Окрестности сорока
Шрифт:
Вася с сыном поспешили вернуться к себе домой. Антоша испугался за маму и всю дорогу беспрерывно всхлипывал. Наш герой, как мог, старался его успокоить и обнадёжить, - хотя и у самого него сердце было не на месте.
Придя домой, Васечкин немедленно стал рыться в парижском телефонном справочнике, где и нашёл номер центральной службы психиатрических больниц. Позвонив по нему и сообщив дежурной нужные сведения о Вике, Вася, к своему удивлению, был довольно быстро уведомлен о том, что мадам Виктория Васечкина находится в загородной психиатрической больнице святого Лаврентия. Нашему герою удалось дозвониться до этого медучреждения, где дежурный врач безразличным тенором сообщил ему, что пациентка Васечкина чувствует себя уже лучше, но, что пока
Визит разрешили только в следующую субботу.
Оставив сына с Сандрой, которая, к счастью, в этот день не работала, Васечкин заскочил в близлежащий супермаркет, купил для Вики большую, розовую коробку конфет "Мон Шери", которые она обожала, и отправился в больницу святого Лаврентия. Туда нужно было добираться больше часа на RER. Народу в поезде, как и всегда выходным днём, было полно. Пришлось стоять, - но давки, какая часто бывает в подмосковных электричках, всё же не было, - и в вагонах было комфортнее. Вдобавок, во время путешествия случился и небольшой развлекательный спектакль. Какой-то бородатый мужик, своей пухлой физиономией чем-то напоминающий доктора Кубышку (что же это за наваждение?
– всюду мерещился теперь нашему герою московский психотерапевт), натянул поперёк вагона пёструю шторку, спрятался за ней и выставил наружу куклу, - то же бородатую, - ну точная уменьшенная копия хозяина! И кукла эта в течение почти всей Васиной поездки развлекала его и других пассажиров забавными кривляниями и мелодичным оперным пением звонко-козлиным голосом.
....................................................................................
Сойдя с поезда, Васечкин сразу же увидел высокий, мрачный, каменный забор с витой колючей проволокой наверху, тянувшийся вдоль железнодорожного полотна. Он сразу и без сомнения понял, что это была психиатрическая больница святого Лаврентия.
Васечкин нажал кнопку звонка прикреплённого к стальным, покрашенным в блекло-зелёный цвет, воротам, отделяющим психушку от внешнего мира. В результате, почти что мгновенно, распахнулось небольшое квадратное окошко, расположенное на воротах прямо над звонком. Из него высунулась носатая голова неопределённого пола и с любопытством поглядела на Васечкина. Вася объяснил голове, что идёт в корпус номер шесть к пациентке Васечкиной. Голова кивнула и скрылась за окошком, а ворота тут же со скрипом отворились.
Идя по обширной территории психиатрической больницы, наш герой обратил внимание на то, что все улицы, проходящие между больничными корпусами, названы в честь знаменитых людей, страдавших в тот или иной момент своей жизни умственными растройствами. Была здесь и улица Ван Гога, и Бодлера, и Мопасана, и Гоголя, и Эдгара По,...
Корпус номер шесть представлял собой длиннющий барак, построенный из облезлого жёлтого кирпича, - с заросшей мхом жестяной крышей и зарешёченными, грязно-стекольными окнами. Одной стороной барак выходил на улицу Бодлера, а другой - в небольшой скверик, засаженный развесистыми дубами, под которыми находилось несколько блекло-зелёных лавочек.
По скверику неспешно, заложив руки за спину и мечтательно глядя в небо, прогуливались бок о бок два молодых психа мужского пола, - в длинных чёрных плащах, из-под которых неряшливо торчали грязноватые полы больничных халатов. А ещё один совершенно заросший бородой сумасшедший сидел на лавочке под дубом и задушевно мурлыкал себе под нос какую-то весёлую песенку.
– Счастливые всё-таки люди психи!
– подумал Васечкин, пересекая скверик и направляясь к входу в корпус.
В вестибюле его встретили две симпатичных, молоденьких медсестры, охотно объяснившие ему, как найти иностранную пациентку.
Палата Вики находилась на втором этаже, и окна её смотрели в скверик, на пышную крону дуба. Вика, облачённая в слишком длинный для неё байковой больничный халат, неопределённого цвета, сидела, повернувшись
к нашему герою спиной, на кровати, расположенной прямо около двери, и вязала из зелёной шерсти довольно нелепый, разлапистый берет.Васе стало как-то грустно, глядя на Вику. Зелёная шерсть берета напомнила ему о той жилетке, что жена связала ему в старые, добрые времена, и которую он взял с собой во Францию. Много было хорошего в той жизни, в Москве! Теперь - совсем другая жизнь,...
– но лучше ли она?
Вика обернулась, услышав, по-видимому, скрип двери и шаги вошедшего. На её бледном лице не отразилось ни радости, ни раздражения, - только - тихое равнодушие.
– Как дела?
– спросил у неё наш герой, чувствуя, однако, некоторую нелепость этого вопроса.
– Вот видишь, - я заболела, - ответила Вика чуть слышным голосом.
– Но - ничего, я - уже лучше.
Они вышли в коридор, чтобы не беспокоить пожилую Викину соседку, которая, как Вася потом узнал от Вики, была в перманентной депрессии, и уселись в просторном холле в кондовых креслах с протёртой плюшевой обивкой. Кроме них в этом помещении было ещё несколько пациентов больницы. Одни смотрели телевизор, другие играли в шахматы, а двое молодых негров с усердием резались в пинг-понг на установленном в центре холла специально-оборудованном столе.
Вася хотел разобраться, - что же всё же происходит с Викой. В душе его мешались сложные чувства жалости к своей жене и непонимания её. Но ему было неловко вдаваться с ней теперь в присутствии вокруг стольких посторонних людей, да, к тому же, и нездоровых психически, в детальные обсуждения, - пусть даже и на непонятном для них русском языке. Вдобавок, атмосфера сумасшедшего дома давила на него... Поэтому они ели конфеты и говорили о разных вещах, никак не касающихся Викиной болезни. Васина жена совсем не казалась душевнобольной, только была немножко заторможена и слаба, - наверное, от лекарств, которые ей здесь давали. Она много спрашивала об Антоше и была сильно обеспокоена, справляется ли с ним Вася? Наш герой заверял её, что всё в порядке, что с Антошей нет проблем и, что, как только Вика выпишется, он сразу же привезёт сына к ней.
Когда они провели вместе примерно часа полтора, и Васечкин собирался уже уходить, она неожиданно поинтересовалась, - почему он принёс ей её любимые конфеты? Он ответил: "Ну, надо же было как-то тебя подбодрить!"
– Значит ты не в обиде на меня?
– спросила Вика.
– Вроде нет, - ответил Вася, - ведь жизнь - сложная штука.
XI
Ровно через неделю после Васиного посещения Вика вышла из больницы. По-видимому, весеннее пробуждение в природе, благоприятным образом действующее на настроение мнительного Васечкина, ускорило и Викино выздоровление.
Нашему герою было жалко расставаться с Антошей. За те полмесяца, что Вика провела в больнице, он снова привык и привязался к сыну. Но делать было нечего, - Васечкин отвёз Антошу к маме.
Вика теперь несколько успокоилась и посвежела. К Васе она возвращаться не собиралась, - и не только из-за негрессы, про существование которой узнала от Антоши, - а просто хотела пожить одна: "надоели мужики!" Но и разводиться с Васечкиным не собиралась. Впрочем, он и не настаивал, - хотя смирился уже с мыслью, о том, что им с женой уже больше не жить вместе.
....................................................................................
Контракт нашего героя в лаборатории мадам Падлю заканчивался. Однако, чувствуя, что Васечкин хочет по возможности дольше задержаться во Франции, добродушная Моник подыскала ему новую работу (правда, - опять времянку), - в Университете Монпелье, на юге Франции. Васе никак не хотелось уезжать из Парижа, отдаляться от Антоши... Но делать было нечего. Денег не было, и нужно было работать, чтобы как-то жить. К счастью Сандра, которой уже удалось получить временный вид на жительство при содействии тёти Бумбы, согласилась ехать с ним, - а иначе бы было уж совсем тоскливо.