Океаны Айдена

– Зеркало Эдна! – Смуглое лицо девушки побледнело. – И там тоже! – Теперь она показывала назад.

Обернувшись, Одинцов увидел такие же вспышки на востоке, там, где лежала Катампа; вероятно, эти сигналы подавали с какой-то башни. Гелиограф, мрачно подумал он, поднимая взгляд на Р’гади.

– Ты можешь узнать, что они передают?

С минуту девушка напряженно изучала настигший их блеск, потом повернулась к горам; вспышки на вершине утеса сверкали одна за другой. Глаза Р’гади были растерянными.

– Нет, я не понимаю… Это секретный язык… Есть много языков, на которых можно говорить с помощью зеркал, и этот мне не известен. Но отец должен его знать.

Одинцов посмотрел на Ар’каста. Южанин закрыл глаза, тяжело свесившись в седле и сжимая поводья окостеневшими пальцами; он явно был на грани обморока и видел перед собой только конскую гриву. Дать ему еще снадобья? Нет… Одинцов покачал головой. То, что осталось, Ар’каст примет тогда, когда они доберутся до тропы, иначе придется тащить его наверх по узкому опасному карнизу. Что касается сигналов, то смысл их был ясен: вряд ли в Катампе интересовались здоровьем горняков в медных копях.

– Там, в ущелье, застава, – Р’гади вытянула руку на запад. – Для охраны горной дороги и складов с рудой… Много воинов, тысяча или больше, и среди них есть всадники. А на скале – сигнальный пост…

– Сигнальный пост… – медленно протянул Одинцов. – Вероятно, пеших солдат отправят обыскивать горы, а конники устроят облаву на равнине… Надо торопиться, Р’гади!

Они потрусили к ущелью. Р’гади вела в поводу жеребца Ар’каста; его тело безвольно моталось в седле. Похоже, он таки лишился чувств, подумал Одинцов. Может, и к лучшему; теперь они продвигались быстрее и одолели последние километры за четверть часа. Не доезжая до скалистых круч, что стерегли тропу в ущелье, он резко забрал вправо, к морю, и принялся высматривать пирамидку из камней, сложенную вчерашним утром. Тогда он пешком выбрался к дороге минут за сорок, верхом же этот путь займет вдвое меньше времени. Правда, им то и дело приходилось объезжать камни и валуны, громоздившиеся у подножий утесов, но лошади были свежими и не капризничали. Одинцова беспокоило лишь состояние Ар’каста.

Свой столбик он увидел издалека и подстегнул кобылку. Отсюда начиналась тропа, и Одинцов мог уже разглядеть, как она едва заметным пунктиром тянется вдоль кручи, подымаясь все выше и выше к перевалу. Он втащит туда Ар’каста, даже если потом будет плевать кровью! В конце концов, сколько на это понадобится времени? Десять минут?.. Двадцать?.. Полчаса?..

Он оглянулся, чтобы проверить, как идут дела у Р’гади, и на миг застыл, приподнявшись в стременах: из устья ущелья вырвались всадники. Их было человек десять, и вся шайка тут же повернула прямо к беглецам. Ксамитов от их маленького отряда отделял километр, и они находились на расстоянии прямой видимости.

Подъехав к пирамидке, Одинцов спрыгнул на землю, вытащил кинжал и полоснул по веревкам, стягивавшим пояс и бедра Ар’каста. Тот мешком свалился вниз, что-то пробормотав в полубреду, – не человек, а тяжкий груз, который надо протащить пятнадцать сотен шагов по горной тропе. Одинцов уже представил, как делает это – в то время, как в спину ему летят ксамитские дротики.

С тоской поглядев на уходившую вверх тропинку, он опустил южанина на землю за большим валуном и повернулся к всадникам. Их предводитель на чалом жеребце скакал впереди, размахивая саблей, и что-то вопил; сверкающее лезвие веером крутилось над головой. «Ловок, – подумал Одинцов, нащупывая метательный нож. – Ну, этот будет первым!»

Р’гади тоже поняла, что схватки не избежать. Спрыгнув с лошади, она вытащила из седельного вьюка пару дротиков и проверила, легко ли выходит сабля из ножен.

Р’гади, единственный боец его крохотного войска… Похоже, они обречены; вдвоем не одолеть десяток конных солдат. Это сражение не походило на бой в степи, когда он прикончил ксамитских лазутчиков. Там сыграли роль внезапность, стремительная атака и волшебный чель. Да, и чель тоже! Одинцов недовольно покосился на свой меч; сейчас он отдал бы его – и полжизни в придачу – за арбалет и чель, оставшиеся в пещере.

Воин на чалом жеребце делал какие-то знаки саблей, угрожал или приказывал стоять на месте. Р’гади, прищурившись, глядела на него.

– Будем биться, дьюв? – В темных ее глазах он не заметил ни страха, ни колебаний.

– Будем.

Девушка подняла дротик.

– Я возьму четверых. Справишься с остальными?

Эта отчаянная девчонка не собиралась ни умирать, ни сдаваться!

– У них тоже есть дротики. И, кажется, луки, – молвил Одинцов, с сомнением покачивая головой.

– Спрячемся в камнях. – Р’гади кивнула на лабиринт валунов и гранитных обломков. – И потом, они не будут метать копья и стрелять. Они видели, как ты стаскивал отца с коня… они знают, за кем охотятся. Значит, попробуют взять нас живьем.

Это верно, отметил Одинцов, всматриваясь в переднего всадника. До него было метров двести, и он продолжал орать и чертить знаки в воздухе. Будто пишет клинком, мелькнула мысль.

– Они нас не боятся, – продолжала Р’гади. – Нас двое, а их – десять…

– Да, всего двое, – угрюмо подтвердил Одинцов. – Сейчас бы нам пригодились твои люди… те, что пьют пиво в кухне вашего дома.

– Что о них говорить! – Девушка пожала плечами. – Они там, мы здесь… И ни один ксамит не обнажит оружие против солдат эдора. – Она взглядом измерила расстояние до преследователей. – Конечно, пара-тройка бойцов нам бы теперь не помешала… ну, хоть один…

Один! Будто шаровая молния взорвалась под черепом Одинцова.

Сабля ксамитского конника чертила в воздухе на русском: Один, Один…

Один! Внезапно он перешел с галопа на рысь, потом на шаг и повелительно махнул клинком. Всадники остановились, а их командир вложил саблю в ножны и направился к беглецам.

– Едет на переговоры, – сказала Р’гади, раскачивая дротик. – Сейчас я его…

Одинцов схватил ее за руку:

– Не надо! Это мой человек. Еще один дьюв из Сибири!

– Ты уверен?

– Абсолютно. – Он выступил вперед и, когда до ксамита осталось шагов тридцать, крикнул: – Сергей Борисыч, ты, что ли? Снова явился? А ведь обещал, сукин ты сын! Обещал!..

Всадник натянул поводья. По внешности был он ксамитом в зрелых годах и, несомненно, опытным воином – щеку пересекал рубец.

– Я не Шахов, Георгий Леонидович, я Вася Шостак. – Он приподнялся в стременах, хлопнул по груди ладонью и поглядел на свои ноги. – Здорово! Лежал в саргофаге, и вдруг – бац! – и мчусь на лошади! Едва из седла не вылетел! А в голове… в голове сначала туман, а потом воспоминания, будто бы чужие, а все равно мои! Стал вас выглядывать, только рожи кругом не те, разбойничьи рожи, и никто на вас не похож. А Шахов обещал, что вы окажетесь где-то рядом, в пределах радиуса рассеяния, то есть метров триста. И тут я гляжу, за кем мои злодеи гонятся, и…

– С прибытием, Василий, – прервал его Одинцов. – Тело тебе досталось приличное, и вообще ты очень кстати. Банду свою можешь отослать?

Шостак наморщил лоб и на секунду задумался, словно перебирая чужие воспоминания. Затем помотал головой.

– Я у них вроде бы старший, но приказ все слышали – взять изменников живьем. – Он бросил любопытный взгляд на девушку. – Изменники – вы, красотка эта и кто-то третий, самый важный. Еще и награда обещана, за живых вдвое больше, чем за мертвых… Боюсь, не отступятся они, Георгий Леонидович, драться будут. А что тут у вас приключилось?