Она читала на ночь

Соллей соскучился по Фарию. Пожалуй, им пора повидаться…

Осиан-айо первая заметила сияющую «фигуру» Соллея, расположившуюся в кресле «Слатара».

– Где ты пропадал? – весело закричала она.

Соллей не скрывал, что польщен столь бурным ее восторгом.

Фарий улыбался. Он радовался, что его лучший друг нравится Оси.

– Я соскучился! – торжественно произнес Соллей.

У него было игривое настроение. Соллей баловался: только что он сидел в кресле, как обычный пассажир, а мгновение спустя уже несся в пространстве космоса рядом с кораблем, изображая члена команды, оказавшегося за бортом. Никто не мог удержаться от смеха, глядя на его выходки. Соллей гордился своими друзьями и все сильнее привязывался к ним. Созерцание жизни стало ему наградой за терпение и усилия, затраченные на поддержание существования всего этого беспокойного, бурлящего мира.

Они приближались к потоку световой энергии, льющемуся от крупного звездного скопления. Фарий и Оси наблюдали завораживающее зрелище: движения комет, неожиданными смелыми росчерками рвущих пространство. Сквозь застывшие газовые вихри и прозрачные кольца туманностей просвечивали мерцающие оранжевые и голубоватые звезды.

– Сейчас я вас обрадую! – громко сообщил Соллей.

– Чем это? – поинтересовалась Ансон.

Соллей белым вихрем метнулся вокруг женщин, громогласно хохоча.

– Подожди, Соллей! Говори же, мы ждем, – настаивала Осиан-айо. Ее разбирало любопытство.

– Вас ждет новая встреча с кортиосцами!

С этими словами Соллей исчез.

– Испугался кортиосцев, – пошутила Ансон.

Когда все перестали смеяться, Фарий объяснил, что «Слатар» направляется на Трикету – планету красных кристаллов.

– Хочу показать вам это чудо! – воскликнул он, и его глаза загорелись азартным блеском. – Не так давно я обнаружил сию красавицу в отдаленном уголке галактики Синих Туманностей. Эльсиния тщательно прячет свои любимые творения! – Правильно делает, – усмехнулась Ансон. – Вам только дай волю!

Фарий с уважением посмотрел на нее.

– Верно, – вздохнул он. – Информация неисповедимыми путями распространяется повсюду. Уже и кортиосцы прилетают на Трикету за кристаллами. Не перестаю удивляться, как быстро идет развитие их агрессивной цивилизации! Они умеют преодолевать огромные расстояния, поддерживать мгновенную связь в бескрайних просторах Вселенной, используя необычные свойства красных кристаллов. Возможно, Соллей имел в виду, что мы встретим их на Трикете.

Все промолчали. Встреча с кортиосцами ничего хорошего не предвещала, но, когда Фарий велел готовиться к высадке, никто не возразил.

– Тебя ждать к ужину? – спросила Юля.

Она никак не могла привыкнуть к дурному настроению Филиппа. Ей хотелось прежнего тепла, которое постепенно уходило из их отношений.

– Как хочешь, – ответил он.

– Ты сегодня не задержишься?

– Не знаю. Как получится.

Уходя, Филипп все так же целовал ее в щеку на прощание. Но это был холодный, дежурный поцелуй.

– Филипп…

– Да?

Он уже был на пороге и обернулся.

– Нам надо поговорить! – вырвалось у Юли.

Она тут же пожалела о сказанном, но было поздно.

– Хорошо, – спокойно согласился Филипп. – Сегодня вечером и поговорим обо всем, что тебя волнует.

– А тебя ничего не волнует? Ты что, не видишь…

– Вечером, Юля! – перебил ее супруг. – Все вечером!

Глотая слезы, она смотрела из окна, как Филипп открыл гараж, вывел машину и уехал. Красивый, высокий, элегантный мужчина – ее муж. У Юли заныло сердце от сознания, что она теряет этого мужчину, а с ним вместе теряет все. Любовь, семью, отца Алешки, надежды на счастье, прекрасное будущее, о котором она мечтала… все! Кто-то незваный, непрошеный ворвался в ее тихий, радостный мир и сокрушил его.

– Идемте, Юлия Марковна, – сказала Ганна, обнимая хозяйку и уводя ее от окна. – Я творожники испекла. Чай стынет.

– А где Лешенька?

– Играет в гостиной.

Они сели за стол, стараясь не смотреть друг на друга. Юля ела, не ощущая вкуса. Она не хотела обижать Ганну.

– Мне нужно в город, – сказала она, допивая чай. – Спасибо, Ганна. Все очень вкусно.

Юля решила навестить Ксению. Что она надеялась узнать? Не отдавая себе отчета, она вызвала такси. Сборы заняли полчаса, машина пришла вовремя, и около двенадцати Юля уже звонила в такую знакомую с детства дверь. Во дворе почти ничего не изменилось, в подъезде тоже. Пахло кошками, масляной краской, а сквозь пыльные окошки светило солнце.

– Юля? – Ксения не удивилась, увидев подругу. – Входи.

Она молча смотрела, как жена Филиппа вешает свою дорогую кожаную сумочку на ее старую, обшарпанную вешалку, и ей стало грустно. Люди придают столько значения внешним атрибутам жизни, тратят на их приобретение столько сил и энергии, что сама жизнь, ее горячее дыхание, остается далеко в стороне. Вот и Юля, вероятно, проливает слезы по поводу несправедливой судьбы. Жизнь поставила ее перед фактами, которым она не может найти объяснения. Интересно, зачем она пришла?

– Соскучилась по нашему дому, – объявила подруга. – Решила зайти в гости. Ничего, что без предупреждения?

– Ничего, – улыбнулась Ксения. – Чаю хочешь? Или, может, чего-нибудь покрепче?

– Давай покрепче. Коньяк есть?

– Есть.

Они уселись за кухонным столом, как раньше, будучи маленькими девочками, у которых все тогда было впереди. Мебель на кухне стояла та же, купленная родителями Ксении.

Ксения налила коньяк в пузатые бокалы.

– За встречу?

Юля выпила все, а Ксения чуть-чуть пригубила. Она смотрела на подругу, почти физически ощущая бушующие внутри нее обиду, недоумение и протест.

– Как живешь? – спросила Юля. – Пишешь что-нибудь?

– В последнее время нет. Ни одной картины с тех пор, как я была у вас в гостях.

– Почему?

Ксения пожала плечами.

– Вдохновение капризно…

Юля пыталась понять, что же в Ксении есть такое, чего нет в ней. Внешность самая заурядная. Обыкновенное лицо, глаза раскосые, как у татарки, губы слишком большие, волосы рыжие. И фигура гораздо полнее. Видно, что Ксения не признает ни диет, ни физических упражнений. Умом она тоже не блещет. Одевается как попало. В жизни ничего особенного не достигла. Ну пишет картины. И что? Никакой известности, персональных выставок, званий… Что же Филипп в ней нашел? Может, Ганна ошиблась? С чего вдруг Филиппу увлекаться какой-то художницей?