Омут

Гарри пожалел, что не может промотать воспоминание, как фильм, чтобы добраться до следующего важного отрывка. Он с нетерпением смотрел на то, как Люциус падает на пол от проклятья обездвиживания.

— Да пошел ты, ублюдок, — теперь эти слова звучали для Гарри по-новому.

Малфой говорил их вовсе не из-за того, что готов был терпеть любые пытки, он решил, что уже прошел тест, сдал выпускной экзамен перед самозванным Темным Лордом. Круциатус было для него наивысшим испытанием, которое он преодолел, не сломался.

— Каким наивным ты был, — сказал ему Гарри и продолжил наблюдать за пыткой.

С выдержкой у Люциуса были большие проблемы. Интересно, сколько могла выдержать Беллатриса под пытками? Когда-то у Гарри была возможность выяснить, но он не смог. С тех пор ему ни разу не доводилось использовать Круциатус. В пабе коллеги порой травили байки про то, как расшвыривались Непростительными направо и налево, но он не верил им. После войны в Аврорате не осталось тех, кто был способен на такое. Со смертью Муди, после того, как Бруствер стал Министром, все изменилось навсегда.

— Ты вообразил себе, что мы равны, Люциус, — во второй раз за день сказал Риддл, обращаясь к Малфою. Гарри поймал себя на мысли, что думал о том же несколько секунд назад. О том, что Люциус рассчитывает противостоять Тому на равных.

Таких, как Волдеморт, в книжках по истории можно было сосчитать по пальцам. Поднявшихся из грязи волшебников, которые подмяли под себя мерзавцев разных мастей и указали им цель.

Несколько следующих минут Гарри следил за движениями Риддла, шагая след в след, пытаясь понять, что происходило в извращенном мозгу волшебника, способного на такую жестокость.

Когда из носа Малфоя потекла кровь, Риддл довольно усмехнулся, но тут же спрятал усмешку, придав лицу почти безразличное выражение. Даже когда Малфой валялся у его ног, хрипя и вымаливая прощение, он оставался спокойным. От этого спокойствия и уверенности Гарри почувствовал пробежавшие по спине мурашки. Словно он присутствовал не в комнате пыток, а в кабинете колдомедика, который занимался лечением сложного случая. Иногда приходится причинить боль, чтобы вправить сустав или вырастить новые кости. Гарри как никто знал об этом, потому что бросил квиддич всего пять лет назад, когда стало ясно, что даже любительские матчи плохо соотносятся с ненормированным графиком работы в Аврорате. Он знал, что боль не равна злу, боль может быть полезной, и здесь, в комнате, он был уверен в том, что Том проводит сложную операцию, результатом которой должно стать избавление от ненужных ему качеств в личности другого человека.

Срезать гордость — совсем немного, только чтобы поставить на место. Вот почему здесь нет свидетелей. Люциус будет благодарен, что Риддл никому не рассказал о его позоре.

Раздвинуть границы допустимого — показать, что пытки, Непростительные Проклятья, переломы и другие увечья могут быть обычной частью диалога. Чтобы Люциус знал, что Риддл считает это допустимым в общении с подчиненными.

Дать цель убежденному нигилисту, для которого главным были напускной блеск семейного гнездышка и дорогие развлечения. Показать, что есть более вкусный приз, показать, что власть может быть безграничной.

— Ты ведь хочешь этого? Не глупых чаепитий со слизняком, обсуждающим вещи, понять которые не способен. Настоящей власти?

Гарри поправил воротник рубашки — ему стало жарко. Он вынырнул из Омута, посмотрел на часы и отступил к лавке, чтобы покурить.

Том Риддл был садистом, психопатом и жестоким убийцей, и к моменту, когда произошли события из воспоминания, он уже убил многих, включая родню, включая отца.

— Я просто изучаю… Что? Что изучаю?! Опомнись, тебя уже засасывает в эту гадость, — он говорил шепотом, опасаясь, что случайный гость услышит его. — Ты как будто первый раз увидел жестокого ублюдка. Настолько жестокого? Да, в первый раз. Он ни перед чем не останавливался. Поэтому нужно уничтожить воспоминание, и ты знаешь это лучше других. Люциуса уже оправдали, доказательство больше не нужно. Эта дрянь может причинить больше вреда, чем твоя ненаглядная проклятая фаланга мертвеца. Намного больше. Если его увидит неподготовленный…

Окурок исчез в воздухе, он закурил вторую сигарету, неотрывно глядя на Омут с воспоминанием. Если он твердо решил уничтожить флакон и замести следы, действовать нужно аккуратно. Главное перед этим убедиться, что он помнит все детали. Чтобы потом не кусать локти, что проглядел важное. Вдруг все это было спектаклем, который Риддл разыграл для Люциуса, чтобы через несколько лет у того был предлог обратиться к суду за снисхождением?

— Нет, — прошептал Гарри, нервно стряхивая пепел на пол, — нет, невозможно. Ты сам знаешь, что такое нельзя подделать.

Бросив недокуренную сигарету, Гарри подошел к Омуту и посмотрел на его поверхность. Фигуры Риддла и Люциуса кружились у центра. Гарри помнил первую фразу и пробормотал ее, когда его рука тянулась к потоку воспоминаний:

— К сожалению, мне придется преподать тебе урок.

Снова он стоял в пустой комнате, но теперь занял место рядом с Люциусом, чтобы иметь возможность почувствовать себя по другую сторону.

Он бы смог. У него бы получилось противостоять Риддлу. В отличие от жалкого Малфоя, которого сломало несколько минут пыток, Гарри смог бы постоять за себя. Теперь-то уж точно. Он и в прошлом несколько раз успешно отражал атаки Волдеморта.

Когда Риддл обездвижил Малфоя, Гарри взмахнул палочкой, представляя, как использует Протего. Он бы успел. У Малфоя плохая реакция. Его, в конце концов, обставил собственный домовой эльф.

Воспоминания о Добби ненадолго привели Гарри в чувства, он отошел в сторону, издали глядя, как издевается над беззащитной жертвой Том Риддл.

— Надо вернуться, — прошептал Гарри. — Уничтожить воспоминание, разоблачить парочки любителей сенсаций и взять реальное дело. Ты ведь просто хочешь доказать себе, что победил его не случайно.

— Лежать, — приказал Малфою Риддл.

Гарри подался вперед, чтобы еще раз увидеть, как Люциус пытается уткнуться сломанным носом в грязный пол, перепачканный смесью пыли и крови.

— Ты сломал Люциуса шквалом жестокости, — пробормотал Гарри. — Но ты не смог бы сломать так остальных. Почему за тобой пошли Лестрейнджи? Ты пытал их так же? Барти Крауча? Или он по собственной воле пришел к тебе и сам встал на колени?

Он дождался, когда Риддл подаст Малфою руку, обошел их несколько раз, запоминая выражения лиц, и вышел из воспоминания. Вернув его во флакон, он убрал сокровище в карман и покинул комнату, свернув в простой архив, где валялись, никому не нужные, папки со старыми делами.

Рабочий день близился к завершению, но архивисты дежурили круглые сутки, так что один из них взялся помочь Гарри найти нужные записи. Лестрейнджи натворили столько дел, что перед Гарри возвышалось несколько стопок бумаг разной степени ветхости.

— Может быть, вы знаете? — обратился Гарри к удаляющемуся к своей стойке у входа архивисту. — В хранилище воспоминаний есть флаконы с воспоминаниями Лестрейнджей до Первой войны?

— Воспоминания, Гарри? — переспросил удивленный архивист. — Посмотри в красной папке. Обычно их пишут под вердиктом. Воспоминания… — пробормотал он, продолжив путь.