Октябрь, который ноябрь

Прыгала мысль товарища Островитянской, по верхам скакала, но скакала чувствительно - по самым болезненным прыщам и чирьям бытия, иной раз нарочито упрощая, вульгаризируя, но глубоко вбивая жало идеи...

Не убивать! Убеждая, мобилизуя, иной раз принуждая, но не убивая. Прочь обманчиво простую идею "шлепнуть!". Не спасет и не поможет. Пусть медленнее, пусть порой отступая и теряя позиции, но сберегая жизни и свое человечье лицо. Много об этом говорили и спорили, сомневались. И вот теперь...

...- Можем ли мы дать слабину, товарищи? Нам мир нужен, а немец вот он - на Невском! Мычит: эй, ступай домой, глюпый Иван, брось винтовку, теперь мы, гросс дойчлянд, над тобою стоять будем. И что мы этому гнусавому гаду с его пулеметом ответим? Тут только одно сказать можно - стой, где стоишь, колбасное семя, только сунься к нам! А лучше повернись, да сам подумай, со своими буржуями побеседуй...

Дальше и выше рвалась мысль завотделом. Бредовые истины? Или истина, изложенная в порядке бреда? Или это вовсе не самонадеянная оборотень несет с трибуны полную ерунду, а наоборот - этот октябрь-ноябрь абсолютно обезумел под крылом черного дракона-хаоса? Что делать? Как не ошибиться? Не имелось ответа у шпионки с двумя маузерами. Слишком грандиозна и масштабна проблема, ту проблему и полноценным бортовым залпом "Авроры" не завалить, хоть сто лет в упор расстреливай.

Не знала ответа на великий вопрос и товарищ Островитянская. Не знала, да и людям не слишком доверяла, но именно потому справедливо считала - кому как не людям их собственный человеческий вопрос решать? Разберутся, никуда не денутся. Потому и опиралась Лоуд на коллективный разум и здравый смысл гомо сапиенсов. Возможно, и напрасно упирала на столь неопределенную и шаткую субстанцию, да как же иначе проверишь? Только практикой. Или разберутся или друг друга перебьют. Тоже, кстати, результат.

...- Что есть для нас, товарищи, созыв Учредительного собрания? Еще одна бессильная и бессмысленная говорильня? Да, говорильня! Переливание из пустого в порожнее? Да, переливание! Но из этого бурления-переливания и нужно нам выстроить практичную и полезную водяную мельницу. Журчит-журчит, а ведь есть толк! Все должно идти на пользу народу. Даже болтуны! Никакого дармоедства, нам способности каждого члена общества важны, каждую пару рук к делу приспособим...

– Серьезно к делу подступает Людмила Батьковна, - пробормотал очарованно слушавший кондуктор.
– Это ж какой хозяйственный характер у женщины!

Укс явно хотел скептически хмыкнуть, но сдержался.

Вот на "батьковну" ораторша сейчас совершенно не походила. Светлое, одухотворенно сияющее лицо, нежный румянец, блеск глаз... На вид лет восемнадцать, волшебно хороша. И как этого несоответствия не замечают?

Нет, не замечают. В зале само собой погасло большинство цигарок и папирос. Слушали напряженно.

...- Главное в чем, товарищи? В тщательности подхода, в трудолюбии и нашем природном великодушии! Да вы знаете, какие мерзкие типы попадают по текущим оргделам к нам в отдел? Гады, что аж трясет. Так бы и шлепнула!
– товарищ Островитянская внезапно продемонстрировала аудитории "наган".
– Вот - пулю в лоб и никаких проблем! Ан нет, шалишь! И суда еще не было, и вообще, какого чертта мы за счет трудового народа их, медуз тухлых, закапывать должны? Нет уж! Пусть возместят наш душевный и материальный ущерб. Честным трудом! Нет, в непримиримом классовом бою, конечно, иное дело. Били и бить будем. Но после?! Нет такого гадского гада, чтоб не мог канавы копать и канализацию чистить. Между прочим, тут на Неве не акватория, а... Но не будем о грустном. Все вычистим и преобразуем. Не старые времена, чтоб кровью умываться и по каторгам жизни понапрасно губить. У нас все по-хозяйственному, по практичному! И наш орготдел настроен оптимистично! Заканчиваю, товарищи. Стратегические решения примет Съезд, ВРК и иные ответственные лица и коллегии. Утром сам Ленин обещал быть! Он все умно расскажет, декреты обоснует. А от нас лично, и от орготдела, одна большая душевная просьба! Давайте-ка без штыков, гранат и иной артиллерии. К чему это шумное и кровавое дело? Живого внутреннего врага можно переубедить, а мертвого только закопать. Товарищи! Граждане! Дамы и господа, я и к вам обращаюсь, отнюдь не игнорирую! Леди и джентльмены! На повестке дня переговоры и компромиссы! Будет сложно, временами муторно, будет тошнить. Но иного курса у нас нет. Закапывать врагов - дело скучное и утомительное, хоронить же друзей дело еще и донельзя печальное. Не пробовавших прошу поверить на слово - я знаю что говорю. Спасибо за внимание, товарищи!

– И ведь не возразишь, - шепнул Укс, но его заглушили аплодисменты.

На этот раз хлопали не так бешено, скорее, задумчиво, зато продолжительно.

– Все правильно, - бахая широкими ладонями, подтвердил кондуктор.
– Молодец, Островитянская! Только про ледей напрасно. Ну, какие у нас тут леди?

– Я - леди, - призналась Катрин и улыбнулась.
– Так уж вышло, братишка. Теченья жизни непредсказуемы, и курс у нас пока изрядно рыскает.

– Нет, если в этом смысле, то конечно, - согласился балтиец.
– Лично мне леди вообще никогда не мешали. Пускай будут.

* * *

Когда шпионка и Укс зашли в отдел, товарищ Островитянская сидела за столом, обхватив красивую голову ладонями, и очевидно, жутко рефлексировала. Прапорщик Москаленко мялся у несгораемого шкафа.

– Прилично, - кратко оценил судьбоносное выступление, Укс, знающий свою родственницу как облупленную.

– Вот и я говорю, - поддержал прапор.
– По делу и от души.

Завотделом тяжко вздохнула:

– Такой исторический момент, а я мямлю, мямлю... Гагара безмозглая. Непростительно. Прям хоть топись.

– Ну, эти фантастически-нелепые идеи по утоплению ты отставь, все равно ничего не выйдет, - сказала Катрин.
– А речь была глубоко правильной, потому что истинно верной.

– Язва ты, Светлоледя. И угнетательница политически незрелых народных масс беззащитного первобытнообщинного строя, - пробормотала Лоуд.

– Товарищ капитан, к чему тут ирония?!
– встал на защиту завотделом Москаленко.
– Хорошо ведь было сказано. Я с бойцами и обуховскими красногвардейцами стоял - одобрили единодушно.

– Я тоже одобрила. И тоже единодушно, - призналась Катрин.
– Иронизирую из вредности. Правильные были слова. Учитывая ситуацию, видимо, единственно правильные.

Лоуд глянула из-под руки:

– Правда?

– Не дури. Когда я тебя обманывала?

– Ладно, - оборотень как-то очень по-человечески хлопнула ладонями по столу.
– Работаем дальше. Время поджимает. Нужно закругляться. Мандатная комиссия проходу не дает: "в протокол данные занести, в протокол занести...". Тьфу, устроили из рабоче-солдатского съезда отвратительную бюрократическую волынку. Что мы тут, сионские мудрецы, сомнительные протоколы бесконечно разводить? Погубит нашу революцию вся эта страсть к бумагомаранию. Кстати, нужно допросы завершить и точки расставить. Катерина, с есаулом беседовать будешь?

– На хрен он мне сдался? Суть мы знаем из трепа Ганна, подробности не интересны. К тому же он на наркотике сидит, ты сама принюхивалась. Нет, он мне еще тогда надоел, с полным набором пальцев. Моя ошибка, признаю.

– Не ошибается тот, кто ничего не делает, - напомнила товарищ Островитянская.
– Какие предложения будут? Передавать мальчиков-поганцев ЧЮКе не стоит, эти шмондюки там такого наплетут, а газетчики подхватят...

– Собственно, какие тут предложения могут быть? Обоих кураторов в подвал и пломбу в лоб, - мрачно молвила Катрин.
– Заслужили.

– С беззубым я бы еще побеседовала. Что-то я его вообще не поняла, - заявила оборотень и слегка замялась.
– К тому же, как-то двулично выходит. Только что я глубоко и исторически вещала насчет аккуратности обвинительных приговоров, и тут же завизирую отправку в подвал.

Укс в полном изумлении воззрился на названную родственницу:

– Ты в своем уме?! Ты теперь гуманистка и противница смертной казни? Сейчас Логос вконец облюется.

– Чего ему облевываться, это же временно, пока я при исполнении обязанностей завотделом, - успокоила Лоуд.
– Тут считанные часы остались, а я вдруг сфальшивлю и опущу планку личного уровня политического самосознания? Не будет такого облома! Кстати, ты же, Светлоледя сама талдычила "давай для прикола никого убивать не будем, возвысимся непомерно мыслёй и духом".