ОН. Новая японская проза
Шрифт:
К тому времени нога Токусё, достигшая размера среднего по величине воскового огурца «субуй», приобрела бледно-зеленый оттенок, растопырившиеся веером пальцы торчали, как змеиные головы. Редкие волоски на икре выглядели как-то непристойно.
— Эй, отец! Пора, поднимайся!
Жена потрясла Токусё за плечи, и его голова безвольно свесилась с изголовья: из открытых глаз, в которых застыло какое-то отсутствующее выражение, потекли слезы, из полуоткрытого рта — слюна.
— Вставай, да поживее.
Подумав, что он, как всегда, притворяется спящим, отлынивая от работы, она схватила мужа пальцами за нос и крутанула с такой силой, будто хотела оторвать, но никакой реакции не последовало. Тут, впервые заподозрив неладное, Уси внимательно осмотрела тело мужа и обнаружила, что предмет,
— Что это у тебя с ногой? — воскликнула Уси и с опаской дотронулась до нее — нога была, пожалуй, немного горячее обычного, но на ощупь вполне твердая. — Видать, этот лодырь подхватил какую-то непотребную хворость, да еще в самую страдную пору!
Уси пришла в ярость, она хорошо понимала, что одной ей с хозяйством никак не управиться — надо было и полоть, и косить траву для козы, и много чего еще переделать, поэтому, тут же смекнув, что причиной столь странной болезни, без сомнения, была непреодолимая тяга мужа к вольной жизни, в которой, помимо песен, сямисэна и азартных игр, немаловажную роль играли женщины, она что было силы треснула его по икре. Глаза Токусё вывалились из орбит, и он потерял сознание, но тут же раздался легкий хлопок, кончик раздутого большого пальца лопнул, и из него хлынула вода.
Перепугавшись, Уси подвинула ногу к краю кровати и подставила под струю кувшин. Постепенно напор жидкости уменьшился, но она все текла и текла, не иссякая, и на вид ничем не отличалась от самой обыкновенной воды.
— Вот тебе раз!
Вода, вытекая из трещины на большом пальце, каплями падала вниз. Глядя на эти капли, Уси вдруг ощутила приступ любопытства и, слегка смочив палец в воде, лизнула его. Жидкость оказалась сладковатой на вкус и пахла свежей зеленью, словно сок из стебля луффы. Это показалось Уси странным, ведь обычно все, вытекающее из человеческого тела, будь то кровь, пот или моча, бывает солоноватым, поэтому, сунув ноги в резиновые шлепанцы, она отправилась в поликлинику за врачом.
На следующее утро слух о распухшей ноге Токусё распространился по всей деревне. Желающих проведать больного — а на самом деле поглазеть на его ногу — оказалось так много, что уже к полудню перед воротами дома выстроилась длиннющая очередь. Подобных очередей в деревне не видели с конца войны, с того времени, когда американцы распределяли продукты по карточкам, поэтому даже самые равнодушные в конце концов не выдержали и тоже встали в очередь. Уси сначала благодарила гостей, подавала им чай и сладости, но после того, как в доме появился случайно забредший в деревню продавец мороженого, вышла из терпения.
— Нечего глаза пялить! — закричала она и, сбегав в сарай за топориком, принялась размахивать им. Деревенские знали, как привязана Уси к мужу, хотя поедом ест его, обзывая бездельником да шелопаем, поэтому, решив, что она и впрямь способна зарубить всякого, кто посмеет ей перечить, тут же разбежались.
Вскоре после того, как Уси скрылась в доме, возле кооперативной лавки в тени развесистого фикуса, под навесом Дома собраний, а также у лавочек, расположенных по бокам площадки для игры в гэйт-болл, под ветвями огромной шелковицы начали группами собираться люди. Каждый спешил поделиться своими соображениями по поводу происшедшего. В центре внимания были те, кто успел посетить больного и лично освидетельствовать его ногу. Обсуждалось все — форма и цвет ноги, ее запах, какая она на ощупь — твердая или мягкая, как деформировались ногти… Заодно припомнили все имевшие место в прошлом случаи гипертрофии отдельных органов у местных жителей, заспорили, добрый это знак или дурной, дошло до того, что многие стали заключать пари — через сколько именно дней спадет опухоль. Когда речь зашла о том, возможно ли из этого извлечь какую-то экономическую выгоду для деревни, начало смеркаться и появилось сакэ. Кто затянул песню, кто забренчал на сямисэне, когда же дело дошло до танцев и каратэ, то человек, который собирался баллотироваться на следующих выборах в сельский совет, распорядился зарезать козу, а его предполагаемый соперник отправил сына за новым сакэ. Пошли в дело даже залежавшиеся в лавке манго
и ананасы, их сладковатый аромат смешивался с запахом консервов из скумбрии и сушеных кальмаров. Дети взрывали петарды, женщины колдовали над кастрюлями с козьим бульоном, и отблески огня играли на их лицах; молодые парни, спустившись на берег, прыгали в волнах прибоя, собаки бегали по деревне со свиными ребрами в зубах.— Дурачье, до чужой беды им и дела нет, — сказала Уси, слышавшая через окно весь этот шум и гам. Погрозив собравшимся кулаком, она вернулась к кровати, на которой лежал Токусё, и заменила лед, приложенный к его ноге. «И за что мне такая напасть?» — не удержавшись, роптала Уси: ведь, казалось бы, она была непременной участницей всех храмовых праздников в деревне и никогда не забывала подносить поминальные дары душам предков. Токусё, слегка похрапывая, спокойно спал, похоже, жар у него был небольшой, пульс оставался ровным.
Правая нога увеличилась до размеров большого воскового огурца в обхват толщиной. У Уси возникло было искушение слегка полоснуть ногу бритвой, но она испугалась, что сознание так и не вернется к нему, и у нее не поднялась рука, хотя, что касается решительности, любой житель деревни уступил бы ей тут пальму первенства. Вода равномерно капала из большого пальца, примерно по капле в секунду. Заменив стоявшее под кроватью ведро на новое, Уси выплеснула воду на задний двор.
Врача местной поликлиники звали Осиро, это был изящного сложения мужчина лет тридцати с небольшим, добродушный и приветливый, он пользовался большой популярностью среди местных стариков. Не сумев скрыть недоумения, Осиро измерил Токусё давление, взял кровь на анализ, произвел пальпацию ноги, но поставить диагноз так и не смог. Он предложил положить Токусё в университетскую больницу и подвергнуть тщательному обследованию, но Уси, не задумываясь, отрезала: «Ни за что!» Она много раз слышала, как приятели Токусё, с которыми он вместе играл в гэйт-болл, говорили: «Загремел в университетскую больницу — все, пиши пропало!», и свято верила в это, так что никакие доводы врача на нее не действовали. В конце концов, набрав немного вытекающей из опухоли воды в бутылочку и положив ее в портфель, доктор Осиро несколько раз повторил, что завтра необходимо снова сделать анализы, пообещал заходить каждый день и отправился восвояси.
Уси и Токусё были бездетны, вот уже около сорока лет они жили вдвоем, занимались крестьянским трудом и, казалось, были вполне всем довольны. Убедив себя в том, что жизни мужа ничто не угрожает, Уси решила понаблюдать, как будет дальше развиваться болезнь, и пошла в сарай за топориком — на случай, если придется отваживать назойливых деревенских зевак.
Доктор Осиро стал приходить дважды в день и осматривать Токусё. В промежутках между его визитами заходила медсестра — меняла капельницу и помогала переодевать больного, поэтому Уси удавалось, хоть и ненадолго, выбраться из дома и поработать в поле.
— Ну вот, наконец-то готовы результаты анализов, их сделал мне приятель из университетской больницы, — сообщил Осиро однажды вечером. Шел четвертый день с того момента, как опухла нога. Усевшись на веранде и похрустывая маринованной редькой, которой его угостила Уси, доктор показал ей листок бумаги, испещренный плотными рядами цифр.
— Короче говоря, это самая обыкновенная вода. Чуть больше окиси кальция, и только.
Уси спросила, с чего это вдруг из пальца ноги стала течь вода.
— Это действительно странно, — с добродушной улыбкой ответил Осиро. Уси так и подмывало наброситься на него: «Какой из тебя доктор, если не понимаешь?», но она сдержалась и только попросила:
— Ну ладно, причина — дело десятое, только поднимите его на ноги побыстрее.
Врач снова повторил, что единственное, что можно сделать, это положить захворавшего в университетскую больницу.
Однако Уси твердо запомнила разговор, который слышала в автобусе, когда с группой от Общества престарелых ездила на экскурсию по местам боевых действий, кто-то рассказывал, что в университетской больнице стариков используют как подопытных животных. Поэтому она только пробурчала себе под нос: «Вот дерьмо, толку-то от тебя!» и убрала опустевшие тарелки.