Окоо судьбы

Меня зовут Робин, мой друг

Гай. Но расскажи, кто эти люди?

– Разбойники и убийцы, – сплюнула девушка, – они напали на нас, когда мы с моими людьми ехали от поклонения святому месту. Схватили и привезли сюда. Это выродки из банды Абул-Хасима, Грозы Песков. Прошу тебя, повелитель красивых, не отдавай меня им, лучше убей своей рукой.

Робин смущенно улыбнулся и погладил девушку по голове.

– Не бойся, мои друзья не дадут тебя в обиду…

Пронзительный свист разнесся над оазисом. Робин рванул на выход. Уже снаружи наклонился, заглянув в пещерку.

– Будь тут, госпожа, не вылезай…

Разбойников и правда было всего семеро, но дрались они как черти. Гай сцепился сразу с двумя. Подоспевший Назир рубился с тремя. Робин рванул к верблюдам и сумел перерезать веревки, приторочивающие пленников-мужчин. Оставшиеся двое разбойников взяли его в клещи и пришлось потрудиться прежде, чем очнувшиеся от потрясения пленники присоединились к своим защитникам. Бой был жарким и кончился тем, что всех разбойников перерезали как бешеных собак. Пленники не церемонились с ними.

Гай отошел, брезгливо отирая с лица капли крови противника. Робин стоя на коленях, держал голову одного из пленных. Высоченный темнокожий мужчина получил жестокий удар, почти перерубивший ему позвоночник.

– Отойди, – мрачно сказал Гай, – ему уже не поможешь.

С этими словами он полоснул по шее несчастного, перерезав яремную вену и прекратив муки.

– Надо освободить остальных, – Робин поднялся. Пошатываясь от слабости, шагнул к сбившимся в кучку животным. Гай едва успел подхватить его и оттащить в тень. Робин поднес руку к лицу и потрогал под носом. Пальцы окрасились кровью.

– Я принесу воды, – сказал рыцарь, с тревогой глядя в посеревшее лицо Локсли.

Господин!

спасенная девушка подбежала, присев рядом с Робином. – Потерпи, я сейчас!

Назир подошел к молодым людям, с тревогой глядя на осунувшееся лицо бывшего предводителя.

– Опять? Давно у него не было такого, – он опустился рядом с Робином, приподнял веко, внимательно осмотрев зрачки и коснувшись виска. –Его не ударили в бою?

– Нет, – Гай помотал головой, – он все время был на виду, я бы заметил.

– Надо его положить так, чтобы голова была приподнята, что-нибудь под голову, – Назир осторожно обхватил плечи Робина, оторвав его от древесного ствола и уложив так, чтобы голова покоилась на его колене. Гай лихорадочно сворачивал плащ, сооружая подушку. Тем временем вернулась девушка, неся в руках пальмовый лист с водой.

– Умница, – улыбнулся Назир, хотя сердце его выскакивало от тревоги. – Ты сведуща в медицине?

– Немного, господин, – ответила девушка, осторожно наклоняя лист, чтобы струйка воды стекла на ладонь мужчины. Назир омыл лицо Робина от крови и приподнял, влив немного воды в посеревшие губы. Локсли сглотнул и застонал, открыв глаза.

– Наз…

– Тише, всё хорошо, – Назир с облегчением вздохнул. – Девушка, останься с ним. Гай из Гизборна, мне понадобится твоя помощь.

Что я должен делать?

вскинул голову Гай.

– Надо смастерить носилки. Долго пережидать мы не можем, а Робин не сможет ехать верхом. К счастью, теперь у нас есть верблюды.

Свечерело быстро. Ночами в пустыне холодно и посему освобожденные невольники и их спасители жались поближе к костру. Девушка с улыбкой набросила на голову покрывало, прикрыв краешком лицо так, что видны были лишь огромные, подведенные сурьмой глаза. Её мягкий музыкальный голосок царил в ярких всполохах ночного костра, в ветре пустыни.

– Благодарность вам и благословение от Аллаха за то, что вы сделали, благородные владыки воинов. Моё имя Таус аль Джаннат, я зарабатываю на жизнь пением песен и сложением стихов. Эти люди, мои рабы, рабыни и невольники из тех, коими наделили меня те, кого тронуло мое пение. Они все достойные и добрые слуги и я не скажу худого ни о ком из них. Они сопровождали меня к месту поклонения. На обратном пути на нас напали псы этого недостойного, господина злобы и подлости, Абул-Хасима, Грозы песков. Когда-то я отказалась разделить с ним вечер и он возненавидел меня, – девушка гордо вскинула голову. –Быть может, господин мой не поверит своей рабе и должнице своего меча, – с лукавинкой в голосе продолжала она, бросив быстрый взгляд на Назира, – но Таус аль Джаннат хотя и певица, но не делит ложе ни с кем, к кому не лежит её сердце, а сердце её не лежит ни к кому. Сам Повелитель Правоверных призывает её пред свои очи и велит петь за занавеской. И очередь её назначена на каждый четверг.

Ты поёшь для Повелителя Правоверных, девочка?

удивленно приподнявшись на своем ложе, переспросил Робин. –Воистину, неисповедимы пути Господни. Как сказал бы один мой друг.

– Да, господин мой, – изящно поклонилась Таус, – а у тебя есть дело до Повелителя?

Слышишь, Гай?

Робин бросил на призадумавшегося Гизборна радостный взгляд.

Слышу, но почти ничего не понял кроме того, что эта леди

певица, – угрюмо буркнул рыцарь, кутаясь в попону. –Что она говорит?

– Эта девушка поет для самого Саладина, – Робин радостно улыбнулся. –Ты понимаешь, Гай? Она сможет провести нас во дворец, но даже если не получится, то расскажет о нас нашим дамам.

Гай с открытым ртом уставился на девушку, в его синих глазах пылал такой восторг, что казалось, он вот-вот вскочит и запрыгает от счастья. Вместо этого он просто наклонился и подкинул хворосту в костер.

– Скажи ей, что если она проведет нас к Лейле. Я вечно буду её должником, – тихо бросил он Локсли так, чтобы не слышал Назир. Робин кивнул.

– Думаю, можно будет попытаться.

– Если мои повелители желают, – я могу спеть для них, – мягко прошелестело над костром. Назир заметно оживился, Робин с любопытством уставился на девушку. Гай ничего не понял, но сообразил, что затевается что-то приятное.

– Увы, у меня нет с собой музыкальных инструментов, – Таус сверкнула темными очами в сторону Наза. –Но Пророк, ба благословит его Аллах и приветствует, изволил сказать, что человеческий голос- лучший из сотворенных музыкальных инструментов.

Она поудобнее уселась, вздохнула и нежный, словно журчанье хрустального ручейка, голос разорвал повисшую тишину.

Взглянул он, словно стрелами темными сердце пронзив моё,

Сердце влюбившейся, от любви погибшей,

Ночи тьма- ничто в сравнении со стрелами ресниц его,

Пламя Гадда- ничто с пламенем, в сердце моем разожженным…

О Боже, мой Боже!

вырвалось у Локсли, который приподнялся было, но снова рухнул на свою постель. –Откуда ты знаешь эту песню, леди?