Ольга-чаровница и змиев сын

Насколько она помнила, ни на кого нападать князь пока не собирался, досыта нахлебавшись с Ярополком. И на него тоже никто не горел желанием. Пока. Гостила у Горана (если это, конечно, можно обозвать этим словом) Ольга точно не век или два. С другой стороны, долго ли умеючи? Уж кто-кто, а Иван умел ссориться с соседями быстро и с последствиями, разгребаемыми всем княжеством. Только чужеземцы-то здесь при чем?..

«Кажется, я для него невидима, — подумала Ольга. — А если попробую на коня взгромоздиться и шлем с него снять? А то и повернуть восвояси?»

Закрались в душу нехорошие подозрения. А их проверить стоило.

Туман окончательно развеялся, позволив увидеть огромную чужеземную армию, в железо закованную. А в каких-то ста шагах слева стояло еще одно войско, но были в нем не только витязи. Меж ровных строев людских стояли, застыли полуприсев, даже лежали навьи воины.

В солнечном свете блестели доспехи стальные, посеребренные, какого-то удивительного голубовато-серого металла — легкие в сравнении с теми, в которые облачились люди, но несоизмеримо более прочные. Узкие длинные мечи, которые не затупятся и через тысячи лет, черные короткие с пламенными и водяными лезвиями грозили противникам. Пехота против конницы. Однако силы не просто неравны, перевес был не на стороне захватчиков. Из низины, куда стекались ручьи, болотник тянул руки коряги. Русалки, друг с дружкой в салки играя, прелестями потрясали и манили, звали к себе. Никто из русичей на них не поглядывал, словно не видели, зато захватчики нет-нет, а поворачивали головы в их направлении. За стволами пары глаз сверкали из темноты, какой ни утром, ни днем быть не должно. Змеи свадьбы играли на ветвях, на пригорках, под корягами, но вряд ли, когда войска сойдутся, они останутся безучастными: не для того сползались. Наверняка, еще кто-то здесь был, но Ольга рассмотреть не успела.

По стройным рядам прокатились волны — словно вздохнул и пошевелился огромный невиданный доселе зверь. Стоящего впереди навца, одетого в волчьи шкуры, с шапкой из лисьих хвостов на голове окутало золотистое облако; оно скрыло чудовищное (наверное, чудовищное: никто и никогда не видел, как в точности оборачиваются существа) преображение, и на его месте оказался оранжево-красный змий с малинового цвета крыльями и голубым оперением, одновременно на восточного дракона похожий и Горыныча. Он тотчас бросился вперед: мимо Ольги. Воздух рядом с ней только и успел вспыхнуть червонным золотом и зашипеть, словно раскаленный металл кинули в воду. Черный рыцарь с короной на голове пригнулся, а вот знаменосцу не повезло. Змий ухватил его поперек туловища и увлек в небо. Брызнуло алым, на землю упала кисть руки в латной перчатке, мимолетом отсеченная лезвием на конце хвоста змииного. Принадлежала она отчаянно храброму и глупому воину, пробовавшему помешать чудищу. Ольга только и разглядела яркий плюмаж да нагрудник с изображением розы, потом к воину подскочили оруженосцы и скрыли из виду. Может, если посчастливится, успеют увести с поля боя, а может, полягут сами.

Захватчик поднял руку, и конница ринулась вперед. Мимо Ольги и даже, кажется, сквозь нее. Наверное, они выкрикивали девизы, подбадривая себя и побратимов, но чаровница не слышала ни их, ни лязганья железа, ни конного топота. Она смотрела на русско-навское воинство, спокойно ожидавшее врагов и ничего не предпринимавшее, словно хотело подпустить «добычу» поближе.

Не все навцы умели обращаться в чудо-юд, но даже в обычном виде — человекоподобном — они были и сильнее, и ловчее людей обыкновенных. Чаровников же Ольга не чуяла. Их здесь, похоже не было вовсе. Только выходцы из Нави и соседи. Значило ли это, будто всех перебили проклятые черные? Сами выродились, когда люди окончательно чужую веру приняли? Или попросту решили не участвовать, раз исход битвы предрешен? Она не знала и вряд ли сумела бы вызнать.

«Бойня», — подумала Ольга и приготовилась к не лучшему зрелищу в жизни: изувеченным трупам и морю крови.

Она с большим удовольствием не видела бы ничего этого, но кто ж спрашивать станет? Даже остаться на месте не позволили. Неведомая сила подхватила и понесла Ольгу в гущу схватки — туда, где очередной змий, созданный словно из потока талой воды, отхватил голову главному захватчику, резанув краем острого крыла. Корона упала, покатилась по земле, подпрыгивая на неровностях, и остановилась у ног Ольги. Тусклое золото меркло в сравнении с яркими лалами, украшавшими зубья. Камни были цельными, ни одной трещинки.

Лишь теперь она вспомнила, что это за корона. Ее старому князю в дар привезли из похода ратного. С ней не слишком красивая история произошла как-то: за порчу самоцвета в правом втором, если считать от центрального, зубце казнили казначея. Невесть как он это сделал. Некоторые (в основном родичи казненного) говорили, будто казначей невиноват, князь просто повод нашел злость хоть на ком-то выместить. Другие шушукались, будто казначей знатно приворовывал, а князь, схватив подлеца за руку, не захотел ссор из терема выносить, вот и выдумал байку про порчу короны.

«Восстановить можно расколотую чашку, но никак не драгоценности, — подумала Ольга. — Яхонты же и лалы — камни непростые, их не срастить даже с помощью чар».

Впрочем корону могли сделать новую: точь-в-точь как ту.

Ольга глянула на отсеченную голову. Шлем раскололся, и теперь ничто не мешало увидеть лицо. Почти как у Ивана. Ольга чуть не спутала, хотя у этого нос с горбинкой был и волосы темнее.

«Вот-так-так, — подумала Ольга, не испытывая больше ни злорадства, ни ненависти. — Старый князь слова не сдержал — аки невидаль, нестрашно. Но уже его сын отцеубийство замыслил, чтобы самому княжить. Видать, чем дальше года шли, тем дальше и род княжий катился под гору. Вплоть до этого самого мига, когда этот… потомок пошел войной на Русь, от корней своих отказавшись, а о заветах предков забыв».

Уже практически не обращая внимания на само сражение, подмечая детали, обычно кажущиеся неважными, Ольга побрела к лесу. Вот валяется на земле упавшее знамя — черно-белый орел в зеленом круге с золотой и малиновой окантовкой на сером поле; в углу выделяется след подковы; по краю идет бахрома; выжженная дыра у древка… А вот рядом — еще одна отрубленная кисть, уже тронутая трупными пятнами. Но ведь бой только-только начался, откуда взяться гниению?!

Мысль пришла сама собой — морок. Причем созданный тем, кто не слишком хорошо знаком с людьми.

Она остановилась, пристальнее разглядывая воинов. И чем больше смотрела, тем и подтверждений своей догадке находила все больше: слишком много украшений, в бой так не ходят, только на пир; не может человек так изогнуться и при этом сохранить равновесие, не в доспехах уж точно. Тонконогий конь, явно предназначенный для охоты и парадов, но не для битвы под воином, облаченным в тяжеленую гору железа, внезапно вскинулся на дыбы с громогласным ржанием. Несчастное животное должно было бы рухнуть, если не спину себе переломать, а это гарцевать принялось.

А потом Ольге надоело здесь находиться, и она, несмотря на нависающую опасность, потянулась внутрь себя. Сила радостно заворочалась, заурчала, поддаваясь, ластясь, и с готовностью явила ее взору множество чаровнических нитей, на которых и держался морок. Ольга стояла в круглом зеркальном зале, а вокруг развертывалось представление.

Чем дольше смотрела, тем сильнее разгоралась в ней злость.

— Как ты посмел?! — закричала Ольга. Голос не слушался, внутри все сворачивалось в тугой ком от ярости и гнева. — Подсовывать. МНЕ. Это?!

И был уже почти безразличен победный рев охватившей ее мощи, и собственное существование — в том числе. Лишь где-то в уголке сознания зудела мысль о том, что надо успокоиться и держаться, нельзя давать волю злобе: идя по этому пути, она не только разнесет здесь все и погибнет, но… но… но и…

Дворечик замельтешил перед глазами. Губить это существо не хотелось, вот только как укротить только обретенную мощь, Ольга не знала. В груди рвалось. На языке защипал вкус морской соли.

В плечи впились острые когти, заставив задохнуться от боли, но она спасла, не позволила скатиться в безумие. Ольга прикрыла глаза, но ее тотчас встряхнули, заставили поднять тяжелые распухшие веки.