Окончательное решение
Шрифт:
Что иронично и порядком раздражало, против нас тоже сражаются в одном строю рабы и хозяева. Не все хотят справедливости. В мозг ворвался голос, мир затянуло помехами на несколько секунд.
— Алчные сбежать желают, трусость их ведет. Но они еще не знают, что их ждет…
Голос в голове часто комментировал ситуацию, иронизируя над происходящим, посмеиваясь над попытками противостоять их. Турианка всё еще не знала, кто это был, но очевидно тот, кто командует вторжением. И, стоп!
— Сбежать желают? Как? Там же блокада, мы сами видели!
Мир снова дернулся, когда её взгляд устремился вперед, по улицам и городам, и достиг космопорта. На котором стоят многочисленные корабли. Богатые корабли, на которые рабы заносили вещи. Ну
Они бегут? Просто так оставляют соотечественников и бегут? Нет, понятно, что аристократия должна была сделать именно это, но все же… Какие ничтожества. Приступ злости не проходил, он заставил её действовать.
— Нужно отомстить. Уничтожить их. Они бросят своих умирать и убегут. Несправедливо! Снова несправедливо! Нужно сбить корабли! — она попыталась бежать, но не смогла пошевелиться.
Боль сковала разум, и турианка упала на колени. В её разум ввинтились слова:
— Нет… Проникни туда. Разнеси мои споры… Их побег не имеет смысла. Им не спастись… Спасение — лишь иллюзия для трусов.
Уже немного привыкшая к отсутствию боли турианка была выбита из колеи, но удержалась на ногах. То, что всё может вернуться, что всё будет как раньше — пугало. То, что она потеряла контроль над собой, тоже пугало. Но еще больше испугала сама мысль об этом. Совсем недавно она была бойцом, которая была привычной к боли. Привычной к унижениям, а мерзким рожам батарианцев. А теперь её пугает отсутствие голоса в голове и само наличие чувств. Как много осталось от турианки Селинии? И с каждой мыслью сомнений было всё больше.
— Что я такое? Что ты сделал?
В голове лишь раздался смех. Ей не ответили. И все же это было привычно. Правильно. Вспомнилась боль, когда её тело било электричеством через имплант и пули рвали тело. Вспомнились удары электрокнута, как мир мерк и не было ничего кроме боли. И это было страшно. Она вспомнила, как её заставляли благодарить за то, что её избивают. И боль не прекращалась, пока не была сказана благодарность. Любое действие требовало благодарности, ведь, как ей объяснили, её направляют мудрые батарианские хозяева, и она должна благодарить их за этот мудрый урок. Она сопротивлялась, но боли было слишком много. Она не выдержала тогда и подчинилась. Это было унизительно, это была ложь, что делало ситуацию вдвойне унизительной, но ей не позволяли ничего делать, не позволяли уйти. Пока она покорно не приняла эту жизнь. Как и многие до нее.
А потом был покой. Была месть. Были искаженные страхом лица батарианцев, когда в госпиталь прорвались измененные, когда вирус начал пожирать тела раненых. Когда еще живые батары понимали, что болезнь пожирает их тела, ломает и перестраивает. Что они получили то, что заслужили. Покой и месть. Турианка расхохоталась, глядя в затянутое желтыми облаками небо. Небо не ответило ей, как и всегда. Никто не вспомнил о ней.
— Я безумна, да? — произнесла Селиния, глядя на то, как используя кары, измененные вполне ловко взлетают на здания, где еще остались живые обороняющиеся. Живые забаррикадировались в зданиях и держали круговую оборону. Но изменных было просто слишком много.
Облепив кар, её новые соратники проникают на верхние этажи и устраивают атаку со всех сторон. Казалось бы просто болезнь, паразиты, но действуют так скоординировано, словно годами тренировались сражаться в одном строю, и понимают друг друга без слов, с полужеста и даже без него. Так может быть, её нынешнее существование не столь плохое? Может быть, нет смысла отрицать себя, такая жизнь не столь плоха? Теперь она не одинока, верно?
Просунув руку под тяжелый серый плащ, турианка, по коже которой разошлись желтоватые вены, а грудная клетка превратилась в месиво из обломков костей, ткани и сросшегося мяса, вспомнила. Мертва, конечно же. Так что и жизнью это будет назвать неправильно. Её все забыли, её оставили. Даже батарианские хозяева, если они живы, уверены, что она мертва. И по сути, так и есть.
У
нее не осталось никого и ничего. И только странная желтизна отделяет её от всего этого. От боли и смерти. Осталась только месть батарианцам и новое единство. Единство в смерти и боли. Но батарианцы еще живы, есть кому мстить. И следует убедиться, что возмездие настигнет всех. Вздохнув, Селиния отправилась к одной из подземных парковок. Нужно поискать транспорт.Если батары сбегут, ничего хорошего не будет. Богатые удерут, как и положено, потом планете устроят бомбардировку. По крайней мере, она бы поступила так. Выжечь всех и всё. Заражение может поглотить миллиарды жизней, но без выхода в космос, далеко не улетишь. Противокосмическая оборона Кхар’Шана хороша. Кары в космос не выйдут, так что всё это будет заперто на планете. Уйдут только те, кто богат. Кому позволят бежать. Ничтожества.
На несколько секунд в голове турианки возникла мысль о том, что стоит оставить всё это на планете. Что не стоит выпускать заражение в галактику. А потом пришла другая мысль. О том, что её собственное правительство о ней забыло. О том, что кроганов почти истребили, а батарианцы убили и поработили миллионы турианцев, и им это простили. Вероятно, даже родные уже и не помнят о ней. И этому телу даже достойных похорон не будет. Не то, что памяти. Она давно опозорила себя ложью, ударами в спину, став ничуть не лучше животного. Давно уже не гордая воительница из «Кабала». Так было бы, что оплакивать. Она думала об этом, понимая, что сделает то, что должно.
И о том, что батарианцы просто спрячутся на любой из своих колоний. Да, ходили слухи, что у батаров где-то там было восстание, но это же глупость. Правительство так же сильно, на Кхар’Шане если что и было, этого не заметили. Здесь всегда был мир и порядок. И теперь они сбегут. Сбегут. Избегут мести. Не позволю!
Турианка нашла брошенный на стоянке грузовик и забралась в него. О, она же не пилот.
— Не важно это всё…
Рука, повинуясь рефлексам, сама легла на нужные клавиши. Двигатель уверенно загудел. Селиния улыбнулась, из-за неровно сросшейся и подсохшей кожи вышел не очень ровный оскал. Она несколько раз подставилась под пули и теперь тело стало еще менее похоже на живое. Благо плащ всё скрыл. Хотя лицо лучше беречь.
— Я умею пилотировать. Мне нравится.
И уже увереннее схватилась за механизмы управления грузовика. Еще парой клавиш вывела на экран карту города. И машина покинула стоянку. Идея уже проста и отработана — пробиться в ряды рабов, попасть на корабль-эвакуатор и заразить там всех встречных батарианцев. Они должны страдать. Она станет местью. Карой за предательство и малодушие. Их и её собственное.
Машина неслась по улицам, и измененные расчищали ей путь. Несколько раз Селиния отметила, что с дороги убраны остовы техники, образуя ей прямую дорогу к мести. Мертвые хотели, чтобы она достигла цели. За прошлое и будущее. За каждого из тех, кого запытали батарианцы и бросила Цитадель. За тех, кого забыли. Для тех, кто не простил. Сейчас и во тьме времен.
Руки впились в руль, и осталась лишь решимость. Решимость и память о том, как по приказу всех этих ничтожеств над ней издевались. Их высокомерные четырехглазые лица. После чего добавила газу.
Словно улавливая её желание, орды измененных пошли на штурм космопорта. Батарианцы, развернувшие орудия ПВО на улицы города, били из всех орудий, на земле и в небе. Линии трассеров косили и рвали тела. Но, защищая грузовик, измененные таранили карами позиции батарианцев, а там, где турель была защищена ДОТом, машины заваливали бойницы, не давая обзора и возможности повернуть ствол. И грузовик беспрепятственно влетел в стеклянный вестибюль космопорта, снеся баррикады своей массой. Машина пробила заграждения, снесла несколько стоек, протаранила баррикады, и остановилась, пробив кабиной какое-то подсобное помещение. Селиния попыталась выбраться, и поняла, что рука, её родная рука, застряла, придавленная деформированной кабиной грузовика. Нет, боли не было, просто конечность не двигается.