Охотники на дьявола
Шрифт:
— Ты стара и больна, — сказал Пьетро. Но она не выпускала его руки и беззвучно молила о чем-то. Наконец, она у кого-то достала карандаш и клочок бумаги и написала: «Ты сказал, что мы все должны пролить свою кровь. Почему же ты сам отталкиваешь меня?»
Пророк колебался. Немая упала перед ним на колени и крепко обняла его ноги.
— Ты должен сделать это! Ты пророк! — воскликнул Ронхи.
Пьетро опустился на колени рядом с нищей. Оба жарко помолились.
Американец вскочил и крепко зажал в правой руке прутья с шипами. Закрывая глаза, он быстро, безостановочно опускал удар за ударом на несчастную старуху. Ее искривленное тело извивалось у его
Тогда свершилось оно…
Сибилла Мадруццо сначала стала на колени, потом встала во весь рост. И ее тело, сведенное ужасной судорогой, теперь, через 30 лет, вдруг выпрямилось.
Пророк стоял перед ней, весь дрожа; прутья выпали из его рук.
И громко, отчетливо раздались ее слова:
— Господь благословил меня твоею рукою. Да будешь благословен ты!
Она поклонилась, взяла его руку и смиренно ее поцеловала.
Страшная тишина наполнила комнату. Все стояли, как оцепенелые. Вдруг Джиованни Ульпо воскликнул:
— Чудо! Пьетро совершил чудо!
Глухим ревом стоял общий крик:
— Чудо! Чудо!
Все бросились вперед. Каждый хотел видеть в глаза исцеленную и прикоснуться к пророку.
В этот момент раздался призыв пророка:
— На колени, братья и сестры! Совершилось чудо!
Все запели пасхальную песнь…
Песня мощно росла, словно желая пробиться сквозь стены, снести крышу и подняться, улететь из долины — к высоким небесам.
Франк Браун поднял Терезу со стула; ему пришлось почти нести ее: она едва передвигала ноги и, казалось, каждую минуту готова была упасть.
Улицы были пустынны. Со стороны дома Американца опять доносились нестройная музыка и пение.
Когда она пришла домой, он спросил:
— Знаешь ли ты жизнь святой, имя которой носишь?
Она отрицательно покачала головой.
— В таком случае я расскажу тебе.
Он достал из книжного сундука толстую книгу и пару тетрадок.
Тереза взяла толстую книгу и с любопытством прочитала заглавие: «Acta Sanrtorum».
— Ты будешь читать из нее?
— Да, я хочу рассказать тебе о святой Терезе и о других благочестивых женщинах.
Она погладила его по руке.
— Быть может, ты лучше споешь?
— Нет. Я не хочу петь. Слышала ли ты что-нибудь о Луизе Лато?
— Нет.
Она все еще пыталась уклониться от разговора с ним о священных предметах. Но он не отставал от нее.
— Ты хорошо знаешь образ святого Франциска? На нем изображено, как святому мужу является Богоматерь и он получает стигматы Спасителя.
— Да, знаю.
— Так вот, этой великой милости удостоился не только он, но и многие другие верующие души, особенно набожные женщины.
Тихим, вкрадчивым голосом он начал ей рассказывать о Жанне Деланис, о Маргарите Алакок, о святой Терезе, жизнь которой была благословенна частыми видениями.
Он держал ее руку и чувствовал, как она понемногу сдавалась. Она слушала, и к ней возвращался тот тихий мистический восторг, которым она вся трепетала, сидя у ног священника.
Страх слышался в ее голосе, когда она прошептала:
— Я полна прегрешений. Думаешь ли ты, что я могу спастись?
Он ответил серьезно:
— Да,
я так думаю. Послал же Господь дух пророка Илии в душу Пьетро Носклера. Кто знает, быть может, святая Тереза вновь оживет в тебе?Картина собрания вдруг пронеслась перед ней; она окончательно потеряла покой.
— Рассказывай дальше, — торопливо заговорила она, — расскажи мне о благочестивых женщинах.
Он начал.
— Во времена святой Екатерины Сиенской ей явился однажды Спаситель и сказал: «Я сделаю твою жизнь полной таких поразительных чудес, что невежественные, плотски живущие люди откажутся верить тебе. Я украшу твою душу таким обилием милостей, что само тело почувствует влияние их и будет жить совсем необычным образом». И святая долгие годы, до самой смерти, не пила и не ела: сияние Спасителя одно питало ее. То же было и с Луизой Ла-то: она питалась лишь святыми дарами и отвергала всякую земную пищу. Каждую пятницу кровоточили ее святые раны на лбу, на левом боку, на руках и ногах. Тогда она созерцала Спасителя. Она видела Его одежды, Его раны, терновый венок и крест; видела Его коленопреклоненным и падающим, видела, как распяли Его на кресте. Но затем, когда она испускала свои последние вздохи, она увидала разверстые облака и в море небесного света Отца, заключающего Сына в объятия.
Глаза Терезы сверкали.
— Это, должно быть, прекрасно, — сказала она.
Он кивнул головой.
— Это — высшее счастье, какое может выпасть на долю человека. И удивительнее всего то, что самые ужасные страдания превращаются в высшее блаженство. Чувствуешь ли ты себя способной перенести подобное счастье, Тереза?
Она снова вздохнула:
— Я так полна грехов…
Он перебил ее:
— Есть только один грех против Бога.
— Только один? Какой же?
— Не быть в Боге.
Он говорили, и слова его были сладчайшим пением для Терезы. Ее грудь вздымалась, а пред глазами сверкало серебристое сияние.
— Что ты чувствуешь? — спросил он ее.
— Мне кажется, будто душа моя хочет улететь в объятия жениха.
Франк торопливо поцеловал ей глаза и сказал:
— Хорошо. Ты можешь уснуть.
Он быстро схватил ее левую руку и нажал усыпляющий центр у большого пальца.
Несколько секунд она сопротивлялась; затем уснула.
Франк Браун закрыл ей глаза и отложил книги в сторону.
Неподвижно сидел он на кровати и мечтал…
— Это будет! Это должно быть!
Он наклонился над ней, поднял ее голову, подложил под нее все подушки и спросили:
— Ты слышишь меня, Тереза?
Она пробормотала:
— Да.
Он говорил ей на ухо — быстро и повелительно. Часто он повторяли отдельные фразы медленнее и отчетливее. И снова прерывал себя вопросом:
— Ты слышишь меня? И ты сделаешь это?
И всякий раз получался послушный ответ:
— Да.
Иногда на ее губах появлялась улыбка, потом они снова сжимались от страха и ужаса. Он остановился и подумал; затем снова наклонился к ней и повторил в заключение кратко и резко все приказания.
— Теперь я разбужу тебя. Но ты будешь очень, очень утомлена. Твои глаза сомкнутся, и ты немедленно уснешь.
Он слегка подул ей в лицо. Она открыла глаза, взглянула на него и с улыбкой протянула ему руки. Было ясно, что она не сознает сделанного ей внушения. Ее наполовину поднятые руки опустились, глаза сомкнулись…