Олег Рязанский

Известковые грубо обтёсанные бруски валялись вокруг, преграждая путь. Пришлось ползти между подготовленным для укладки белым камнем. Неожиданно вблизи возник копейщик, покрутил головой, что-то высматривая, видимо, слыша шорох. Потом совсем рядом появился другой. Степан и Юшка замерли в ожидании. Копейщики потоптались и разошлись в разные стороны. Стало ясно, что башня охраняется. Они решили не рисковать и вернулись назад.

— Будем снова пытаться? — шепнул Юшка.

— Нет... попадёмся и ничего не узнаем. Пошли наверх, ближе к въезду, там я ещё одну башню приметил, почти завершённую, — подумав, решил Степан.

Башня оказалась угловой. От неё стена поворачивала в сторону торговой площади, Пожару, как называли её москвичи.

Парни со всей осторожностью подобрались и довольно скоро обнаружили, что ни копейщиков, ни сторожей здесь нет. Осмелев, обошли всю стройку, в темноте чуть ли не ползком перебираясь по настилам лесов. Степан отыскал корыто с остатками раствора, на который мастера клали известковые камни, отломил кусок, завернул в тряпицу.

— Найдут — в поруб на всю жизнь посадят, — буркнул Юшка.

— За этот кусочек? — удивился Степан.

— А он о чём говорит? Что были в кремле, чего-то разнюхивали...

— Будя пугать-то. — Степан отмахнулся и стал спускаться по шаткому настилу к подножию башни. Там он обнаружил узкую лесенку с каменными ступенями. Она вела вниз, глубоко под землю. Степан сунулся туда, но через два шага его окутала такая кромешная тьма, что он не рискнул идти дальше. Когда он выбрался к Юшке, тот держал в руках плоский кирпич, настоящий греческий плинф.

— Как он сюда попал? — не понял Степан.

— А вот они, заготовлены в укладках.

Действительно, чуть в стороне от белых брусков известняка стояли укладки крепкого обожжённого кирпича, казавшегося в смутном свете почти чёрным. Степан взял верхний, повертел в руках, в этот момент кисейное тонкое облачко сползло с луны, всё озарилось серебристым светом, и он увидел на плоской грани кирпича буквы «МИХ», — наверное, умелец хотел увековечить себя, выдавить имя «Михаил», но не успел или отвлёкся. Степан положил кирпич на место: кто его знает, заберёшь, а потом хватятся, догадаются, что побывал на стройке соглядатай...

До рассвета осмотрели почти все башни. Нигде, кроме как у нижней, что у реки, охрана не стояла. Видимо, строители были в полной уверенности, что никто посторонний в кремль не проникнет. Тогда почему охрана у речной башни? Парни решили, что не стоит ломать над этим голову, для этого они слишком мало знают. Пробрались к огородам, залегли в малинник и мгновенно, прижавшись друг к другу для тепла, уснули.

Проснулся Степан от женского голоса. Невидимая баба говорила:

— Иду, только ещё один вилок подберу покрепче...

Степан сообразил: с утречка хозяйки пришли на свои грядки за овощами. Хорошо, малина уже отошла, никто сюда не сунется. Он переждал немного и, только услыхав, как расчирикались воробьи, значит — люди ушли, осторожно выглянул. Никого, пернатые не обманули. Он растолкал Юшку.

Солнце поднялось, начало припекать. Заскрипели первые телеги, тяжело груженные камнем. Совсем недалеко надрывно визжал ворот, — видимо, поднимал на стену или на башню груз.

— Пора? — спросил Степан, вопросительно глядя на Юшку. — Вслед за первым порожняком и выйдем.

— А как?

— Обыкновенно: ты впереди, я за тобой. Жаль, гусли у боярыни остались. Ты дудочку как-нибудь Позаметнее держи.

— Думаешь, выпустят?

— Разве есть ещё путь отсюда?

— Может, в порожнюю телегу пристроиться?

Мысль показалась заманчивой, но сразу же отпала, как только они увидели первые телеги: в них не было ни рогож, ни рядна, ничего, чем бы можно было прикрыться.

Пришлось, помолившись об удаче, идти к воротам открыто. Так и пошли — впереди Юшка с дудочкой, за ним, положив руку ему на плечо, Степан, подняв голову и закатив глаза так, что в щёлочки виднелись одни белки.

Юшка шёл медленно, осторожно, стреляя глазами по сторонам. Степан нервничал, то и дело шептал едва слышно:

— Чего плетёшься!

— Эй, убогие, откуда вы тут? — раздался оклик.

— У боярина Вельяминова пели, — ответил Юшка.

— Ну давайте идите, не задерживайте...

Они вышли за рогатки на Пожар. Обошлось. Можно было уходить из Москвы.

Глава тринадцатая

Вечерело. Олег Иванович одиноко сидел в библиотеке, размышляя о судьбе засланных в Москву мальчишек.

Первые два лазутчика как в воду канули. Уж не поторопился ли он, посылая совсем ещё Неопытного сына Дебрянича?

Вошла Ефросинья. Необъяснимым образом сразу же догадалась, о чём задумался князь. Говорят, что так бывает со всеми любящими жёнами после многих лет совместной жизни.

Села рядом.

— День-два вполне могли в пути задержаться, — сказала она, положив узкую тёплую ладонь ему на руку.

Князь кивнул.

— Конному три дня пути. А пешему, — она говорила, поглаживая его руку, успокаивая и внушая, — да ещё если сторожко идти, с оглядкой, и того больше.

— Откуда знаешь, что до Москвы три дня конному скакать?

— Епифана спросила, — призналась жена.

— А зачем я их в Москву послал, не спросила? Что меня там тревожит и волнует, какое беспокойство гложет?

— Спросила.

— И что он сказал?

— Что ни о чём таком не знает.

— Аты?

— А я обиделась. Уж и от меня нынче у тебя тайны завелись. — И, округлив свои медовые глаза, спросила, почему-то понизив таинственно голос: — Уж не на Москву ли замысливаешь поход?

— Бог с тобой, о каком походе нам сейчас думать? Да и не пойду я никогда на Москву.

— Тогда зачем послал мальчишек?

— Они не мальчишки уже. Я в их годы в боях побывал, в походах, в Орду за ярлыком ездил.

«Может, корит себя за то, что послал именно Дебряничева сироту?» — подумала Ефросинья, но промолчала.

— В самом сердце Залесской Руси ставить неприступный каменный кремль, что сие означает? — Князь вопросительно поглядел на жену.

— Отгородиться стеной от татар.