Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

— Говори ближе к делу.

Он стал горячо говорить об обмане народа Временным правительством, о том, что народ ожидает облегчения, перво-наперво мира, крестьянству тяжело, а тут еще хотят пожилых гнать на фронт, а воевать нам не за что, пусть буржуи воюют…

— Ладно, — сказал председатель, прерывая его в паузе. — Еще кто?

Поднялись две-три руки.

— Не довольно ли? Надо дело делать.

— Нет, дай и мне слово, — сказал еще один.

— Еще одному дам, а больше — довольно. Вопрос ясен.

Другой сказал почти то же, только другими словами, и закончил:

— Надо избавиться от этого правительства.

Однако после него еще несколько ораторов пожелало говорить, и я подумал: как бы не затянулось?

Но председатель был умелый и сказал, что речи кончены.

— Вот только товарищу из комитета последнее слово.

Я сказал, что теперь будем исполнять приказ. Для этого нужно нарядить роты: четыре — в оцепление и заставы, две — в резерв с флангов, роту — для охранения тыла. Когда подойдут рабочие, то часть их вольем в середину оцепления.

— Я хочу сказать слово, — заявил еще один.

— О чем говорить? Бросим разговоры.

— Да я по делу. Об этом оцеплении.

— Говори короче.

— Товарищи, я так думаю, что Павловский полк — сила. И хватит его, чтоб расколотить всех юнкеров и с бабьим батальоном вместе. Так что лишне дают нам в подмогу рабочих. Может, что нам не доверяют, как простым солдатам.

Признаться, я не ожидал такого осложнения. Пришлось взять слово для объяснения и сказать, что из всего гарнизона намечены только Павловский и Кексгольмский полки, остальные — в резерве, значит, где недоверие? Конечно, все революционные полки хотели бы быть в первых рядах, но выбраны те, которые ближе к месту действия. Затем — участвуют моряки. Надо, чтобы были и рабочие. Присоединить их к морякам неудобно, так как они к нам ближе с Петроградской и Выборгской сторон. Красная гвардия других районов тоже в резерве. В революционном деле не может быть обид: дело общее — рабочих, солдат, моряков, крестьян.

Послышались голоса:

— Брось. Чего выдумал. Без рабочих нельзя.

Председатель сразу покончил с этим:

— Это не к делу. Кончен вопрос. Пусть товарищ приказывает, что нам делать.

— Дайте мне комнату, ближе к входу. Попрошу комитет выделить человек пять товарищей плюс председатель комитета и комиссар; это будет у нас полевой штаб. Через него мы и будем действовать.

Наметили несколько человек. Под полевой штаб отвели классную комнату. Сказали, что сейчас пришлют писаря, машинку и бумаги.

— Объявляю собрание комитета закрытым. Штаб остается, остальные товарищи — все по ротам. Какие роты в наряд — пришлем сейчас из штаба, — заявил председатель.

Диспозиция наша была такова: рота была выслана к Полицейскому мосту, ей указано было выставить охранение к мосту и Занять дворы по обе стороны Невского. Рота должна была укрыться по набережной вблизи моста и затем по приказу перейти мост и произвести оцепление от Невского в сторону штаба округа, наблюдая за своим левым флангом, которому войти в связь с теми, кто будет наступать от Исаакиевской площади. Когда они подойдут — идти через арку на Морской, согласно приказу об общем движении, и присоединиться к штурмующим. Две роты обходом идут и скрываются во дворе Певческой капеллы, роту — на Конюшенную площадь для удара по тому направлению, которое будет признано необходимым, — вероятней, по Миллионной и через переулки по набережной, и роту — для охранения со стороны Марсова поля с выдвижением застав к мостам Троицкому, Певческому, Инженерному и через Фонтанку на набережной, с высылкой патрулей в направлении тыла. Две команды были выделены для заготовки материала для баррикад на набережной у Мраморного дворца и у Полицейского моста; материал предполагался строительный, заготовленный на местах для ремонта, и разный со дворов. Две роты Красной гвардии я предполагал направить по их приходе по Певческому мосту для усиления нападающих на штаб округа и затем по Эрмитажному переулку для охвата Зимнего со стороны Невы. Кроме того, из оставшихся были наряжены безоружные разведчики — пешие и оказались еще велосипедисты — для глубокой разведки в тыл, а также и в районы неприятеля, пока будет возможность. Под секретное наблюдение был взят и Преображенский полк, куда были посланы разведчики.

Роты и баррикадные команды были уже готовы; нам доложили, что офицеров нет, и просили назначить командиров.

— Об офицерах-то мы и забыли, все без них делаем и без командира полка.

— А на кой они нам! Должны быть на местах, в своих ротах, а раз их нету, и черт с ними! — раздались голоса.

У нас вышло маленькое разногласие — привлекать офицеров или нет.

— Где же офицеры?

— Офицеры должны быть все в полку. Вот приказ по полку, и там сказано.

— Они все в Офицерском Собрании.

— Товарищи, их надо или поставить в строй, или изолировать, чтобы не могли мешать.

Комиссар полка и некоторые товарищи находили, что офицеры не пойдут против солдат и наверно станут в строй.

— Пойдемте в Офицерское Собрание.

Я с комиссаром и председателем полкового комитета вышли на улицу и прошли в подъезд с Марсова поля. Поднялись по лестнице мимо полковой церкви и большого зала, убранного для заседаний, и поднялись в офицерский клуб. Там, действительно, было много офицеров, которые, видимо, проводили время по-клубному. В столовой накрывали завтрак. Дежурный по клубу офицер подошел, и ему сказали, что член Военно-революционного комитета желает видеть командира полка.

Из внутренних комнат вышел средних лет офицер, сухощавый брюнет, среднего роста, изящный и корректный.

— Имею честь: командир полка.

Я объяснил ему, что желаю переговорить со всеми офицерами, и он приказал дежурному:

— Пригласите всех офицеров сюда.

Две-три минуты, пока офицеры наполняли столовую, мы с командиром вели нейтральный разговор о погоде, о смутных временах, о том, что полк все же поддерживает порядок и ученье, и долю в этом имеет и комиссар полка, который помогает. Он предложил мне папироску, но я раскурил трубку у и мы поговорили о табаке.

Видя, что офицеры собрались и притихли, он спросил меня:

— Как прикажете объявить о вас и о вашей цели.

— Скажите; член Военно-революционного комитета — о выступлении против Временного правительства.

Я вынул и показал ему мой мандат.

Командир полка, видимо, был смущен и не решился повторить точно, хотя близстоящие и слышали мои слова. Он сказал:

— Господа офицеры. Прибывший член Военно-революционного комитета имеет говорить а Временном правительстве. Он уполномочен по мандату от Военно-революционного комитета.

Офицеры, видимо, с живым любопытством, подвинулись поближе, рассматривая меня во все глаза, как невиданное чудо. У некоторых были, как мне показалось, иронические улыбки.

Я очень коротко, но, выбирая определенные, категорические выражения, объяснил положение вещей. Не зная еще, что делается на съезде, я все-таки сказал, что вот заседает Всероссийский съезд Советов, который решил сменить правительство, чтобы разрешить коренные вопросы жизни страны, прежде всего о войне. Поскольку Временное правительство во главе с Керенским не желает подчиниться Совету и, видимо, пытается бороться за власть силой, Военно-революционный комитет приказал предъявить ему ультиматум о сдаче и в случае отказа обезоружить и распустить его оборону, а само правительство арестовать. Павловскому полку поручено принять в этом участие, и полк готов к выступлению, однако офицеры не на местах. Офицеры должны ясно сказать, с кем они.

Тогда командир полка сказал:

— Разрешите мне сказать от имени всех офицеров полка. Мы уже обсудили вопрос о возможном выступлении и решили быть всем в строю. Мы не хотим отделяться от солдат. Очень жаль, что нам не сказали раньше, — мы узнали, что идут приготовления, и думали, что нас хотят отстранить. Если это отпадает, мы все очень рады. Разрешите офицерам разойтись по ротам.

Ему был передан наш наряд ротам. Он выразил неудовольствие:

— Жаль, что мне не сказали и нет моей подписи. Солдаты могут подумать, что я отстранен.