Ольга-чаровница и змиев сын
Шрифт:
Горан уже ответил почему так, но верить ему Ольга не захотела. Он спал и видел, как бы ее у себя оставить, потому и убеждал, наверняка, не соврав даже. Люди в Яви такие же путники, как и в Нави. Сложно сказать, где их настоящая Родина. Кружится-кружится колесо Рода: рождение сменяется смертью, а смерть — новым рождением. То необходимо, чтобы люди с новым витком умнее, мудрее становились, чтобы постигали мироустройство, других и себя. Время придет, и сойдут с колеса, став с Родом рядом.
А еще мало кто из живых не задумывался о смерти, потому и Горан не соврал, будто Навь ее манила. Она всех манит. Она честнее; и условностей в ней нет. Она — мир отдыха и счастья. Явь же для испытаний создана. Наверное.
Ольга не могла знать, что в книге Рода написано. То лишь старшие его сыновья ведали. Однако чувствовала и верила, будто так, как представляла,
Что касалось змия, то он действительно ушел… хотя слово «уполз» подошло бы лучше. Горан не появлялся уже три дня, а Ольга страдала от одиночества и бездеятельности, впервые за невесть уже сколько лет не в силах занять себя хоть чем-то. Чары по-прежнему были ей почти недоступны, а то, что удавалось, не хватило бы даже на зарабатывание куска хлеба на ярмарке. Еда, питье, лекарства сами возникали на столе. Опочивальня словно угадывала мысли пленницы и стремилась предоставить ей все необходимое. Возможно, не просто так Ольгу поселили именно здесь.
Ее мучила неизвестность, а еще — скука. Привыкла она к змию за несколько лет и теперь отчаянно не желала и хотела его появления: одновременно. Противоречивые чувства Ольга называла дурацкими, но избавиться от них не могла.
К счастью, она начала вставать раньше, чем решила убиться головой о стену, и сумела добраться до книг. Они скрывались за золотой завесой, какую и не заметить, если не подойти очень близко. Стена и стена, но стоило приблизиться вплотную — и вот — фолианты, свитки, манускрипты, чертежи и гравюры. Они лежали на полках, занимавших всю стену с противоположной стороны от окна. А какие там были книги! За один том чаровнической геометрии она могла бы отдать правую руку.
Здесь нашлись и легенды, и истории, и исследования с философией, но больше всего — томов по чаровничеству. Не все время Ольга сидела в тереме безвылазно. Странствовать ей нравилось и не только по Руси. Хотелось ей и на прочий мир глядеть. На слонов индийских, птиц с огромными хвостами, на жар-птиц похожих, единорогов с китами. Была и в Царьграде, и в Риме. Суматошные то города оказались, недобрые. Особенно к людям русским, славами обзываемыми, — рабами по ихнему наречию. На вековечные льды любовалась, на пики красных гор и фонарики, что запускали в небо люди с хитрыми раскосыми глазами. Ольга собрала неплохую библиотеку, но вся она, едва уместившаяся в тереме, по ценности не сравнилась бы и с тремя самыми тонкими переплетами, находящимися здесь. А еще в отличие от терема, который Ольга так и не сумела оживить, несмотря на все свои старания, дворец Горана оказался разумен (и, похоже, пленница его искренне забавляла). Прочие обитатели либо привыкли к его чудачествам, либо от природы не обладали достаточным чувством юмора. Ольга же каждый раз искренне удивлялась нависшим над ней предметам (пусть и кувшину с водой, грозящему опрокинуться прямо на голову) и смеялась шуткам, которых точно не стерпела бы от существ обычных. Обижаться на живой дворец — настоящее чудо расчудесное — она не могла и даже не злилась на то, что большинство ее заклятий не удавались.
Дверь открылась без скрипа, однако она, кажется, и во сне почувствовала бы присутствие Горана (кстати, вроде бы и чувствовала — ночью).
Ольга тяжело вздохнула и крутанула запястьем, в единый миг гася кружащие над головой разноцветные искры: как блуждающие огоньки на болоте. Сегодня она пробовала взывать одновременно к нескольким стихиям, следуя советам, описанным в одной из книг. Результат вышел не совсем такой, какого она хотела, сил пока не хватало, но учитывая, что все чаровники, известные в людском мире, если и могли обращаться к нескольким стихиям, то последовательно, попытку можно было счесть удачной.
К тому же огоньки понравились Дворечику — как ласково называла Ольга — белке-не белке, змейке-не змейке, птичке-не птичке, а всему вместе. У него имелись радужные крылышки, рассыпавшие разноцветные искры, узкая курносая мордочка с большущими глазами, лоснящийся золотой мех и целых пять хвостов: пунцовый, лазоревый, сиреневый и серый, последний постоянно цвета менял. Сейчас она буквально кожей чувствовала его одобрение, даже в комнате стало светлее. А еще Дворечик наконец-то (и нескольких дней не прошло!) исполнил ее требование по поводу нормальной человеческой одежды, а не одеяний в пол, платьев, халатов, либо какого-то совершенно неописуемого непотребства. Горан в «непотребстве» умудрялся выглядеть величественно и неожиданно красиво, а Ольга самой себе казалась разряженной куклой малолетней дочки
ткача-басурманина: ярких тряпок хоть отбавляй, а вкуса никакого.— Доброе утро, мой змий, — равнодушно поприветствовала Ольга. Голос прозвучал отрешенно, хотя сердце подпрыгнуло к горлу и забилось пойманной птицей.
— И тебе, моя чаровница, — сказал Горан, входя в опочивальню. — Зря развеяла, было… красиво.
Почему-то эти слова отозвались в душе гордостью и какой-то странной досадой. Ольга задержала дыхание и мысленно выругалась. Противоречивость чувств, одолевавших ее в последнее время, приобрела какую-то болезненность. Наверное, испытывай она острое желание уйти отсюда, никто не воспрепятствовал бы побегу. Вот только куда ей податься? В терем возвращаться пока нельзя: лишь новых ворогов привлечет. Люди ее не примут. Русь, конечно, большая, можно и на Ладогу к тятеньке под крыло, да только не хотела Ольга жить по-прежнему: ни женихов непрошеных, ни девок-прислужниц, ни бесконечной болтовни ни о чем за никчемными занятиями.
За море отправиться? Так хрен редьки не слаще: везде простые люди живут почти одинаково. Королям и раджам прислуживать да интриги плести, как у всех властителей заведено не иначе развлечения ради — скука смертная. У чужеземцев с запада вообще народ на кострах жгут, коли отказывается поклоны навязанному богу бить али дар не скроет.
Уйти к соседям? К тем же русалкам, например? Они примут, хотя чаровничество считают чем-то грубым и некрасивым, но при одной лишь мысли об этом Ольге хотелось поежиться. Жить среди них?.. А чем здесь хуже?! Да и делать что? Венки плести да косы полоскать в воде? Скука же болотная.
Новый терем выстроить в глуши? Долго, да и зачем? Чтобы стать в нем одинокой затворницей? Чем такое существование хуже заточения в Нави? Здесь хотя бы можно ощутить себя по-настоящему живой: гордость в груди жжется, ярость время от времени застит взор алым. А еще книги. Ну какой чаровник откажется от знаний?
А кроме этого… как ни противься, но приходилось признать: Горан спас ее. Вначале Ольга думала, чтобы самому поглумиться всласть, но прошло достаточно времени, а ее никто не мучил, не морил голодом, даже не ограничивал в чтении — хотя, казалось бы, для чего указывать врагу путь к мастерству? Ольга все сильнее склонялась к мысли о том, что Горану лично она задолжала очень сильно: и за обман, и за годы, которые тот провел в заточении, и за недавнее спасение, да и за кров, лечение и еду, вкупе с возможностью получать новые знания. Защиту также сбрасывать со счетов не стоило: вряд ли теперь найдется чаровник, жаждущий вызвать ее на поединок. Для этого ему пришлось бы тащиться аж в Навь.
— Вижу, ты уже полностью оправилась от ран.
Не полностью, но оспаривать данное утверждение Ольга не стала, коротко кивнув.
— Твоими заботами, — сказала она резче, чем хотела и собиралась. Все же от Горана она действительно видела пока только хорошее.
— Ты уже встаешь, но не выходишь.
— А разве я могу? — поинтересовалась Ольга, стараясь не выказать удивления. — Без конвоя в человек… кхм… то есть существ в десять?
Горан нахмурился и наклонил голову к плечу, словно ее замечания так и не понял.
— В пределах дворца ты вольна бывать везде, где угодно, — наконец сказал он. — Отчего бы нет?
— Благодарю, — коротко произнесла Ольга, представляя, какими если не словами, то взглядами встретят ее подданные Горана.
Однажды ей пришлось долгое время жить во дворце на том самом западе, что вызывал весьма неприятные воспоминания. Местный господарь хотел сделать ее придворным чаровником… вернее советником, и не намеревался объявлять злом во плоти, однако интриг, лести, шепотков, вражды и зависти Ольга наелась на тысячу лет вперед. И это при том, что себя она не раскрывала, вес среди людей имела немалый, ее если не уважали, то точно боялись, просили о помощи, дарили подарки и обещали покровительство, если не дружбу. Как же встретят ее в навском дворце, если здесь она всего лишь пленница в зыбком положении невесть кого? Да еще и заняла опочивальню правителя — так себе привилегия — наверняка и слухи уже поползли один другого гаже, и отмахнуться от них не выйдет. Не случись недавней ночи, Ольга нашла бы в себе силы позубоскалить на предмет «новой подстилки «его величества», но теперь вряд ли смогла бы. Даже то, что ее спасали, да и не было между ними ничего особенного, почти не имело значения. Для некоторых просто рядом постоять — уже повод нагородить с три забора и насобирать с три короба сплетен, да и вывалить на всякие свободные уши.