Ольга. Уроки престольного перволетья
Шрифт:
Вместе с княжеским престолом Симеон получил от отца в наследство и сложные отношения с греками. И, расстригшись из монашества, принялся искать себе достойную спутницу, которая бы обеспечила ему не только чадорождение, но и всестороннюю и многообразную поддержку могущественной родни. Скорее всего удался сей замысел с печенегами.
С Киевом тогдашнего болгарского правителя связывали самые дружественные отношения, выросшие как из взаимного расположения неустрашимых воителей – Симеона и Олега Вещего – друг к другу, так и, в большей степени, из схожести их целей – и один, и второй силой оружия желали получить от греков всяческих выгод для своих народов. Однако если торговый ряд с греками Олега вполне устроил и умиротворил, то гораздо более значительные притязания Симеона с меньшей вероятностью могли быть удовлетворены греками
16
Договоров
И надо отметить, что замыслы Симеона со временем выглядели всё более достижимыми – болгары одолевали греков в бранях. Царьград суетливо искал себе союзников, и вот в этом греки, привычно сочетавшие стравливание варварских народов с подкупом их вождей, преуспевали. Плодом греческих усилий стало то, что бывшие соратники и родичи Симеона, печенеги, сделались болгарам врагами. Симеон к тому времени был женат повторе, и, стремясь заручиться поддержкой новых влиятельных родичей, отдалил от себя детей от печенежки, признав своим наследником не старшего, Михаила, а Петра, сына от второй супруги, Марии, чем вызвал неудовольствие печенежской родни. Греки не преминули воспользоваться этим семейным разногласием и привлекли печенежское кочевье отца первой супруги Симеона на свою сторону. Но, впрочем, союзники оказались гораздо менее удачливыми и умелыми в ратном деле, чем Симеон, и не особо помогли грекам.
Неоднократно в ту пору пытались склонить греки на свою сторону Русь, напоминая Олегу и Игорю об условии подписанного довершения о военной подмоге, и киевские правители не скрывали от Симеона, что отказывать грекам в этом их требовании им сложно. Тогда-то и появился у Симеона замысел породниться с Русью, и в Киев из Преслава были отправлены послы с целью обсуждения брачных рядов. В невесты Игорю Симеон предложил свою дочь от печенежки – она больше подходила жениху по возрасту, чем его дочь от Марии. Кроме того, Симеон всё ещё не оставлял мысль выдать замуж свою младшую дочь за юного греческого императора Константина. Тем надеждам осуществиться не удалось: год спустя после рукобития о брачном ряде Евдокии и Игоря, четырнадцатилетний Константин женился на дочери своего флотоводца Романа, сумевшего не только тестем багрянородному императору стать, но и соправителем. И младшую дочь, сестру наследника болгарского престола, больше уж беречь было не для кого.
Вещий советовал Игорю взять женой дочь Симеона не от печенежки, а от Марии, сестры влиятельного боярина Георгия. Однако честного рукобития Игорь не порушил: имелась от этого брака ещё одна существенная для него выгода. Евдокия приходилась внучкой могущественному печенежскому вождю – Куркуту, предводителю кочевья Хавуксингила, а земли, подвластные Киеву, тревожило набегами другое воинственное кочевье – Иавдиертим – вождь которого, Елчи, состоял с Куркутом в дальнем родстве. Наследники Игоря от Евдокии стали бы родичами Елчи, что способствовало бы миру с печенегами.
Евдокия со свитой была отправлена в Киев и сделалась женой Игоря. Все дети просвещённого и образованного Симеона – и от первой и от второй супруги – были крещены, обучены грамоте и письму. И Евдокия не являлась исключением. Кроме дружины и челяди с болгарской невестой в Киев приехали книгочеи, писарь и христианский священник.
Этот союз позволил киевским правителям уклониться от помощи грекам, сославшись на случившееся родство. Греческие послы, конечно, убеждали Игоря одуматься, указывали на то, что Евдокия – дочь нелюбимая, что даже её печенежский род принял сторону Царьграда, утвердившись в мысли, что внуку печенежского вождя иначе не сесть на болгарский престол. Игорь с греками соглашался, но
поддерживать их не спешил.То же, подчёркиваемое греками, обстоятельство позволяло Игорю отказывать и самому Симеону, искавшему себе соратников для морских браней с греками. Игорь вовсе не стремился участвовать в бессмысленных для Руси войнах. А Вещий, в ту пору став при Игоре кем-то наподобие Бориса при Симеоне, на предложения иноземцев вступить в те или иные союзы отговаривался, что он теперь ничего не решает – от княжеской власти устранился, бразды правления Игорю передал.
На деле это было не совсем так – хотя Олег принимал посетителей княжеского терема, сидя не на престоле, а лишь по правую руку от молодого Игоря, бояре, дружина и торговый люд знали его князем по-прежнему. Но имелась в тех его словах и доля правды. Гибель почти всей русской рати по возвращении с Хвалыни 17 сильно подкосила и здравие киевского правителя, и его уверенность в своей удаче.
17
Каспийское море
Узнать, чем же закончилось болгаро-греческое противостояние, Олегу не пришлось – Вещий князь покинул сей мир. А спустя шесть лет упокоился и Симеон. Ныне на болгарском престоле сидел Пётр, завершивший отцово дело жизни тем, что заключил с Царьградом мир и получил себе в супруги знатную гречанку – внучку Романа. И в итоге тестем стал не болгарский правитель багрянородному кесарю, а соправитель греческого императора болгарскому царю. Кто от этого остался в большем выигрыше и прибытке, догадаться было не сложно. Старших братьев Петра, детей печенежской жены Симеона, постигла незавидная участь – Ивана отправили заложником в Царьград, Михаил был сперва заточён в монастырь, а позже, после его побега и попытки захватить в Преславе власть, казнён.
Все эти подробности Ольга узнала от Асмуда, на долгом пути в Киев развлекавшего их с Яромиром во время остановок рассказами из жизни нарочитого Ольгиного жениха и его окружения.
Памятуя о полученных от Дагмары сведениях и помалкивая о них, Ольга с деланым простодушием спросила тогда Асмуда и о том, почему Вещий князь не обзавёлся женой. Десница отговорился тем, что горячо любимая, водимая супруга Олега умерла вскорости после рождения сына, а после неё Вещий никого так уж более не полюбил, а назвать своей перед людьми нелюбимую, видно, не захотел. А те несколько детей, которые были рождены часто меняющимися в ложнице знаменитого правителя жёнами, почему-то все умерли в младенчестве…
Когда солнце закатилось за полдень, Ольга позвала Любаву и вторую чернавку – Нежку – пришла пора облачаться к вечере.
Поверх нижней сорочицы из тонкой белой паволоки прислужницы надели на княгиню золотисто-переливчатого шёлка далматику, затянули Ольгин стан широким поясом. На её голову, покрытую белым шёлковым убрусом, Любава возложила золотой круг очелья, того самого, которое было на Ольге в день свадьбы. В полые скобки на нижнем краю очелья над ушами продела крепления выбранных Ольгой рясен – ниспадающих до самой шеи золотых цепочек с нанизанными на них шариками алатыря – камня медового цвета. Это узорочье было среди Ольгиных свадебных даров.
– Как же красива ты нынче, княгинюшка, – восхитилась Любава. – Немногим мужним жёнам столь годен убрус, как тебе.
– Большинство супротив портит, – согласилась Нежка. – Волосы-то не видать.
– А нашей княгинюшке дюже к нежному личику, – подхватила Любава. – И очи нынче у тебя, госпожа, наконец-то радостные, и румянец на щеках. Даст Лада – всё образуется.
Ольга не стала уточнять у челядинок, что образуется, поблагодарила девиц и направилась в трапезную. Выглядела она, должно быть, действительно хорошо – не ожидая три последних дня явлений супруга в опочивальне, успокоилась и выспалась.
Батюшка, а вместе с ним Искусен, уже пришли в терем. Увидев их, Ольга едва ли не бегом спустилась по лестнице и бросилась к Яромиру в объятия.
– Доченька, как ты? – спросил Яромир, отстранив её от себя и внимательно осмотрев. – Выглядишь красавицей.
– Дай и я обниму красавицу, – засмеялся Искусен и поцеловал её в лоб. – Высокая какая. Выросла что ли, сестрица?
– Всё хорошо, батюшка, братец, – счастливо вымолвила Ольга, и сейчас, рядом с ними, всё, и правда, было хорошо…