Олег Рязанский

Горько было думать о необходимости после стольких тихих лет вновь со всем скарбом, детьми, домашними и скотом тащиться в мещёрские леса, отдавать богатые подарки племенным князькам, чтобы помогли, укрыли, отвели ордынцев, и терпеть шёпот за спиной: мол, в который раз уходит Олег от боя. А ведь один бой, даже самый удачный, ничего не решает.

Олег Иванович ещё помедлил и решительно шагнул к двери...

Тагай, идя на Москву, взял беззащитный Переяславль, разграбил то, что не смогли забрать с собой жители, сжёг город, прошёлся, неся смерть и пожарища, по ближним волостям, но в Мещеру, лесную и болотистую, сунуться не посмел. Он двинулся на Москву. Однако до Коломны не дошёл, получив донесение от лазутчиков о сильном московском войске, затоптался на берегу Оки, медля в нерешительности, что всегда подобно смерти в боевом походе.

Олег Иванович, успокоившись за судьбу жён и детей, собрал полки, объединился с пронскими, козельскими и елецкими дружинами и ударил по ордынцам. Общими силами разбили татаро-мордовские войска у Шишевского леса в жестоком бою. Сам Тагай едва спасся с немногими соратниками, потеряв в одночасье и славу, и награбленное.

Глава одиннадцатая

К пятнадцати годам Степан неожиданно стремительно вытянулся и догнал ростом боярина Корнея. Парень ходил вечно голодным, хотя и накладывали ему за столом изобильно. Он и сам не заметил, как вдруг стал обращать внимание на дворовых девок, на то, как волнующе и таинственно колыхались у них под холщовыми сорочицами налитые груди. Всё чаще, вместо того чтобы сидеть в библиотеке или махать мечом на бронном дворе, он убегал на сенокос метать стога или возить копёшки на волокушах, а потом с хохотом возился в душистом сене с девками. По вечерам он пел под Юшкину дудочку восхищенным девушкам песни, долгие былины и озорные припевки.

Прошёл год. Однажды в конце весны 1367 года боярин Корней сказал за обедом:

— А Дмитрий Московский всё же решился.

Дело было во время обязательного воскресного застолья. За огромным столом сидели все старшие дружинники, стоял негромкий гул голосов. Степан, хотя и считался сыном боярина, сидел на самом дальнем конце стола, где и положено было сидеть младшему. После обеда он, улучив минуту, спросил у Корнея, что тот имел в виду, говоря о московском князе.

— Дмитрий начал строительство каменного кремля. Доносили торговые гости: всю зиму возят в Москву белый камень из окрестных каменоломен. Владыка говорит, что затеял Дмитрий богоугодное дело — возведение великого собора. Олег Иванович же больше склоняется к мысли, что хочет Дмитрий построить детинец. Ежели построит он каменный кремль... — Корней задумался.

Степан хотел было сказать, что надо радоваться появлению в сердце Руси каменной крепости, способной выстоять против татар, но почему-то промолчал.

Ещё через несколько дней, когда поздно вечером Степан поднимался переходом из библиотеки к себе в светёлку, его перехватила дочь боярина — Алёнка.

— Стёпушка! — позвала она, выходя со свечой из тёмного угла.

— Ты что не спишь, коза, вот я боярыне пожалуюсь, — сказал в привычном шутейно-весёлом тоне Степан.

— Стёпушка, — повторила она прерывистым тихим голосом, — тебя батюшка в княжескую дружину сговорил дружинником. Он сейчас матушке рассказывал, я случайно услыхала. Завтра объявит.

«Неужели свершилось?» — пронеслось в голове Степана.

Неужели сбылись его самые смелые юношеские мечты — попасть в дружину, принести князю Олегу клятву, отдать всю жизнь без остатка, сражаясь против поганых?

— Ты будешь приходить к нам? — Алёнка сжала руки у горла, словно молилась.

— Конечно, к кому мне ещё приходить, — ответил Степан, хотя мысли его были в этот момент совсем о другом — о боях, славе, мести.

— Ты не забудешь меня?

— Почему я должен забывать тебя, коза? — удивился Степан.

Алёнка привстала на цыпочки и робко поцеловала его.

Скрипнула дверь, раздались тяжёлые шаги. Алёнка отпрянула, скользнула вдоль бревенчатой стены и исчезла, растворяясь в темноте, а из-за угла вышел старик дворский. Степан молча поклонился ему и поспешил в свою светлицу.

Утром он, хотя и не спал полночи, мечтая о том, как станет дружинником и поедет бить татар, занимался на бронном дворе.

Тут появился холоп и передал: боярин ждёт его у себя. Корней принял Степана в гриднице. Он с удовольствием оглядел юношу, отметил про себя, что волосы у него влажные, значит, успел ополоснуться, сорочица чистая — значит, успел забежать к себе, сменить, на ногах не лапти, в которых обычно занимались молодые дружинники на бронном дворе, а сапоги — успел переобуться.

— Садись, разговор долгим будет, — начал боярин. — Заглянул я вчера на бронный двор. Знатно бьёшься на мечах, знатно...

Степан встал и поклонился, благодаря за похвалу.

— Сиди, сиди, — велел боярин. Было видно, что поведение юноши ему по сердцу. — Завтра отвезу тебя к князю Олегу Ивановичу. Я уже переговорил с ним, берёт он тебя в свою дружину.

Степан бухнулся боярину в ноги.

— Встань, встань, парень, чего ты... Я ведь тебе что отец родной, — заворчал Корней. — Прямо скажу, жаль мне с тобой расставаться, да и боярыня моя против, ты ей как сын, но... не дело тебе, боярскому сыну, в боярской дружине быть.

Степан поклонился, стоя на коленях.

— Сказал тебе, встань. Встань и садись. — Корней указал на лавку напротив себя. — В бою, конечно, моя дружина мало чем от княжеской отличается, разве что числом помене. Но к боярству путь ведёт только через княжескую дружину. Так что жить ты теперь будешь во дворце, на глазах князя. Помни, он всем нам вместо отца [17] , и все милости от него идут.

Боярин долго ещё рассказывал Степану, кто при князе близко стоит, кто подале, кто силён при дворе, а кто пустышка и кого опасаться надобно, потому как у него, Корнея, не одни только други есть, встречаются и завистники.

17

Русская формула вассальной зависимости.

— И вот что я тебе ещё скажу. Ты тут на клиросе пел со всякими певчими. Я не возражал, хотя и не по нутру мне это. А при дворе забудь. Не ровен час, услышит князь, определит тебя в дружинные певцы, и тогда не видать тебе ни боярской шапки, ни воеводства, ни славы боевой.

— Почему, батюшка?

— Потому что певца в бою в задних рядах держат, оберегают, словно красну девицу.

Степан представил: в гуще боя стоит он в тылу войска и наблюдает, как сражаются другие. Он отчаянно замотал головой.

— А то, что ты к чтению привержен, — продолжал Корней, — не скрывай. Наш князь ещё от своих черниговских предков любовь к чтению и книжной мудрости унаследовал. Это тебе в зачёт, — назидательно добавил он.

Сам боярин, как давно уже понял Степан, к книгам особой приверженности не выказывал, хотя и собрал, по примеру князя, у себя дома отменную библиотеку [18] . Он более любил махать на поле боя мечом и шестопёром, уряживать полки, задумывать военные хитрости.

18

Здесь и далее автор сознательно употребляет современное слово «библиотека», чтобы не перегружать текст архаичным «вивлиофика».

Степан очередной раз поклонился, благодаря за науку.

— Дозволь идти, батюшка? Хочу скорее Юшке сказать, порадовать...

— Чем порадовать? — не понял боярин.

— Что идём в княжескую дружину.

— Ты идёшь. Юшка у меня останется. Нет ему места в княжеской детской [19] .

— Как же так? — растерялся Степан.

— Кто он? Смерда сын.

— Не смерда, погибшего лучника.

— А лучник из каких? Из смердов. Тебя в детскую дружину берут, понимаешь? В детскую, — повторил боярин раздельно.

19

В детскую дружину зачисляли только детей старших дружинников и бояр.