Окно в Полночь
Шрифт:
— Больше никого?.. — я посмотрела на бабушку с затаенной надеждой. И понимала, что все, но так хотелось верить, что он опять выкрутится…
Она отрицательно покачала головой. Что ж. Казалось, я была к этому готова, но… Не знаю, смогу ли привыкнуть к этой пустоте…
— Ты вернешься… домой?
Бабушка кивнула и провела руками по воздуху, изображая силуэт.
— Человеком? — уточнила удивленно.
Она вновь отрицательно мотнула головой и провела рукой по воздуху, словно гладя невидимую спину. Животное?.. Черт, Баюн… Бабушка, кажется, усмехнулась. Подлетела и хлопнула меня по спине, заставляя выпрямиться, приподняла
— Васек? — встревожено окликнул Игнат Матвеевич. — Васек, что там?
— Иду! — буркнула невпопад.
Она знакомо показала мне большой палец и рассыпалась ворохом красных искр. А на ее месте… Я стремительно отвернулась, глотая слезы. Истерзанное черное тельце, потухшие желтые глаза… Всего лишь кот, всего лишь оболочка для сущности… Но без них с Сайелом дом будет холодным и пустым. Я побрела к подъезду, поскальзываясь на замершем асфальте, и поняла, что не хочу. Не хочу домой, к елке, компу и одиночеству. Куда угодно. Хоть к родителям и Маргарите Степанове. Хоть к дедам. А лучше — к Альке. К живому и любящему. От саламандров тепло, но… это не то.
Пока я, поскальзываясь, шла через двор, вернулась метель. В проулках тревожно завыл ветер, развеивая дымку и принося привычную морозную свежесть, в воздухе замельтешили первые снежные хлопья. Я посмотрела на темные окна спящих домов. Нет, здесь явно не обошлось без фэн-шуя. И, если с погодой повезет, никто ничего не заметит. За ночь у нас легко выпадает двухнедельная норма осадков да метель наметет снега с соседних дворов. И никто ни о чем догадается. Или появится неожиданная городская легенда — об инопланетянах. Или о сектантах, которые настолько охамели, что в ночь перед Рождеством жгли костры и принесли в жертву черного кота… Я хлюпнула носом. Привет, кошмары, я соскучилась, добро пожаловать домой…
Игнат Матвеевич ждал меня у машины.
— Садись, Васек, — и открыл переднюю дверь. — Домой поедем.
— Но… — заикнулась я.
— Домой, — повторил он мягко. — Саламандрам не хватило сил сжечь все его силовые оболочки. Штук пять разлетелось по городу, а с ними — и пара прихвостней. Мы их найдем, но тебе лучше несколько дней побыть дома. Под защитой.
Я молча забралась в теплый салон. На заднем сидении спал, свесив голову на грудь, второй дед. И сердце снова свело жалостью.
— Неужели вы верили, что я, писец без опыта, и вообще… Смогу переписать прошлое?.. — спросила тихо.
Игнат Матвеевич завел машину и тронулся. Помолчал, выруливая из двора, и также тихо ответил:
— Дусе же это удалось. Такой же молодой и неопытной. Кеша тогда попал в аварию и лежал в коме. Врачи давали ему пару дней, а она… Она что-то смогла подправить в той истории. И он отделался парой царапин.
— И съехавшей крышей? — я мрачно посмотрела на темную дорогу и съязвила: — Да вы идеалисты. Романтики и оптимисты, — хреновы…
— У всех свои недостатки, — пожал плечами двоюродный дед. — А ты еще многого не знаешь о своих способностях.
И, словно ставя точку в неприятном разговоре, включил музыку. Лепс тоскливо и заманчиво завыл про рюмку водки на столе, а я с иронией посмотрела на невозмутимого родственника. Знаю — не знаю — какая разница? В чужую жизнь я все равно никогда не полезу, как и в чужую смерть. Судьба — штука сложная,
и от нее и за печкой не спрячешься. Изменишь здесь — подловит там, и только больнее будет.— Влада я с собой заберу, — Игнат Матвеевич притормозил у моего подъезда, а его брат снова пробормотал сакраментальное «Дуся…». — Сима все знает, не тревожь ее. Иди спать и не высовывайся из дома, пока не разрешим, — и строго смотрел на меня: — Поняла?
Я пожала плечами и выбралась из машины. Наверно, надо было поблагодарить за помощь и попрощаться… Но не стояло. Я захлопнула дверь и поспешила домой. Зажечь свечи для саламандров, забиться в угол и, если повезет, благополучно там сдохнуть. Ибо бесит. Всё. И все. Но не сложилось. По лестнице я поднималась медленно и устало, как на эшафот, а на ступеньках у двери квартиры меня ждали.
— Аль?.. — я не поверила своим глазам. Она же дома должна быть, спать и срастаться с сущностью!
— Вась, ну наконец! — она с трудом встала со ступеньки, держась за стенку, и обняла меня. — Ты опять сотовый потеряла, растяпа?
— Нет, — я глупо улыбнулась. Желание сдохнуть уныло махнуло лапкой и без боя сдало позиции крыше. — Я… дома все забыла, — и ключи, кстати… — К тебе торопилась…
Из глаз сестры снова плеснуло виной. Я молча обняла ее, ощущая биение сердца и пульсацию сущности, и зарыдала. Тихо, сухо и без слез. Похоже, они наконец кончились. Алька утешала, бормотала про «все хорошо», и во что еще верить, как не в это?.. И апельсины просыпались, и грузовик не зашиб, да. И, наверно…
Скрипнула дверь квартиры, и в освещенном проеме показалась недовольная физиономия Муза:
— Домой дуйте, — буркнул он. — Хватит завывать на весь подъезд. Всю нечисть распугаете. Если уже не распугали.
И все-таки… хорошо дома. Тепло, елка мигает гирляндами, бигусом пахнет… Алька быстро разделась и разулась, помогла мне снять мокрую куртку, посмотрела на Муза многозначительно и протянула:
— Надо выпить…
— Надо! — разом взбодрился он. — Вина?
— Водки! — решила сестра. — Но хорошей, никакого палева!
Муз крякнул одобрительно и исчез. А Алька, умильно заметив «Какой клевый!», повернулась ко мне и внушительно заявила:
— А ты — в душ! Греться и реветь, пока вся гадость не вылезет! А потом поешь и все мне расскажешь! Поняла? Все!
Хорошо, что в этом безумном мире есть что-то неизменное… Я ухмыльнулась, кивнула, но пошла не в душ. А в гостиную — зажигать свечи для своих хранителей и спасителей. Разноцветные огоньки рассредоточились по комнате, и над каждой свечой набух крошечный бутон. Черт, а если они все дружно «зацветут» и «распустятся»?.. Я одного-то саламандра едва выносила, а как быть с восемью?.. Задавят и числом, и опытом. Я потерла символ на щеке и смирилась с неизбежным. Инициация. И саламандровая история. Пока не зацвели.
Закончив со свечами, я обернулась и встретила угрожающий взгляд сестры. Да-да, уже иду. Мыться, греться и реветь, как было велено. Ночь обещает быть томной, да. Как и вся последующая «песцовая» жизнь. М-да. Но где наша не пропадала…
Эпилог
«Каждый день — подарок неба,
Каждый миг — игра судьбы,
Стань таким, каким ты не был