Омеги
Шрифт:
— Что ж не покормить, что ж мы без креста, животинку голодом морить будем, все ж твари Божьи! — дедок пригладил бороду и размашисто перекрестился, — а они не из одноцветных?
— Нет дидо, увы из Альф только одна, вторая из обычных — я немного поднапрягся умению старичка задавать вопросы как бы вскользь.
Дедок быстро, с неожиданной прытью для его возраста обошёл стол и проорал с веранды, облокотившись на перила.
— Клим, зараза! Тащись сюда с Просковьей. Господа откушать изволят. — ну а потом обратившись к нам продолжил нормальным голосом, — Вы уж не обессудьте
Я, воспользовавшись минутным отсутствием дедка развернул книгу, которую он читал. На первом листе значилась:
М.А. Шолохов
Поднятая целина
Вообще книга произвела приятное впечатление, обложка из обёрточной бумаги, закладка посредине тома из тонкой шёлковой тесьмы. Судя по всему, ей пользуются вполне аккуратно.
— Эх, жаль у них телевизора нормального нет, я своей жёнушке уже в третий раз обещаю боевые на покупку телевизора отдать, да в который раз пропиваю их быстрее, — посетовал на изменчивость своего характера бурят.
Долго ждать не пришлось и через пару минут появились вызванные Клим с Прасковьей.
Люди как будто пришедшие сразу из 19-го века, прямо из-под Рязани, той самой сказочной, где «грибы с глазами их едятъ, а они глядятъ»;
Клим был одет в кремовою косоворотку с воротом, расшитым красными петухами, синие порты, и начищенные кирзачи, на голову был нахлобучен картуз. Прасковья носила расшитое крестьянское платье, кажется такие называют понёва, на голове кошник, с платком.
Сразу от такой картины повеяло духоскрепной благостью, Русским духом, и немного народным лубком.
Умилительная картина Клим, слегка прихрамывая несёт на вытянутых руках самовар, Прасковья чинно шествует во след, неся на ухвате чугунок с чем-то приятно пахнущим.
Правда наличие волчих ушей и хвостов, немного выделяло их из народонаселения средней полосы.
— Извоольте виидеть, Хоозяин, сеегодня на обед, каартошка с беелорыбой, — поклонился в пояс Клим.
Волчара говорил на русском, также, как и Пеструшка, слегка растягивая согласные первого слога.
— Климушка, там у стены сидят пара Омег, забери их к себе, да покорми, — распорядился дед,
— Не извольте суумневаться, сделаем в луучшем вииде. — поклон и волчара ушёл к калитке.
Прасковья молча сходила и принесла тарелки, чашки, хлеб, огурцы в сметане, разложила по тарелкам еду из чугунка, и поклонившись ушла к себе.
Дедок перекрестил стол, мужики осенили себя крёстным знамением и чинно приступили к еде.
Я заметил, что волк привёл моих рабынь, Пеструшка, зайдя в калитку, первым делом поискала меня глазами, и найдя сидящим за столом, помахала мне. Я тоже ответил ей.
Волки скрылись за домом, и моё сердце слегка успокоилось, не думаю, что супружеская чета их обидит.
Еда была простой, картошка с кусками варёной рыбы, по вкусу обычная горбуша, но её было достаточно на всех. Огурчики в сметане, мне напомнили мою прошлую жизнь в Реале, как только на даче начинались в парнике огурцы, мы непременно крошили их с зелёным луком в сметане, объедение!
Интересно «Я» который в Реале, не запустил дачу?
Достроил ли домик?Мы откушали, попили чайку из настоящего самовара, рабы унесли посуду, делать было не чего.
— Хорошо готовят твои люди картошечку, — я сделал комплемент стряпне волков.
— Хорошо, да только это не мои люди, Божьи. Я им не хозяин, как-то прибились сюда лет пять назад да так и живут.
— Да ладно, дед, ты что беглых рабов покрываешь? — я даже не поверил своим ушам.
— Ох, добрый человек, выбросите из головы все эти бредни про беглых рабов, не бывает такого. Спартак-Чемпион только в сказках остался. — дедок ткнул пальцем в книгу, — раб сбежать не может, от Печати не уйдёшь, она не на тело, на душу ставится, а с души, чем её сковырнёшь? Таких ломов ещё не придумали, нет! Раб — это навсегда раб. — вздохнул Семёныч.
— Всё куда как проще, к нам приводят дряхлых да увечных рабов, у нас тут как ни как порт, как на собирается с десяток, мы их на лодки отводим, а лодочники, их сами на островок умирать отвозят. Вот от них хозяин захотел избавиться, ну а мы подобрали, они и присматривают за воротами, порядок блюдут, и им хорошо, сыты да одеты, и нам помощь по хозяйству. — огладив бороду ответствовал дед.
— Мужики почему вас психи то зовут? — я не заметил на лицах милитариев следов умственной болезни и мне стало интересно.
— Сам ты псих, — обиделся мужик с казацкими усами,— не скажи никому – в морду дадут.
— Для своих мы говорим Кси и Пси, а ты ещё не свой, по закону это оскорбление, чё на порку нарываешься? — поддержал его молодой парень.
— Ну что ты сразу то так, Остап, ну ты ж видишь человек издалека, объяснять то надо, а не сразу карами стращать, вот и объясняй, — утихомирил всех дед.
— А что объяснять – вот Баир сидит, у него в статусе есть греческая «?», ну буква «КСИ», он армеец, то есть воин, ну это как бы сокращённо, а официально Ау-кси-ла-рий,— с трудом справился с латинским словом пацан — а мы менты, нас вояки зовут Пси, мы, когда ставим психическую хрень, ну ещё в статусе нам прописана буква «?» по русский как «ПСИ».
Да, из пацана учитель никакой, я ничего ни понял.
— Как-то малопонятно, ну ладно «КСИ» понятно, это сокращение для армейцев, ну а вот «ПСИ» явно не в тему.
— Понимаешь, уважаемый, мы все здесь местные, тутошние, родились здесь, ну или как я родился в другом мире, но всёравно в Альянсе, у нас в милиции Пришлых из Реала нет, ну кроме Баира конечно, он у нас Попаданец,— начал говорить дед.— тут дело такое, мы тут по-всякому оказались я вот, например, разорился, и всей семьёй в рабство попал. Вот видишь?
Дед выпростал из ворота рубахи стальной ошейник, покрутил, на шее перебирая пальцами и снова спрятал назад, и тщательно застегнул ворот на все пуговицы.
— Кто-то здесь свободный, пошёл служить добровольно, тут не важно, всяко жизнь складывается, мы служим по обычным людям, но иногда получается, что в милиции, приходится сталкиваться с разной нечистью или бандами, ну и вот чтобы мы в бою не побежали, и на нас накладывают разную психическую магию - ментальное усиление. То есть при виде баньши, мы не разбежимся от страха, другое дело что нас против баньши не выпускают, сдохнем без пользы. — дедок обстоятельно и степенно начал объяснять.