Охотники на дьявола
Шрифт:
Франк Браун встал и пошел по пустынным, безлюдным улицам. Придя домой, он выглянул из окна своей комнаты: в этот вечер за ним не было стражи.
Он разделся и лег. Однако заснуть не мог: события последнего вечера проносились перед ним.
Почему он не вмешался, когда Тереза призвала детей? Когда ее плеть рассекала до крови маленькие, тщедушные, голые тела? Когда она искусала губы Джино? Когда Скуро, эта пьяная скотина, пригвоздил ручку ребенка? Что его удержало?
— Это ни к чему не привело бы, — сказал он со вздохом.
— Что мог я один сделать против всей этой массы безумцев? —
На следующий день Франк поздно сошел вниз.
Хозяина нигде не было. С трудом он дозвался слуги.
— Где хозяин? — спросил Франк.
— В городе.
— Уехал или пешком?
— Нет, с почтой. Сегодня почтовый день.
— Почему же ты мне не сказал? Я бы тоже поехал…
В эту минуту раздался пронзительный рожок автомобиля.
— Когда он вернется назад?
— После обеда. Солнца уж не видать, но еще совсем светло.
— Прекрасно. Значит, он возвращается около 5-ти часов. — В 4 часа, когда солнце будет там, над Монте-Алме-го, ты снесешь мой сундук на шоссе… Но ты должен сделать так, чтобы никто тебя не заметил. — Вот тебе 10 крон… когда я буду в экипаже, — ты получишь еще столько же…
Франк медленно пошел по деревне. Нигде не видно было ни души; пустынной и вымершей казалась деревня. Только у ручья он заметил кого-то; то был Джиованни Ульпо, который усердно растирал грудь и спину каким-то зловонным салом. Его рубашка, выстиранная в ручье, сушилась тут же на дереве.
— Почему никого нет на улицах?
— Все сидят теперь дома: готовятся и надевают праздничные платья.
— Разве сегодня праздник?
— Да, — ответил спокойно Ульпо. — Праздник Терезе. Она взойдет сегодня на небо.
— Что же будет?
— Не знаю. Сначала похоронят Джино. Будет процессия. Больше я ничего не знаю.
Франк Браун повернулся, намереваясь уйти.
— Ах, да. Вы что же, забыли меня? Или пророк снял с меня охрану по случаю торжественного дня?
Ульпо с ужасом посмотрел на Франка. В одну секунду он вскочил и, не говоря ни слова, побежал в дом пророка.
— Я сделал большую глупость! — подумал Браун.
Когда он вернулся домой, под его окном стояли Ульпо и еще пять парней. Они были усталы и разбиты, но взгляд их показывал, что они не собираются оставить свой пост.
Франк Браун поднялся к себе. В первый раз он почувствовал страх: «Что если ему не удастся уйти?»
В это время к нему постучали. В комнату вошли Ульпо и Пасколь.
— Что вам угодно? — спросил Франк вошедших.
Они просили его пойти на похороны.
— Нет, я не пойду! — воскликнул было Франк, но потом одумался: похороны могли представить удобный случай затеряться в толпе и — скрыться. Он согласился…
Парни вышли. Франк бросился на кровать и стал обдумывать план бегства. Ему стоило огромных усилий заставить себя спокойно
думать. Он решил во время погребения стать возможно дальше от центра и затем постепенно, шаг за шагом подвигаться назад ближе к выходу с кладбища; когда же все запоют или начнут истязаться — он быстро ускользнет.В этот момент он услышал на лестнице шаги. Ульпо пришел за ним. Франк наскоро умылся холодной водой, несколько успокоился и сошел вниз. Перед домом стояли 12 парней с Ратти во главе. На каждом из них был накинут кусок холста с дырой посередине для головы; в руках они держали по большой свече. Во главе шел Ратти с шашкой наголо, за ним шли в ногу остальные; Франк Браун шел посередине между Паскалем и Джиованни Ульпо. Они шли сначала к пророку.
Все окна большой комнаты были плотно завешены, только несколько свечей слабо освещали ее; в заднем конце на двух стульях стоял маленький, коричневый гробик, в нем лежал, весь в белом, бедный Джино. Его лицо было умыто, только волосы местами слиплись от крови; руки его были спрятаны под холстом.
В комнате было много народу; мужчины и женщины были облачены в белый холст. Все молча, как белые тени, двигались взад и вперед.
Из-за двери донесся шепот — и в комнату вошли Венье, Скуро и еще несколько человек; за ними шел Пьетро Но-склер. Этот последний выглядел очень комично. Он был в ярко-красном плаще, небрежно заброшенном за левое плечо.
Сверху на нем был надет женский пояс, на голове красовалась большая бумажная корона, обклеенная золотой бумагой; в правой руке пророк держал короткую палку, густо обвитую ветвями — она должна была изображать скипетр.
Пророк медленно приблизился к гробу, постоял там некоторое время и обернулся назад. В эту минуту пришла вниз Тереза. На ней был тот же плащ, что и вчера, покрытый пылью и грязью и почерпавшими пятнами крови; по-видимому, она не снимала его всю ночь; волосы ее рассыпались, на голове была такая же корона, как и у пророка. Глаза ее были закрыты, губы шевелились, шепча молитву, она двигалась медленно и с трудом, словно падая под тяжестью страданий. Подойдя к гробику, она опустилась пред ним на колени и положила на него голову и руки.
Пророк выступил вперед и едва слышно стал говорить о жертве, о спасении души и вечном блаженстве; затем он опустился на колени рядом со святой; все тоже опустились на колени и молча молились…
Первым поднялся пророк; две девушки помогли встать Терезе; она положила им на плечи руки и смотрела, как Венье и Альвасси взяли и вынесли гробик. Процессия тронулась. Все шли босиком и с непокрытыми головами, у каждого в руке было какое-нибудь оружие. У одних были прутья и плети, у других — длинные вилы и топоры.
Кладбище спускалось по склонам горы узкими терра-самн; на нижней зияла свежая могилка, предназначенная для Джино. Паскаль прыгнул в нее, и ему подали туда маленький гробик.
Пророк выступил вперед, но не успел он ничего сказать, как Тереза громко спросила:
— Имеете вы крест для Джино?
Все переглянулись, а портной покачал головой:
— Нет, никто не подумал об этом.
Святая оглянулась вокруг и обратилась к представителям общины:
— Вы должны сделать крест, большой — больше, чем какой бы то ни было на кладбище.