Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить

В частном секторе она долго не стала задерживаться и повернула назад. Она была уверена, что на улице, где все соседи знают друг друга чуть ли не с рождения, и сразу замечают чужака, не могло совершиться убийство. И вообще, она уже была готова отказаться от участия в операции.

Вернувшись на остановку, она даже не заметила, откуда вынырнули друзья, настолько хорошо они маскировались. К политехническому возвращались вместе. Женя похвалил ее, и она не посмела разочаровать его, отказавшись от их плана.

Когда она вышла на следующей запланированной остановке, уже совсем стемнело. Она была уверена в бессмысленности всей затеи, и боролась с желанием плюнуть на все и вернуться домой. Она заставляла себя не оглядываться, все равно ничего не увидит в темноте. Возвращаясь назад, к точке отправления, Женька как бы невзначай заметил, что на освещенных местах можно идти чуть помедленней, а в темных — ускорять шаг, — так будет выглядеть естественней.

Уже провожая ее домой, Женька вспомнил, как она вытряхивала камешек из туфли и спросил, нет ли у нее более удобной обуви. Таня почувствовала себя уверенней — значит, они внимательно следят за каждым ее движением, ни на секунду не оставляя ее без внимания. Она и сама для себя решила надевать кроссовки. Сашка тоже сказал, что в кроссовках она сможет идти быстрее, он был одержим идеей как можно быстрее поймать маньяка, и хотел делать больше вылазок. Саша, почему-то уверенный, что они сразу же смогут выйти на убийцу, был разочарован первым днем. Таня все меньше верила в эту затею. Один Евгений оставался спокоен.

Всю неделю каждый вечер они ходили к трамвайным путям, как на работу, не прекращая свои вылазки даже во время дождя. Ее маршрут всегда начинался на Политехническом, а выходила она на одной из четырех остановок: мясокомбинат, Зеленый клин, Первомайская или Сухачева. Недалеко от каждой из них был пустырь, который надо было пересечь Тане. За вечер она успевала сделать от трех до пяти поездок, возвращаясь домой на последнем трамвае. За все время ее всего несколько раз обгоняли мужчины. Услышав их шаги, Таня напрягалась, но каждый раз они проходили мимо.

В субботу она моталась дольше обычного — до часу ночи, сделав семь поездок, домой пришлось идти пешком, трамваи уже не ходили. В воскресенье сделали небольшой отдых — прокатились всего два раза, институт был закрыт, и студентки на Политехническом не толпились в ожидании трамвая. А в понедельник все началось сначала. Таня устала, она возвращалась домой в час ночи, а первые уроки начинались у нее в восемь тридцать. Она простыла, у нее начался насморк, Саша принес ей пригоршню таблеток, лишь бы она не слегла. Она уже не боялась ходить по переулкам, топала как автомат. Сашка чувствовал себя виноватым в этой мучительной задержке, и мрачнел с каждым днем, с каждой новой поездкой. Женя не уставал повторять, чтобы они не теряли бдительности. Его выдержке можно было только позавидовать. Но и она была не безгранична. Это они поняли в четверг, когда Женя сказал:

— Завтра выписывают Светку. Предлагаю завтра отдохнуть. Не хочу в первый же день бросать ее вечером.

— Я справлюсь без тебя, — согласился Саша.

— Нет, без меня вы не выйдете, отдыхаем вместе, — настаивал Евгений.

— Не волнуйся, мы с Татьяной справимся. Правда, Танюша?

Таня пожала плечами.

— Ты думаешь, что я с ним не справлюсь? — обиделся Александр.

— Может, правда, отдохнем, — предложила она вместо ответа.

— Но у тебя же уже прошел насморк, — ответил Саша.

— Всего один день, — жалобно попросила Таня.

Сашка раскричался:

— Уже октябрь! Вы что, не понимаете, мы его упустим! Никаких пропусков!

Сашка выругался. Он был в отчаянии. Женя оправдывался:

— Но я, правда, не могу.

— Значит, мы идем вдвоем.

Они подошли к остановке, но не разошлись, а остались стоять рядом. Саша перестал кричать, и уговаривал Таню:

— Пожалуйста, Таня. Ну, что мне самому переодеться женщиной?

Таня засмеялась.

— Господи, это не смешно. Пойми, каждый день в камере для Макса — это пытка.

— Ты его жалеешь, а кто пожалеет меня?

Она не услышала, что хотел ей ответить Александр — подходил трамвай, и она подошла к вагону. Да, пока Максим там — он жертва, мученик, и отказываясь ему помогать, она становится палачом. А она не собирается быть не только палачом, но даже ступенькой на его эшафоте.

Возвращаясь назад, Сашка продолжал ее «обрабатывать», уже не упоминая Макса:

— Смотри, сегодня целый день не было дождя, устанавливается сухая погода. А вдруг он боится сырости, и всю неделю сидел дома, а теперь, когда он вышел на охоту, мы устроим себе выходной!

— Ну, хорошо, я выйду завтра, — прервала Таня новый поток приготовленных им аргументов.

— Нельзя, это рискованно, — испугался Женя.

А Сашка вместо того, чтобы благодарить ее, как она ожидала, предъявил к ней претензии, что маньяк на нее не реагирует, потому что Таня выглядит как-то безлико. Надо привлечь его внимание.

— Надень завтра юбку что ли, — посоветовал он, — и зачем ты спрятала волосы?

— Так холодно, не май месяц, — раздраженно ответила Таня.

Она не стала напоминать Саше, что сам он был за то, чтобы она ходила в кроссовках, а вместо этого сняла берет и расстегнула заколку в волосах. Таня заученным движением завела руки под волосы на шее и встряхнула их несколько раз. Убрала руки, волосы свободно упали на плечи.

— Вот это другое дело, — оценил Саша.

В вагоне было свободно и она села у окна. Саша вошел в последнюю дверь, прошел в середину вагона, садиться не стал и остановился впереди слева от нее. Женя ехал в другом вагоне. Он боролся с собой, разрываясь между молодой беременной женой и своим гипертрофированным представлением о дружбе. Таня злилась на Сашку, на Женьку за то, что он не смог переубедить Сашу, на маньяка за то, что он не желает выдавать себя. Но, возможно, виноват не он, а просто их, казалось бы, безупречный план имеет изъян. И дело не в том, что она выглядит непривлекательно для маньяка. Да, конечно, велика вероятность, что этот человек едет сейчас в другом трамвае, но должны ведь были за все это время их пути пересечься. За эти дни она уже стала узнавать постоянных пассажиров.

Подъезжая к остановке, после которой она будет выходить, Таня с удовлетворением убедилась, что у нее неплохая память на лица. Внешность стоящего на краю остановки мужчины, которого она считала почти знакомым, нельзя назвать примечательной, но она запомнила его. Она видела его и раньше. Да, вчера он тоже попадался ей на глаза, и не однажды.

Трамвай остановился, мужчина остался сзади. Когда она проезжала этим вечером здесь в первый раз, этот знакомый незнакомец также стоял здесь. Но за это время прошел не один трамвай, почему же он никуда не поехал? Кого-то ждет? Таня оглянулась, человек стоял на том же месте, ехать он не собирался, равнодушно разглядывая выходящих. И вчера он также стоял здесь и кого-то ждал. Господи, какие же они дураки! Это же он! И ждет он свою жертву! Он не ездит в трамваях, выискивая жертву, а стоит на остановке рядом с пустырем — пустырь, через который ей предстояло пройти, лежал как раз между двумя остановками, и она всегда выходила по их плану на следующей. Нет, это невозможно, он слишком старый и невзрачный для маньяка. Маньяк должен быть молодым и высоким, ну, как Максим, например. Дура, это в ней говорят стереотипы, маньяк — это опасность, а опасность не может быть мелкой и неказистой. И Женька говорил, что эта типичная ошибка жертв, а такие вот серенькие личности и самоутверждаются за счет более слабых. А неприметность этого человека вовсе не означает, что он не способен на убийство, вполне может придушить. Это он, точно он!