Октябрь, который ноябрь

– В том-то и дело. Это вообще не пулеметы. Вернее, это - ХАРАКТЕРНЫЕ пулеметы. Их здесь вообще не должно быть. Я этот звук неплохо помню.

– Ага, начинаю понимать. Но тем более, нельзя же сразу напрыгивать, вдруг мы их вспугнем?
– намекнула крайне предусмотрительная по линии огнестрельных боестолкновений оборотень.

– Да уже упустили, - вздохнула Катрин.
– Теперь ищи по следам, а они остывают быстро. Нужен нам нормальный транспорт.

– "Лорен-Дитрих"! Мне рекомендовали - отличная колымага!
– немедленно припомнила Лоуд.
– Шестьдесят лошадиных сил и никого в шею пихать не надо.

Извозчик на очередной тумак никак не отреагировал - был рад, что стрельба затихла.

Глава восьмая. Маневрирование сил и средств

Ново-Косой переулок

46 часов до часа Х.

– Дальше не пущают, - намекнул извозчик.

– Что значит "не пущают"?!
– возмутился л-пассажир.
– Не старые времена, чтоб не пущать. Тем более мы для выказывания помощи, а не абы как!

Впереди люди в шинелях толклись вперемежку со взбудораженными гражданскими, видимо, наблюдалась попытка выстроить оцепление, но неубедительная, ввиду полного хаоса и растерянности. К истошным крикам дальше по улице пробивались грузовички "карет скорой помощи", какие-то верховые, бежали солдаты...

– Прапорщик, наш полковник цел?
– высунулся из пролетки л-господин, предупреждая попытку шагнувшего наперерез офицера, задержать экипаж.

– Не могу знать, - машинально отрапортовал прапорщик, подчиняясь начальственным интонациям вопроса.
– А вы, собственно...

– Ничего-ничего, голубчик, мы его сами заберем, - Лоуд уже привычно двинула кулаком промеж ватных лопаток возницы, и пролетка вкатила в ад...

Крики, стоны, разбросанные винтовки, десятки тел: шевелящихся и неподвижно лежащих, люди, ползающие по лужам крови, склоненные над трупами, загружающие раненых на носилки, блеск осколков разбитых стекол, извивающиеся тени в смутном свете единственного уличного фонаря. "Господи, за что их?! За что?!" - кружилась, заламывая руки, растрепанная женщина в накинутом поверх пеньюара пальто.

Катрин, болезненно морщась, выпрыгнула из пролетки. Не привык еще город к ужасу, все у него впереди. И обстрелы, и вымерзшие квартиры, и,... Но что ж, мать его, так рано началось?

– Дай!

Лоуд вдохнула, но кинула перевязочный пакет - после одного неприятного случая оборотень таскала с собой продвинутый комплект перпомощи, справедливо полагая, что спасение коки-тэно дело рук самих коки-тэно, ибо кровопотерю даркам в районной лекарне вряд ли чем-то возместят.

Юнкер стоял на коленях, упираясь лбом в стену, мычал от боли: ранение в область ключицы, сзади, выходного нет, мается, не видя куда попала пуля, так куда страшнее.

– Замри!

Лоуд помогла расстегнуть шинель. Белоснежный бинт рассекал темноту, ложась точными витками под вспоротую гимнастерку.

– Теперь встаем, - приказала Катрин, закрепляя повязку.

– Благодарю. Благодарю, я...
– парнишка, пошатываясь, выпрямился.

– Помалкивай, тодысь быстрее выздоровеешь, - Лоуд вела раненого к пролетке.
– Не сомневайтесь, молодой человек, в два счета пульку вынут, вон вы какой усатенький, полнокровненький.

– Ой, коляску закровит, - запричитал извозчик.

– Заткнись, кобылий сын!
– почти ласково сказал л-господин.
– Или я тебя щас так закровлю... Достал, хамская морда.

Суетливый дворник помог посадить в экипаж второго раненого с простреленной голенью.

– Вы не думайте, сударыня, у нас дом благонравный, никогда чтоб так вот, разбойно...
– -бормотал, чуть не плача, дворник.
– Порядочный дом, вот истинный крест, порядочный. Это с цеха палить взялись.

– Да уж, удумали мерзавцы, - соглашалась Лоуд.
– Террор - истинное злодейство и разорение. На него одних бинтов вон сколько идет.

Откуда стреляли было понятно и без дворницкой подсказки: зияли распахнутые окна на верхнем этаже темного унылого строения, рядом с проемами виднелись отметины пуль - видимо, уже по опустевшей огневой позиции лупили снизу уцелевшие юнкера. Коварные автоматчики наверняка успели отскочить задними дворами, теперь их ищи-свищи.

– А дворы здесь на редкость уродские, - подтвердила невысказанные выводы подруги, опытная оборотень.

Катрин кивнула. Догонять по горячим следам нечего и думать. Особенно в вечернем платье и с единственным пистолетом, который, к тому же, пока на хранении у л-кавалера. Стрелявшие по юнкерам боевики дерзки, терять им нечего, у них минимум три автомата, наверняка и иные козыри найдутся. По идее, у террористов должна предусматриваться и группа прикрытия, и транспорт, и место запасной лежки. Но откуда у них МР38/40? Или это что-то иное, типа МР-18 ?^[11] Едва ли - характерный темп стрельбы, его хрен спутаешь.

– Вознице, уроду, грошей я дала, хотя за что ему вообще платить, не понимаю. И чего мы сюда так спешно неслись, тоже не понимаю, - бурчала Лоуд, глядя как укладывают в ряд на тротуаре убитых юнкеров.
– Покойников мы с тобой и раньше вдоволь навидались. Сдается мне, испортят нам революцию. А все этак легендарно проходило, приятно было читать. Наврали, конечно, изрядно, но все-таки... Слушай, Светлоледя, давай, придумывай какой-то план. Мне прежняя революция больше нравилась.

– Мне тоже. По ней открытки красочные рисовали, я по детству помню. Пусть и не совсем по своему детству, - прошептала Катрин.
– Слушай, ты видишь, кто приехал?

– Что ж, я вовсе ослепла?
– обиделась оборотень.
– Начальство. Но тощее какое-то.

Высокий, действительно, очень худой человек в генеральской шинели с полевыми погонами, подошел к лежащим телам. Ему что-то говорили, он, кажется, не слушал, стоял, склонив непокрытую, рано полысевшую голову.

– Похож, - сообразила Лоуд.
– Это тот, кого завтра снимут за "неопределенность"?

– За "нерешительность". Видимо, это действительно генерал Полковников. Но нерешительным он сейчас не выглядит, - отметила Катрин.

Действительно, узкое лицо генерала застыло, но ярость, клокочущая под замороженным спокойствием, вполне угадывалась. В общем-то, да, не бой, а откровенный расстрел. Генерал, кстати, тоже Михайловское артиллерийское училище в свое время окончил, сейчас ему болезненно вдвойне.

– Не лезь туда сейчас, - предупредила оборотень.
– Бесполезняк. Не в том настроении господа, чтобы слушать. А уж втолковать им что-то дельное... Щас не объяснишь и не обаяешь.

Кто-то из подошедших офицеров указывал на окна, откуда стреляли, потом сунул руку в карман шинели. Горсть гильз на ладони...