Олег Рязанский

Глава пятнадцатая

На столе лежал большой харатейный чертёж Русской земли. Олег Иванович сосредоточенно изучал его, когда в библиотеку без спросу, на правах старого друга, вошёл Кореев. Из-за его спины выглядывала немного смущённая физиономия Васяты.

Князь удивился — последнее время старый приятель был редким гостем в его тереме.

— Дозволишь войти, великий князь? — спросил Васята.

В его голосе странным образом смешались обида, робость и вызов.

— А я уж, грешным делом, решил, что ты из города уехал, — заметил Олег Иванович.

Лёгкий упрёк означал одновременно и разрешение войти, и радость встречи со старым товарищем. Васята, в отличие от молодого Кореева, слова понимал в их прямом, буквальном смысле и потому принялся оправдываться, путано объясняя причины, по которым давно не бывал у князя.

Кореев заметил, что многословие друга начинает раздражать Олега Ивановича, и перебил его, указывая на чертёж: в Дикой степи скакали татары на конях, нарисованные когда-то Васятой:

— Помнишь? Ты ещё за киноварью к изографам бегал.

Васята споткнулся на полуслове и удивлённо воззрился на чертёж:

— Надо же, тот самый!

Чертёж был подновлён: к левой его кромке прилегали подклеенные листы пергамена, на которых торопливо, без должного старания, были нанесены границы Литвы и контуры Правобережья от Днепра до Днестра.

— Вот, други, как выяснилось, в те времена мы не очень в будущее заглядывали. Не дальше Дикого поля.

— Тебя Ольгерд после похода на Москву стал беспокоить? — понял князь Кореев.

— Я бы на его месте, получив отпор под Москвой, направил полки в северские земли. Вот, — показал князь на чертеже, — почти беззащитные лежат: Новгород-Северское княжество, Дебрянское. Захватит — станет нашим соседом. Причём очень беспокойным. Немногим лучше, чем ордынцы.

— Слышал я, что он привечает русских князей, — заметил Кореев.

— Не все ему в рот смотрят, — сказал Олег Иванович. — Боброк-Волынский, как я наслышан, к Москве отъехал. А Боброк — воевода знатный, известный не только в наших пределах, но и там, в латинских странах. — Он неожиданно обратился к Васяте: — Нет ли у тебя знакомого торгового гостя, который был бы связан с Вильно и Колыванью [29] ?

29

Колывань — нынешний Таллинн.

Васята растерянно заморгал, переводя взгляд с князя на Кореева:

— Почему у меня?

— У меня — нет. У Епищки, — князь сознательно назвал друга старинным детским именем, — тоже, я сие доподлинно знаю. У кого же мне ещё спросить?

— У меня есть, — неожиданно кивнул Васята.

— Ну вот! Кто он?

— Жуковиньем [30] торгует. К нам с Янтарного моря дивные бусы да браслеты привозит, я не раз у него покупал. Отсюда жемчуг да скань серебряную возит.

30

Жуковинье — ювелирные изделия, драгоценные камни.

— Своих девок одариваешь? — улыбнулся князь.

— Какие девки, великий князь? — обиделся Васята.

— Тогда для кого жуковинье?

— Приданое будущим дочерям собираю.

— Ишь ты, запасливый какой. Ладно, други, хватит лясы точить. Скажи-ка, Васята, твой торговый гость, он как, верный человек?

— Верный, коли ему прибыток светит.

— А если очень большой прибыток?

— Тогда и очень верный. Да что нужно-то, Олег Иванович? — рискнул опустить титул Васята.

— Нужен человек умный, приметливый, чтобы, проезжая по Ольгердовым землям, ворон бы не считал, а всё запоминал и нам потом докладывал.

— Глубоко ты свои коготки прячешь, — вдруг выпалил Васята и рассмеялся. — Десять лет назад ты бы так не сказал.

— Так ведь десять лет не малый срок. За десять лет медведя кувыркаться да бабу изображать выучить можно.

— А ты не медведь, — расхрабрившись, подхватил Васята, но натолкнулся на строгий взгляд. — Прости, великий князь.

Олег Иванович сделал вид, что не обратил внимания на оговорку:

— Как встретишь своего торгового гостя, прощупай его. Если почувствуешь, что он клюнет, сведёшь с Епифаном.

— Почему с ним? Разве я не могу сам вести такое дело?

— Можешь. Но Епифан лучше, он уже давно к таким делам приставлен. Но о том молчок!

«Господи, — ожгла Васяту внезапная догадка. — А я и не ведал, не чуял. Вона где кроется тайна влияния Епишки на князя...»

Дремавшая до поры ревность проснулась в душе Васяты.

Глава шестнадцатая

Три недели Степан со своим десятком неторопливо ездил вдоль межи, забираясь иногда вглубь Дикого поля, и не встречал при этом ни души. И вдруг как-то под вечер столкнулся он с медленно бредущим чумацким [31] обозом с солью, невесть каким ветром занесённым сюда, в сторону от наезженных дорог. Грязные волы грустно волокли огромные скрипучие телеги по неторной дороге.

Степан обрадовался — как-никак живые люди в степи, есть возможность поговорить, узнать новости.

31

Чумак — возчик на волах, перевозящих соль и рыбу.

Вместе устроились на ночлег. Чумаки угостили соскучившихся по домашней еде воинов салом, лепёшками, пареной репой и луком. Налили мёду — всё нашлось у них в необъятных телегах. Насытившись, Степан стал расспрашивать старшину чумаков.

Старшина был здоровенный дядька с вислыми усами, медлительный, как и его волы. На вопрос, что занесло обоз так далеко от привычного чумацкого шляха, известного всей степи, он ответил: с тех пор как Литва захватила Киев, никто за соль платить и не думает. Литва считает, что берёт по праву завоевателя, а киевляне обнищали так, что с них и денег просить стыдно.

— Плохо живут под Литвой?

— Ох, плохо. Киев за сто лет после татар никак восстановиться не может, у города и стен-то не осталось, некому возводить. Вот Литва и налетела, захватила его, почитай, без боя. Теперь господами ходят. За соль не платят... — Чумак всё время возвращался к тому, что его волновало. — Татары и те платят, на что нехристи... Рыбу-то мы в Киев не возим, рыбки и своей у киевлян хватало. А соль — кто ж им повезёт, ежели не платят? — говорил всё это чумак без особого возмущения, раздумчиво, принимая события как данность.