Она - моё табу
Шрифт:
— Не могу поверить, Андрюша. Я уснуть не могу после… Как же теперь?
Спрыгиваю на пол и босиком выбегаю в коридор.
— Мама… Мам… Успокойся. Что случилось? — выдавливаю, не повышая голоса. — Что-то с папой? С братьями? С Данькой? Не молчи, мам! — срываюсь криком, рискуя перебудить половину казармы, но тупо не справляюсь с эмоциями.
— Сегодня вечером приезжала Алина. Почему ты не рассказал?
Прижав кулак к губам, разрываю слизистую. Кровь пропитывает язык, глуша остальные вкусы. С воем выдыхаю между пальцев и растираю лицо обеими ладонями. Ото сна не осталось и следа, но
Из кубриков выглядывают солдаты. По коридору грузным шагом топает Гафрионов, чтобы спалить праведным гневом нарушителя устава. То есть меня. Вот только мне насрать на них всех. Повернувшись к взводнику, больше во взгляд, чем в слова вкладываю.
— Простите, товарищ старший лейтенант. Это очень срочно. Мама звонит, а у них сейчас ночь.
— Дикий, ты мне в последнее время доставляешь слишком много проблем. Дай сюда телефон. — протягивает раскрытую ладонь, но я не спешу вкладывать в неё гаджет. Мне надо узнать, что наговорила родителям Аля. — Дикий. — угрожающе понижает интонации скрипучего голоса.
— Мама, быстро скажи, что случилось. — выбиваю на скорости, удерживая тяжёлый взгляд летёхи.
— Она с младенцем приехала. Сказала, что ты её бросил, как только о беременности узнал. — в застывшей тишине её слова кажутся оглушающими настолько, что я с трудом разбираю последнюю часть. — Теперь мы поняли, почему ты так быстро уехал в армию. Папа разочарован в тебе. И я тоже. Не такого сына мы воспитывали.
— Потом, мам. — сбрасываю вызов и смотрю в глаза Гафрионова потерянно и даже отупело.
Новости настолько расшибли меня, что я забываю о субординации, босых ногах и даже о том, как говорить.
— Пиздец, парень. — сочувственно толкает лейтенант. — Обуйся и в мой кабинет. Есть разговор.
Разговор? Пусть хоть на казнь меня ведёт. Если родители не верят мне, говорят, что разочарованы, пусть я и признался, что расстаться было решением Завьяловой. Только о том, что предложение ей сделал, умолчал. Я тоже только что разочаровался в людях. Я больше не верю, что самые близкие никогда не предадут и всегда будут на твоей стороне. Но сильнее всего контузит мысль, что у меня есть ребёнок, которого я не хочу даже знать.
Глава 21
Почему мне ничего не даётся так же просто, как другим?
— Наконец-то! — практически ору в трубку, как только проходит соединение. Останавливаюсь, перестав мерить шагами периметр забора. Я тут уже час шатаюсь и вишу на телефоне, стараясь дозвониться до Андрея или Пашки, но входить не рискую, чтобы в коем-то веке не создавать проблем. — Где Андрей? Я второй день не могу до него дозвониться. Скажи, что он не морозится от меня, потому что я опять где-то накосячила.
Друг тяжело вздыхает и вполголоса выбивает:
— Крис, я сам ни хера не знаю. Вчера утром ему кто-то позвонил, потом Андрюху увёл Гафрионов, и больше я его не видел. У взводника спрашивал, но он сказал, что это не моё дело, но париться не стоит.
— Кто позвонил, Паш? — выталкиваю потеряно, неотрывно глядя, как из части выходят военные.
— Кажется, мама. Но я не уверен.
Подробностей не знаю.Подмяв губы, прикрываю глаза и вынуждаю себя успокоиться, а не требовать от Пашки ответов, которых у него нет. Убираю телефон от уха и глубоко вдыхаю. Медленно выдыхаю сквозь уголок губ. Делаю так несколько раз и возвращаю хрупкое спокойствие. Только побитое сердечко продолжается колотиться в сдавленной тисками груди.
— У тебя есть номера его родных? — выпаливаю не слишком уверенно.
На данный момент не понимаю, что буду с этим делать. Мне просто необходимо узнать, что произошло. А вдруг с его близкими что-то случилось, и Андрюшу отпустили домой? Мне просто надо знать, что с ним всё в порядке, а между нами всё хорошо.
— Крис, только не говори, что ты собралась допытываться у Дюхиных предков. А что, если у них какое-то горе, а тут ты?
— Паш, если случилось что-то подобное, то я имею право знать. — почти шепчу от накатывающей паники.
— Утихомирь свой эгоизм, Царёва. Только тебя им не хватало с расспросами.
— Я не собираюсь расспрашивать. Я хочу поддержать своего парня. Пожа-а-алуйста, Пашка. — тяну с мольбой.
— Ладно. Только поклянись, что никакой херни не наговоришь.
— Клянусь на мизинчиках. — выбиваю воодушевлённо.
Эта фишка у нас с Макеевым сохранилась с того возраста, когда я только научилась разговаривать, и выросла вместе с нами. Клятву на мизинчиках нельзя нарушать ни за что на свете. Если кто-то это сделает, то нашей многолетней дружбе сразу настанет конец.
Я не привыкла долго мяться и готовиться к сложным решениям. Поэтому, как только приходит сообщение с номером телефона и подписью «Виктор. Папа», сразу нажимаю кнопку вызова.
Меня потряхивает на каждом длинном гудке. Мне до ужаса страшно услышать голос мужчины, воспитавшего парня, в которого я влюблена. Даже не знаю, что буду ему говорить.
— Да, слушаю. — раздаётся ровный тон, а у меня вдруг спирает дыхание и пропадает возможность говорить.
Прочищаю горло и примешиваю в интонации доброжелательную улыбку.
— Здравствуйте. Вы папа Андрея Дикого?
На том конце на долю секунды повисает звенящая тишина, но разбивается о металлический ответ.
— Да, я. А вы кто?
Кто я? Хороший вопрос. Я умею лгать на отлично, но не хочу делать этого сейчас.
— Кристина. Девушка Андрея.
— Только не говори, что ты тоже беременна.
Меня ошарашивает. Столбенею на полушаге, забывая о необходимости дышать. Тоже? Тоже беременна? Кто ещё? С трудом проглатываю немного воздуха только из необходимости говорить. Царапаю ногтями бедро, переживая тяжелейший момент. Не думала, что может быть так больно.
— Нет, я не беременна. — отсекаю чётко и спокойно.
— Хорошо. Тогда послушай меня, пожалуйста. Оставь Андрея. Не рушь чужую семью.
— Семью? — шепчу потерянно. — У него есть девушка?
— Не девушка. Он женится, как только вернётся. И официально признает ребёнка.
Я не прощаюсь. Отвожу мобильный от уха, сбрасываю вызов и роняю телефон на асфальт. Не знаю, возможно ли идентифицировать эмоции, накрывающие меня в данный момент. Есть ли у них названия? Чувствовал ли хоть один человек нечто подобное?