Океаны Айдена

Это часовой не спал. С другой стороны, было незаметно, чтобы он слишком бдительно нес охрану: он топтался на освещенном пятачке, иногда для порядка бросая взгляд на амбары и деревья. Скорчившись, Одинцов застыл под кустом, рассматривая стража и вспоминая воинов Р’гади, с которыми встретился в далекой южной степи. Те оказались настоящими бойцами, умевшими драться до последнего – то есть до смерти; а на что способен этот рослый молодец у тюремных дверей? Убить его проблем не составляло, но Одинцов нуждался в информации.

До рассвета было не больше часа, и он понял, что надо поспешить. Во всех странах, во всех мирах караул меняют с солнечным восходом, и к этому времени им лучше очутиться у скал или хотя бы на полпути к ним. Хорошо еще, что Ар’каста держат в домашней тюрьме, а не в казематах ад’серита, за прочными стенами с высокими башнями! Тогда пришлось бы вербовать наемников среди портового сброда и устраивать настоящую резню… Одинцов привстал и, выждав, когда темное облачко заслонит лунный диск, гигантскими скачками ринулся к двери харзы.

Страж не успел ни вскрикнуть, ни выставить копье. Он только заметил огромную тень, надвигавшуюся стремительно и бесшумно, страшную, как ночной дьюв; в следующий миг на его шею обрушился сильный удар, воин захрипел и покачнулся. Обхватив ксамита за плечи, Одинцов опустил его на землю, освободив от оружия. Кушак у пленника оказался длинный и прочный; он быстро связал часового и оттащил за угол.

Этому парню едва ли стукнуло восемнадцать. Кожа смуглого безбородого лица казалась нежной, как у девушки, выбившиеся из-под шлема волосы были мягкими, словно шелк. Но выглядел он крепким бойцом, таким же рослым и мускулистым, как те ксамиты, которых набирали в фалангу. Одинцов вспомнил ряды трупов в бронзовых шлемах, мертвых воинов, упорно сжимавших в руках свои длинные копья, и щека его дернулась. У половины из них во лбу торчали хайритские стрелы, а остальные были располосованы страшными ударами челей. Этот юноша тоже мог оказаться там, среди холмов…

Парень зашевелился, закашлял, и широкая ладонь тут же легла на его губы. Одинцов наклонился к самому уху пленника и негромко спросил:

– Жить хочешь?

Тот смотрел непонимающими глазами, потом вдруг прохрипел:

– Кх-то? Кх-то ты?

Вполне естественный вопрос, решил Одинцов, и представился:

– Дьюв. Чувствуешь, какая у меня холодная кожа? – Он приложил к щеке парня лезвие кинжала, и тот затрясся в непритворном ужасе.

– Д-дьюв… – Глаза у него закатились. – З-за м-мной?

– За изменником Ар’кастом. Ты мне не нужен, если будешь лежать тихо.

– Хр… хр-ро-шо… я н-не… н-не…

– Ты не против, я полагаю? Вот и отлично. Где ключи?

Пленник, видно, находился в таком состоянии, что этот приказ дьюва его не удивил; он только выдавил, глотая кровавую слюну:

– Т-там з-за-сов…

Одинцов глядел на него, задумчиво похлопывая по ладони клинком старого Асруда. Одно движение, и нить жизни будет пресечена; душа этого парня улетит в чертоги Айдена, царившего в южных пределах. Умчится в небо, как дым от погребального костра Найлы! Ей перебили спину, и она страшно мучилась перед смертью; он же отнимет жизнь у человека одним ударом. Одним-единственным!

«Режь!» – рявкнул Грим, безжалостный ветер битвы. «Пощади», – шепнул сердобольный Майр. «Подумай и взвесь», – сказал хитроумный Шараст.

Он подумал и взвесил – недолго, секунд тридцать. Парень видел его; первый ужас пройдет, и он догадается, что дьюв всего лишь ловкий похититель. Значит, неминуема погоня… С другой стороны, она и так начнется, когда сменят караул… Одинцов поднял лицо к небу, прикидывая время; оттуда на него смотрели звезды, а за ними светлым облачком маячила головка Найлы. Она молчала, но взгляд ее был красноречивей слов.

– Живи, черт с тобой, – пробормотал Одинцов, шаря за пазухой. Осторожно – чтобы не зазвенели! – он вытряхнул монеты на землю и сунул кожаный кляп в рот пленнику. Потом поднялся, подошел к двери, взял факел и отодвинул засов.

Там были ступени, а за ними, ниже уровня земли, начинался коридор. Здесь тоже были двери с бронзовыми засовами, и он принялся открывать их одну за другой, заглядывая в сырые холодные камеры. Пламя озаряло темные стены из массивных каменных блоков, низкие топчаны с ворохами какого-то тряпья, бадьи по углам, от которых тянуло застарелой вонью, и сороконожек длиной в ладонь, торопливо прятавшихся от света. Отца Р’гади он обнаружил в пятом отделении этого подвала. Похоже, южанин был без сознания – и, что хуже всего, ступни и ноги Ар’каста почернели и чудовищно распухли. Ожоги, определил Одинцов, – каленые железные прутья, щипцы или что-то в этом роде. Наверное, пара дней работы для медиков Ратона, но до Ратона нужно еще добраться! Он засомневался, сможет ли Ар’каст усидеть на коне.

В потайном кармашке его пояса были спрятаны два мягких патрончика с каким-то бальзамом Азасты Риэг. Одинцов свинтил крышку с одного, поднес к ноздрям распростертого на топчане человека и сильно надавил. Секунда, другая, третья… Веки Ар’каста затрепетали, потом он прошептал:

– Ты?.. – и снова: – Ты… откуда?..

– С Юга, – внятно произнес Одинцов. – С Юга, за тобой.

– С Юга… Не-ве-ро-ятно… – Даже сейчас он говорил на ксамитском.

Одинцов поднял его на руки, подивившись, насколько тяжелым и мощным был этот человек. Сильный мужчина, решил он; такого первая пытка не должна вымотать. Лишь бы Ар’каст усидел на коне…

Вытащив его из подвала, он торопливо направился к дороге, обогнув левое крыло здания. Теперь каждая минута работала против них. Баст уже склонялся к закату, а небо на востоке начало сереть. Р’гади, как было велено, ждала на обочине, за первым рядом деревьев; при виде отца она прижала ладонь к губам, подавляя стон.

– Скорее, – сказал Одинцов, – помоги мне!

Вдвоем они взгромоздили Ар’каста в седло. Одинцов набросил на него свой плащ, обмотал поверх веревкой и пропустил ее под брюхом жеребца. Ему показалось, что южанин выглядит теперь пободрее – то ли от свежего воздуха, то ли из-за целебного снадобья; он вцепился руками в повод и непроизвольным движением опытного всадника свел колени. Одинцов нашарил стремя, потом взглянул на распухшую босую ступню и только покачал головой. Нет, стремена придется отставить.

– Усидишь на лошади? – спросил он, проверяя, хорошо ли натянута веревка.

– Усижу… только… не быстро… – Ар’каст едва шевелил губами.

– Надо быстро. – Одинцов вскочил в седло и повернулся к Р’гади. – Едем к западной дороге, к той, что ведет в ущелье и к рудникам. Ты знаешь эти места, так что постарайся провести нас самым коротким путем.

Девушка кивнула и тронула пятками лошадь, но тут Ар’каст внезапно ткнул рукой в сторону Одинцова и прохрипел:

– Ты… кто?

– Аррах Эльс бар Ригон, сын Асруда.

– Сын Асруда… – Теперь он говорил почти внятно. – Сын Асруда из Айдена… Чудеса!..

– Поехали. – Одинцов подхлестнул жеребца и пустил рысью свою кобылу. Лошади затрусили по дороге, и сквозь мягкий топот копыт он расслышал, как южанин бормочет:

– Сын Асруда… из Айдена… А как насчет дочери Ар’каста? Дочери Ар’каста из Ксама?

* * *

Двигались они не быстро и, когда солнечный диск всплыл в небеса, до ущелья оставалось еще километров пять. Одинцов то и дело посматривал назад, опасаясь погони, но беда пришла совсем с другой стороны. Внезапно Р’гади вскрикнула, протягивая руку к встававшим впереди предгорьям, и он увидел, как там что-то сверкнуло. Яркая точка вспыхнула у самой вершины утеса справа от ущелья, исчезла и загорелась вновь.