни к чему на Кона валить.

— Значит, все мы дураки.

— У Кона-то все шик, — говорит Франси. — Его хозяйка поцелует да приголубит, он и оправится. А вот Сонни — у него не шик. Сонни горазд болтать, но накрывает его страсть как жутко.

— Потому и не пришел тебя поздравить, — поясняет Пи-Джей Келу. — Он бы пришел, да только не в духе он.

— Сонни жалеет, что это не он Рашборо кокнул, — говорит Франси. — Он к нему пальцем не прикасался, но жалеет, что не взял ружье да не снес дружочка этого начисто.

— Да все мы жалеем, — говорит Сенан. — Этот дружок вкатился сюда, все ему поверили, что он наше спасение. А он все это время нас в жопу имал.

Молча наблюдавший из своего угла Март встрепенулся.

— Падди Англичанин — фигня, — говорит он. — Выкиньте из головы. Грызун-вредитель, не более того, занесло его на нашу землю, да и подстрелили его, туда ему и дорога.

— Не родич он мне, — говорит Бобби попросту и чуть печально. — Я мог бы и догадаться. Внутри-то я знал, просто не хотел. Как тогда Лену замуж звал. Про все, что меня крепче всего разочаровывает, я сам влет знаю.

— Ни родич, ни сосед он нам, никто, — говорит Март. — Никаких причин, чего б ему не попробовать было развести нас на деньги, как он бы мог кого угодно развести, на кого б ни наткнулся. Крысы так и делают — подбирают все, что найдут. Вот Джонни Редди — другое дело.

— Малыш Джонни продал своих, — произносит Франси. Низкий медленный голос его проходит сумрачным рокотом по полу, по сиденьям и столу. — Мерзко это. Мерзкий поступок.

— Продал нас англичанину, не кому-то, — говорит Малахи. Мужиков это слово расшевеливает. Кел чувствует в воздухе что-то старое, байки слишком давние, не расскажешь, но в кости мужикам этим встроенные. — Согнал нас в стадо да и сдал ему, как скотину.