Ольга-чаровница и змиев сын

Дворечик переступил лапами по ее плечу и замурлыкал, словно довольный кот. Коготь прорвал ткань, а вместе с ней и кожу, но обращать на это внимание было лень — не так уж и больно, если подумать. Только рубаху жаль: вскоре она рисковала превратиться в обноски. Не то чтобы Ольгу очень уж то заботило, но чаровники не должны выглядеть ни петухами расфуфыренными, ни пугалами огородными. Чай, не любимые последователями чужого бога юродивые — не к лицу.

Трое стражников — люди как есть — в темно-синих шароварах и в длинных тогах из серебристого металла тащили через двор треногу величиной с телегу, пыхтели и тихо ругались. Двум другим, обхватившим огромный кристалл — по виду золотой смарагд, но Ольга не стала бы утверждать наверняка, — приходилось еще тяжелей. Тот, что шел последним, споткнулся и…

Ольга, не задумавшись даже, протянула руку, ловя кристалл в воронку силы, и едва не взвыла от напряжения — еще бы! подобные усилия не шли в сравнение с привычными ей чарами — постаралась не показать, насколько тяжело. Первые стражники уже установили свою чудовищную треногу и теперь молча взирали на то, как медленно и неохотно, но все же плыл по воздуху в их направлении большой камень. Упустившие смарагд стражи шли за ним на небольшом удалении, словно рассчитывали подхватить вовремя, если чары ослабнут.

Не требовалось великого ума, чтобы понять нехитрую конструкцию, Ольга движением пальца поместила камень в чашеобразное углубление на вершине треноги. Раздался щелчок — смарагд встал в невидимые впадинки, а тонкие, но наверняка прочные цепочки окончательно закрепили всю конструкцию, привязав ее к земле за кольца, самостоятельно выдвинувшиеся из плит, мостивших двор.

Стражники выстроились в линию и принялись кланяться, чуть не метя вихрами двор. Ольга кивнула, и они ушли. Удивительно, что никто из них за все время не проронил ни слова. Тятя уж на сколько в строгости держал дворовых и дружинников, а те вечно балаган учиняли и при работе, и при отдыхе. А уж если у кого что из рук валилось, от гогота и ругани стены тряслись. Видать, не просто так сказано: Навь тишину ценит.

«Не иначе потому молчание — золото, воплощенная смерть — то, чем Кощей ведает», — подумала Ольга.

— Вижу, ты уже освоилась и в моем дворце, и с моими подданными, — во дворе появился Горан, шел не спеша, наверняка видел все.

— Не сказала бы, — ответила Ольга. — По-моему, твои подданные ведут себя странно.

Горан пожал плечами.

— Не княжий терем чай, гнедо гадючье, — ответил он так, словно жил несколько лет к ряду в том самом терему. Впрочем, Ольга спорить не собиралась. Стоило раз послушать, как бояре родовитостью да богатством меряются, а их бабы и дочери друг дружке кости перемывают, чтобы согласиться: как есть гнездо гадючье. А в Царьграде, откуда иноземного бога тащат, и того хлеще, батюшка сказывал.

— Кем они считают меня? — не то, чтобы вопрос очень Ольгу интересовал, но правдивый ответ на него помог бы не ударить в грязь лицом при разговоре (а рано или поздно он произойдет) с каким-нибудь чудо-юдой.

— Союзником, — ответил Горан, как показалось Ольге, искренне.

Дворечик перестал оттаптывать плечо Ольги и перелетел к Горану, тот удивленно поднял брови.

— Никогда такого не было и вдруг… — пробормотал он.

Дворечику, впрочем, до его слов дела не было, с плеча он перебрался к Горану на макушку, где удобно устроился, очень быстро взлохматив волосы в виде своеобразного гнезда.

Ольга подавила улыбку и продолжила спрашивать:

— А твои подданные извещены из-за кого ты столь долго отсутствовал?

— Разумеется, — слегка морщась от прикосновения когтей, ответил Горан. — Именно это является лучшим доказательством твоей силы. Не всякий чаровник сумел бы пленить меня.

— То есть?

— Удерживая меня столь долго, ты заслужила их уважение и доверие.

Ольге было странно слушать такое, но она не взялась спорить: видела, не врал Горан. Да и навцы, в конце концов, не люди и, судя по всему, предвзятости в отношении чужаков не испытывали. Впрочем, не удивительно: будь иначе, не сумели бы ужиться друг с другом, не упоминая о совместных походах или обороне.

— Я хотела узнать, какую роль ты отводишь мне в предстоящей схватке, — произнесла Ольга. — Не хотелось бы навредить по незнанию.

Горан нахмурился. Наверняка, будь его воля, ляпнул что-то вроде тятенькиного: сиди в светелке и носа не кажи. И тогда Ольга точно разозлилась. Но он то ли смирил себя, то ли все же очень хорошо узнал ее, поскольку ответил:

— Мне бросит вызов воздушный лунь. Специально летел в наши края с Востока. Разумеется, биться с ним в вышине я буду сам. Таковы камешки, — Горан указал на смарагд, — сейчас устанавливают по всему дворцу, в башенках и на крыше, по границам поселения за его стенами. Они защитят, если кто-то из нас рухнет с поднебесья. Однако кроме поединщика сюда сползутся его слуги, а может, кто за ним по дороге увяжется.

— Много? — спросила Ольга.

— Не слишком. С целым чаровническим орденом и главным волхвом с прихвостнями сравнятся навряд ли, но и тех, кто явятся, за глаза хватит. Конечно, все они уберутся тотчас после моей победы, но до нее постараются как можно серьезнее навредить дворцу и его защитникам, а главное — прорваться к вратам и проникнуть в твой мир. Этого допустить нельзя.

Она кивнула, пояснять более не требовалось, но Горан молвил:

— Когда в Яви случается беда и многие смерти, небо у нас скрывают багряные тучи, а из них проливается ядовитый дождь из кислоты и вашей алой крови. Соленой крови. Реки пересыхают, лава и кипяток бьют из-под земли, навцы болеют, перестают рождаться дети.

— Кто?.. — хмыкнула Ольга прежде, чем язык прикусила.

Плохо вязалось в ее представлении царство Подсолнечное Тридевятое, то бишь мир загробный, Навский и деторождение.

— По-твоему я родился в человечьем мире? — нахмурился Горан.

— Ох, вряд ли, — протянула Ольга.

«Ну да и в Яви ведь мертворожденные случаются. И воскресшие, — подумала она. — Как съест молодица рыбу златоперую или заветное зернышко проглотит, так родится у нее младенчик, да необычный: вырастит за одну ночь, будет собой хорош и силен на диво. Навьи посланцы детства не имут, они, как есть, в Явь входят. Ну а в царстве Подсолнечном, значит, живые на свет появляются. Один вот напротив стоит и взглядом прожигает».

— Наши миры связаны, именно потому я и охраняю их оба, — вторил Горан ее мыслям.

«Замечательная защита — войну затеять», — подумала Ольга и тотчас мысли этой устыдилась. Только человек глупый смерти страшится, а для навца гибель сродни переселению. Жил в одном мире, ушел в другой, там пожил в свое удовольствие, затем, как пожелал, вернулся, еще и накопил ума да мудрости.

— И твой соперник знает об этом, и все равно бросает вызов?

— А мало ли тебе известно людей, готовых сиротить малых детушек, сжигать города и веси, разорять, вдовить, неволить ради одной лишь блажи зваться властителем краюхи земли, венец на главу напялить или, того гаже, чтобы молва о нем пошла? — вопросом на вопрос ответил Горан.

Ольга потупила взгляд: возразить по существу снова ничего не нашлось.

— Тебе бы поесть, моя чаровница.

— Это перед боем-то? — фыркнула Ольга, пытаясь припомнить, когда ела в последний раз нормально. Получалось — очень давно. — Благодарю покорно, но лучше потом. Чаровники не столь сильно зависят от еды, как иные люди, но вот выворачивает их при излишнем чаровническом напряжении гораздо чаще.

Удивительно, но Горан настаивать не стал, сразу повел на стену, любоваться видами и приближающимся поединщиком. Тот аккурат только-только появился на горизонте, особо не спешил и выглядел восхитительно. При всей его… опасности — иного слова Ольга не подобрала бы никогда — он был невероятен. Огромный воздушный змей висел над кронами деревьев, извиваясь всем телом — почти прозрачным, лишь слегка более уплотненным в синеву — и шевелил плавниками, переливающимися златым, изумрудным и серебряным сиянием. Красив! А еще зубаст. Если не лгали глаза, то Ольгу он мог бы с легкостью перекусить пополам и не заметить. А еще змей (или те, кто его сопровождал) оказался вонюч. Оценить силу отвратительного запаха «посчастливилось», когда переменился ветер, а процессия преодолела половину пути до дворца.