Окопники

Под вкрадчивое воркование Шварцева неожиданно пришла мысль: не попросить ли представителя штаба дивизии, который стоял туг же, направить командира маршевой роты в полк? Пусть он там доложит о своих людях. Если не их непосредственным начальникам, то хотя бы командиру полка.

Майор не то чтобы сразу одобрил мое предложение, но и не отверг его. Поинтересовался мнением Шварцева:

— Как, старший лейтенант?

Тот решительно запротестовал:

— Нет, нет!.. Спасибо за приглашение. В следующий раз обязательно воспользуюсь им. А сейчас, прошу поверить, у меня по горло дел в своем запасном полку. Моя задержка здесь повлечет за собой нарушение учебного процесса. У нас с этим строго. Мне приказано вернуться как можно быстрее.

Майор задумался. Шварцев заметил его нерешительность и пустил в ход еще один довод:

— К тому же во рту у меня все рассверлено. — Он приложил ладонь к щеке и болезненно сморщился. — Из-за спешки с отъездом не успели залатать. Ни есть, ни пить не могу.

Если бы Шварцев этого не сказал, наверняка бы его отпустили. Но на фронте не принято жаловаться на зубную боль. Плаксивость Шварцева не поправилась майору, и ои отреагировал на нее хотя и вежливо, но достаточно твердо:

— Ничего, ничего… Побывайте в полку. Это пойдет на пользу учебному процессу. Командир полка, начальник штаба подскажут, на что следует обратить повышенное внимание при подготовке пополнения для действующей армии. Не пожалеете! Вернетесь в свой полк, будет о чем рассказать.

— Товарищ майор, — взмолился Шварцев, — я не могу! Понимаете, не могу задерживаться. К тому же зубы…

Майор, не дослушав его, подал мне руку, с подчеркнутой официальностью козырнул Шварцеву и удалился.

По дороге в полк старший лейтенант навязчиво убеждал меня, что он «только преподаватель», а командир из него «никакой». Мне это скоро надоело, и я уже ругал себя за то, что сам выбрал такого попутчика.

Наконец мы прибыли в расположение нашего штаба. Маршевая рота во главе со Шварцевым построилась в две шеренги у блиндажа командира полка. Я спустился в блиндаж доложить о прибытии пополнения.

— Всех в первый батальон, — распорядился полковник.

— Есть.

— Подожди. Сейчас выйду поговорить с людьми.

Пока полковник собирался, начальник штаба порылся в бумагах, лежавших на столе, и напомнил ему:

— Иван Васильевич, Гаевого надо бы поздравить с лейтенантом.

— Заслужил, поздравляю.

— Служу Советскому Союзу.

— Служи хорошенько.

Я не знал, как ответить, на эту его совсем не уставную реплику, и повернул приятную для меня беседу в другую сторону:

— Товарищ полковник, с маршевой ротой прибыл старший лейтенант Шварцев. Прошу принять его.

— Пусть зайдет.

Я позвал Шварцева. Полковник усадил его, стал расспрашивать о новостях в тылу. Поинтересовался биографией, довоенной профессией старшего лейтенанта. Тот без запинки отвечал на все вопросы, но был слишком многословен и временами забывал, что перед ним кадровый военный, на гимнастерке которого рядом с орденом Красного Знамени была медаль «XX лет РККА». Я заметил, как иногда морщнлся полковник.* И уж совсем его передернуло, когда Шварцев сказал:

— Меня уговорили, товарищ полковник, побывать в полку. Я согласился при условии, что засветло вернусь в штаб дивизии, а оттуда на попутных машинах — восвояси.

— Зачем же так торопиться? Оставайтесь у нас на стажировку. Побудете с месяц, а там и домой можно.

— Что вы, товарищ полковник! — привскочил Шварцев. — Мне приказано немедленно вернуться. Вы меня извините, но…

— Никаких «но», — резко прервал его полковник. — В целях приобретения боевого опыта оставляю вас на месяц командиром роты в первом батальоне. Вы же еще не были на передовой?

— Нет.

— А капитан Кислов, которого вы подмените, воюет с нюня сорок первого. Побывал в окружении. Нажил там язву желудка. Пусть полечится и отдохнет в медсанбате.

Шварцев умолк. Ог его велеречивости не осталось и следа. Он стал жалок. И когда покинул блиндаж, то начальник штаба даже вступился за него:

— Иван Васильевич, может отпустим этого добра молодца на все четыре стороны? Он совсем скис.

— А ты с каких пор поощрять таких стал? — накинулся на него полковник. — Пойдем-ка лучше потолкуем с пополнением.

Я вышел из блиндажа вслед за ними.

— Смирно! — скомандовал Шварцев и шагнул навстречу командиру полка с рапортом.

Полковник остановил его молчаливым жестом, подал команду «вольно» и начал именно «толковать» с бойцами, а не «речь держать»:

— Видите, хлопцы, как мы здесь живем. Война! Деревья повалены, земля воронками изрыта. Захватчики на нашей земле…

После такого предисловия он незаметно переключил внимание собеседников на боевую историю полка. Потом вкратце рассказал об обстановке в полосе дивизии, о том, чем занимается полк в данный момент и что отсюда вытекает для каждого из них.

— Хотя мы в обороне сейчас, но и оборона должна быть активной. И в обороне каждый день, каждый час, каж

дую минуту обязаны бить врага. Вам это ясно, товарищ старший лейтенант? — внезапно обратился он к Шварцеву.

Тот, размышляя о чем-то своем, откликнулся не

сразу.

— Я вас спрашиваю, старший лейтенант! — чуть повысил голос командир полка.

— Да, — не очень уверенно ответил Шварцев.

— Вот сегодня, — продолжал полковник, — каждый из вас займет свое место в боевых порядках. Каждому стрелку и автоматчику будет выдано определенное количество патронов. А завтра утром извольте сдать стреляные гильзы. Такой у нас давно заведен порядок.

— Сдельная работа? — пробасил правофланговый.

— Так точно. Еще вопросы есть?

Полковник прошелся перед строем, дожидаясь вопросов. Их не последовало.

— Ну что ж, — сказал он, — если вопросов нет сейчас, зададите потом, когда появятся. Я часто бываю в ротах… До скорой встречи!.. Лейтенант Гаевой, ведите роту…

В батальон от командного пункта полка была протоптана в снегу узенькая тропинка. Я зашагал по ней впереди роты. За мною Шварцев, за ним все остальные, гуськом. По обе стороны тропинки давно образовалось полковое кладбище. Одну из могил еще не успел запорошить снег. На дощатой пирамидке химическим карандашом было написано: «Капитан Сафонов В. И.». Шварцев остановился, прочитал эту запись, спросил:

— Кто он?

— Уполномоченный «Смерша».

— Они тоже бывают на передовой? — удивился старший лейтенант.

— Чаще многих других, — ответил я. — И, как правило, там, где очень трудно или совсем невыносимо…

За кладбищем был лесок. Но деревья здесь превратились в голые жерди, местами обугленные, как после пожара. И чем ближе к передовой, тем больше они были посечены пулями и осколками снарядов.

— Держись проводов, — сказал я Шварцеву, а сам приотстал, чтобы побеседовать с Шипиленко. Не выходил он у меня из головы.