Она моя
Шрифт:
В очередной раз рвано втягиваю воздух и, на подъеме грудной клетки, ненадолго застываю неподвижно. В густом полумраке спальни глаза слепит белизна постельного белья и яркая синева Катиной ночной сорочки. Когда удается сфокусироваться на ее лице, вены, словно струны, натягивает термоядерная смесь какой-то физиологической гормональной ширки.
В груди проворачивается нечто сокрушающе-мягкое, крайне трепетное, щекочуще-зыбкое и одуряюще-жгучее.
Шагаю молча.
Катя садится, внимательно и настороженно прослеживает мое приближение. По взгляду вижу, что не спала. Несколько часов прошло, скоро светать начнет, а
Ждала? Ждала. Несмотря ни на что.
— Ты не закрыла дверь.
— Я не закрыла дверь, — повторяет, углубляя гуляющее между нами трескучее напряжение.
— Почему? — не должен, но вновь повышаю и ожесточаю голос.
Катя шумно вздыхает, на мгновение отводит взгляд, а когда вновь смотрит мне в лицо, отрывисто рубит воздух:
— Потому что я люблю тебя!
Тогда как я, сгорая, по привычке держу этот удар, поднимается и наступает. Не двигаюсь, когда скользит ладонями мне за шею, приподнимается на носочки и обнимает. Меня пробивает дрожью.
Истерзанными губами Катя мягко прикасается к моим. Задерживается на короткий миг и отстраняется, чтобы вновь заглянуть в глаза. Не в курсе, что выдаю визуально, но внутри все трещит и сыплется обломками от этого взаимодействия.
— А ты — меня… Признай.
Не отрывая от Катерины взгляда, с трудом сглатываю и, стискивая челюсти, свирепо тяну носом воздух. Кладу ладони ей на спину и грубо сгребаю сорочку в кулаки.
— Признаю.
Глава 19
Осознаю ли я то, что с этого момента наш путь уходит в сторону?
Осознаю. Полновесно принимаю по всем пунктам. И как только это происходит, мозг возвращается в первоначально-трезвое состояние. Запускаются хладнокровное мыслеобразование и активная работа на перспективу.
Катя же после озвученного захлебывается на вдохе воздухом. Хватает его и тотчас выплескивает с громкими дрожащими всхлипами. Впервые без каких-либо внутренних протестов позволяю себе ее обнимать. Распахивая душу, принимаю это удовольствие, но строить холодные расчеты не прекращаю.
— Я люблю тебя… Так сильно люблю, Тарский… Ты себе просто не представляешь… — шепчет царевна, тыкаясь лицом мне в шею.
Ознобом все тело пробирает. Сотрясая подтаявшие, будто студень, внутренности. И следом жаром все обволакивает. Внутри и снаружи этот пожар охватывает. Не перестаю удивляться тому, как Кате, по сути, мелкой девчонке, в который раз удается превратить сердце — казалось бы, обыкновенную рабочую мышцу — в сверхчувствительный управляющий центр.
— Не стоит, Катя, — выдыхаю так же тихо, как и она, стараясь сохранить окутавшую нас атмосферу безграничной близости и доверия. С трудом из себя эти слова выдираю. С трудом, потому что противоречат они тому, чего я на самом деле хочу. — Не заслуживаю. Не люби меня.
На глотку себе наступаю, потому как сам желаю, чтобы любила. Говорю с учетом фактов, как лучше для нее. Последняя осознанная попытка уберечь. Понимаю ведь, что никогда не смогу отбросить весь сопутствующий груз, который несу с собой годами.
Катя отстраняется, чтобы взглянуть мне в лицо.
— Просто сказать «не люби», — выдает, как обычно, порывисто, но все еще шепотом. — Не могу я. И ты не в праве мне запретить. Не получится. Люблю.
Ерзает
в моих руках. Из-за влаги, которую я принес с собой из бассейна, тонкая сорочка моментально промокла, и сейчас я остро, всем своим существом, ощущаю ее дрожащее тело. Задевает все нервные точки. Пронизывает все болевые. Голову шумом наполняет. Хочу ее, и это желание больше не давит. Принято, как и все остальное. Разжигает кровь и наполняет тело какой-то одуряющей истомой.— Тихо, — прошу в попытках выдержать хоть какой-то баланс. Склоняясь, касаюсь ее лба своим. — Я понял. Молчи об этом. Не надо сейчас.
— А что сейчас? Что мы будем делать?
— Взвешиваем и принимаем.
— Что именно?
— Все. Готова принять меня, как есть? Вслепую по факту, — напоминаю, что она не знает, кто я такой и чем занимаюсь. — Знай, потом уже не отпущу, Катенька. Так что думай, — призываю так же тихо и спокойно, хотя внутри все огнем горит и пульсирует. — Хорошо думай.
— Готова, — выпаливает едва слышно, но без заминки.
Я прикрываю глаза и задерживаю в легких воздух. Катя же громко и судорожно вздыхает, разбивая застывшую тишину и позволяя мне тем самым скрыть собственную неровность дыхания.
Поймав новый приход дрожи, выпрямляюсь и отпускаю Катерину. Бросаю быстрый взгляд в окно. Когда возвращаю внимание обратно к царевне, смотрю, должно быть, излишне серьезно. Концентрируюсь на задачах, которые формирует исключительно мозг.
— Оденься. Мы уезжаем.
— Куда?
— Ты должна покинуть Германию.
— Отправишь меня домой?
Огорчена, и не пытается это скрыть.
— Нет. Туда пока нельзя.
— Тогда куда?
— Пересечем границу. Есть безопасное место. В Польше. Побудешь там, пока я здесь все решу, — выдаю сухо не потому, что равнодушно принимаю этот план. Попросту привык в любых ситуациях орудовать голыми фактами. — Одевайся, — поторапливаю.
— Без тебя не хочу, — вздрагивает и моментально меняется в лице. — Не хочу… Пожалуйста…
— Катя, — обхватывая ладонями ее лицо, собираю все внимание. — Это недалеко. Я буду с тобой, но придется часто мотаться.
— Честно? Обещаешь? — накрывает мои руки своими. — Пообещай.
— Обещаю.
— А в остальное время? С кем я там буду?
— Решим. Возможно, Федора перетянем.
Четверть часа спустя движемся на автомобиле в сторону границы. Непрерывно ощущаю беспокойство, которое разбивает Катерину. Волнами через кожу проникает.
То и дело поглядывая на меня, она пытается поймать взгляд. Не могу ей в этом отказать. Смотрю так часто, как позволяет дорога. Удерживаю уровень ее равновесия своим спокойствием. Внутри меня и правда все словно застыло. Лишь крохотная червоточина тревоги точит где-то в груди, но я понимаю, что это инстинкты. Воспринимаю положительно, потому как именно они вынуждают сохранять осторожность.
Подчиняясь тем же инстинктам, застываю, когда в какой-то момент Катя накрывает мою руку своей. Стопоря все внешние реакции, отпускаю рычаг коробки передач. Бесшумно выдыхаю и, раскрывая ладонь, переворачиваю ее, чтобы сжать тонкие подрагивающие пальцы.
Встречаемся взглядами.
— Все под контролем, заяц.
— Честно?
Нет.
— Честно.
Ради нее я из шкуры вывернусь, чтобы все благополучно разрешить.
— Никто не знает, что мы уехали, и…
— Не думай об этом.