Олег Рязанский

— Увидим ли мы тебя ещё, дружинник? — спросила вслед младшая.

— Завтра возвращаюсь в дозор, — ответил Степан и вышел.

Добираясь по раскисшей улице до молодечной избы, он думал, что, конечно, неплохо было бы остаться здесь на несколько дней и поближе познакомиться с молодой вдовицей. В мыслях вдруг возникла боярыня Дурная, и его обдало жаром точно так, как бывало обычно в неспокойных снах.

— Ну что? — спросил Юшка.

— А ничего. Завтра возвращаемся в дозор.

— До завтра ещё целый вечер и ночь.

— Не болтай!

— Зачем перстенёк-то отдал?

— За вину поклонился.

— Повинился, поклонился... что-то не верится мне. Слова у тебя какие-то округлые... — Юшка отлично видел, как друг всё больше и больше смущается и раздражается.

Степан действительно злился, но не на Юшку, а на самого себя. Вся затея с перстеньком показалась глупой, никчёмной и даже постыдной.

— Перстеньки, они ведь на дороге не валяются. Собаке под хвост... — сказал Юшка, но, заметив хмурый взгляд друга, умолк на полуслове.

Степь просыпалась после зимней спячки стремительно и бурно. Чуть ли не в один день всё зазеленело, воздух зазвенел от птичьего пения, невидимое зверье сновало по степи, оставляя за собой лишь на краткий миг след — волнующийся ковыль. Это только незнакомому со степью человеку кажется она мёртвой пустыней, навевающей тоску. За один год Степан подружился со степью, научился читать её, как добрую знакомую книгу. Про Юшку и говорить нечего, он освоился ещё быстрее Степана, даже овчинную безрукавку стал носить мехом наружу, по-татарски, утверждая, что так куда удобнее — годится и под доспех, и на доспех. Однако своих коней, рослых и тяжеловатых, ни Степан, ни Юшка не думали менять на татарских выносливых, юрких лошадок, хотя и не раз замечали, как, неказистые на вид, они стремительно уходили от противника, легко перенося долгую скачку. Зато русские лошади были незаменимы в сече: боевой тяжёлый конь, да ещё с кольчужным убором, налетал грудью на вражескую лошадь и сбивал её с ног.

...Они неторопливо ехали едва заметной тропкой, время от времени останавливаясь, вставая на седло и оглядывая степь. Татары появились внезапно. Видимо, они поджидали русских, лёжа с конями в высоком ковыле. В быстрой сече Степан зарубил одного, другого свалил Юшка. Не одержав лёгкой победы, татары умчались...

Степан почувствовал сильную боль в руке. На рукаве появилось кровавое пятно. Юшка подскакал, они осмотрели руку и обнаружили глубокую рану, из которой текла кровь. Юшка попробовал остановить её всеми известными ему способами, но кровь продолжала течь. Степан на глазах бледнел, покрываясь холодным потом, у него закружилась голова, тело опутала липкая паутина противной слабости.

Пожалуй, впервые Юшка растерялся. Что делать? До заставы два часа езды, а до городища вообще целый день. И помогут ли ему на заставе? Там такие же, как и он, простые воины. А довезёт ли он Степана до городища? Юшка торопливо перевязал ремнём раненую руку выше раны, прикрутил Степана арканом к седлу и погнал коней во весь опор.

Степан не дотянул до городища совсем немного: потерял сознание и, обмякнув, привалился к шее коня. Так, с повисшим, словно большая тряпичная кукла, другом и въехал Юшка в ворота крепости. Старик охранник, раньше служивший в их же сотне, покачал головой и посоветовал везти Степана к воеводихе.

— Улести, умасти. Она баба умелая, посули ей чего-нибудь.

Но сулить не пришлось — воеводиха только взглянула на бесчувственного Степана и сразу распорядилась нести его в дом.

Юшка помог двум женщинам и слуге нести тяжёлое обмякшее тело. Степана положили на просторное ложе. Едва успел Юшка снять с него сапоги, как воеводиха прогнала его и сама занялась раненым.

Утром следующего дня Юшка пришёл с дарами.

— Иди, иди прочь, спит твой Степан и до полудня спать будет, если не дольше. Крови потерял много, ему сейчас сон — лучшее лекарство. Ночью проснулся, ковш молока выпил и снова заснул. — Воеводиха всё это выпалила, не пуская Юшку на крыльцо, но дары приняла.

Юшка едва дождался полдня и опять пришёл к воеводиному дому.

На этот раз выглянула младшая сестра.

— Спит, — сказала она с улыбкой. — Просыпался, тебя спрашивал, ещё ковш молока выпил и опять заснул.

— Можно, я тут посижу? Может, понадоблюсь, — несмело спросил Юшка. — Мало ли что... до ветру сводить... мужик всё же...

— Иди, иди! До ветру... — передразнила женщина. Юшка подумал, что она не намного и старше Степана, особенно когда улыбается. И совсем не похожа на старшую сестру. Та от сварливости рано состарилась и стала походить на бабу-ягу...

Степан лежал на мягком ложе в небольшой светёлке и с удивлением оглядывался по сторонам. Ларь, лавка, стены, обшитые струганным светлым деревом, оконце, затянутое бычьим пузырём... Всё незнакомое, чужое. «Ничего не понимаю», — подумал он и пошевелился. Заныла рука.

— Где же я? — сказал он вслух с некоторым беспокойством.

Приоткрылась дверь, и заглянула молодая женщина. Лицо без головной повязки показалось ему смутно знакомым.

— Отоспался? — певуче спросила женщина.

— Отоспался, — ответил Степан. — Как я сюда попал?

— Твой слуга привёз тебя к нам.

— Он мне не слуга, а товарищ и стремянный. Юшка зовут.

— А тебя Степан, — улыбнулась женщина. — А я Настасья.

— Настя, — повторил Степан.

— А сестру мою зовут Ульяна. Она травы ведает и кровь останавливает.

— Вот оно что... — Степан хотел спросить, долго ли он лежал в беспамятстве, но женщина вдруг исчезла, и дверь закрылась.

Через некоторое время дверь вновь отворилась. Вошла воеводиха, а за ней Настя.

— Оклемался, голубчик? Вот и ладно. Теперь на поправку быстро у меня пойдёшь. — Ульяна приказала сестре: — Помоги мне его повернуть и уходи.

Настя повиновалась. После её ухода Ульяна долго и заботливо распелёнывала Степана, отрывая холстины с запёкшейся раны. Потом смазывала снадобьем и перевязывала заново. Руки у неё, в отличие от слов, были ласковые.

Вечером приходил Юшка. Чуть позже навестила Настя, сидела, перекидываясь с ним незначащими словами, до прихода сестры. Та только взглянула строго, и Настя, ни слова не говоря, исчезла. На следующий день будто мимоходом вновь заскочила. Степан спросил о муже, и она рассказала обычную для приграничных мест историю его гибели. Послышались тяжёлые шаги Ульяны, Настя стремительно выскочила из светёлки. До слуха Степана донёсся сварливый голос старшей:

— И что ты, как блудливая кошка, всё к нему? Мужиком пахнуло?

Неожиданно для себя Степан почувствовал, что покраснел от ненароком услышанных слов.

Целый день Настя не появлялась. Зато долго сидел Юшка. Он освоился в доме, даже принёс дудочку и немного поиграл, задумчиво глядя куда-то поверх головы Степана. Неслышно отворилась дверь, вошла Ульяна и встала у притолоки, подперев щёку рукой. Степана поразило выражение её лица, отрешённо-печальное, и главное — доброе.

Следующий день прошёл тихо, с той только разницей, что Юшка играл значительно дольше, и в светёлку поднялись обе сестры. Потом они отвели парня в поварню и, как рассказал вечером Юшка, накормили до отвала вкуснейшими пирогами.