Опасное положение
Шрифт:
Увидев место, жена послушно кивнула. Я сел рядом с ней на кровать. Оставалась еще одна важная деталь: разговор. Мы с ней не говорили о плохом варианте. Я положил ладонь на женские плечи, привлекая Катю к себе.
— Когда все получится, я пришлю к тебе птицу с веткой. Теперь важное, — я говорил негромко, но твердо. — Если что-то пойдет не так, птицы не будет. Если меня не будет до полудня — уходи. Если я вернусь, а птицы не будет, если я буду странным, тоже уходи, без вариантов. Они способны отдать любой приказ... Смотри внимательно.
Она опять молча кивнула.
— Я постарался продумать каждую деталь, но есть вероятность, что не получится. Не хочу скрывать, уже раз не получилось. Риск, что все пойдет не так, в таком деле существует всегда. Ты понимаешь, что моя операция — опасна? Понимаешь, что план может не сработать из-за любой мелочи?
Снова тихий кивок.
— Птенчик, — желая ответа, повернул личико, заставляя посмотреть на себя. Катя подняла ресницы. Я видел, как она нервно вонзается ногтями в собственные пальцы и покусывает губы.
— Понимаю. Я... не в восторге от перспективы, — проговорила, сбросив с себя всю браваду. У нее задрожали губы. — В ужасе, если точнее. Знать, что могу снова потерять тебя... Что...
Она еще несколько раз пыталась продолжить говорить, но голос подводил. Я молча прижал жену к себе, ощущая как в ней нарастает и растекается, заполняя все уголки, тягучая душная смола тревоги.
— Мне страшно, Яр, — тихо призналась. — У тебя еще есть время? Можешь полежать со мной? Немножко...
Отказать не смог, время было.
— Да, ложись, — подтянул жену повыше на кровать. Она жалась ко мне, будто искала тепла, и я разворошил заправленное одеяло, тщательно закутав ее в большой кокон. Катя ничего не говорила, но я и сам знал, что сейчас должен держать ее как можно крепче. «Обнимай сильно-сильно, и тогда даже после твоего ухода я буду чувствовать твои руки, что ты со мной», — так Катя сказала однажды. Я запомнил.
Чувствуя свою вину, желая защитить, укрыть своего птенчика от окутывающего страха, начал зацеловывать, заласкивать поцелуями мягкие щеки, жмурящиеся веки, подрагивающие губы. Я не мог обещать, что вернусь, поэтому об этом не говорил, только целовал и успокаивал, как мог.
— Жаль, что ты из Хаоса. Я бы сейчас проник в твою голову, приказал не бояться, убрал все страхи. Оставил бы только мысль о вязании, — шепнул жене на ушко, и она, наконец, улыбнулась. — И о приятных снах.
Проникнув под одеяло, положил ладонь на выпуклый живот, затянув свою женщину в очередной нежный поцелуй, которому она ответила с отчаянностью утопающего, схватившегося за соломинку. Я знал, чего она боится: Катя страшилась остановки, понимая, что как только я остановлюсь, то покину ее.
— Еще же есть время? — тревожно спросила, когда я оторвался от ее губ.
— Есть, птенчик...
Солнце давно село. Ночь накрывала горы своим непроницаемым плащом, и в спальне уже царил полумрак. Жадно сгущавшаяся тьма активно поглощала остатки света.
Катя пошевелилась, настойчиво выпутываясь из одеяла, и красноречиво повернулась под мои бедра податливыми полушариями ягодиц.
— Полюбишь меня? Немножко... — тонко прозвучал женский голос.
Молча потянул вверх платье, добираясь до голой кожи. Напряжение и тревога зазвенели новыми нотами, обращаясь в натянутую как струну страсть. Я не останавливался, пока все звезды прочно не заняли место на небе.
Уже глубокой ночью я еще раз крепко поцеловал жену и, наконец, шагнул в портал.
Глава 23.
Благо родаГлава 23. Благо рода
Тихий шорох.
Топ-топ-топ.
На этот раз это не просто дыхание скалы, не шум веток, не голос ветра или крылья случайных птиц. Кто-то идет, чьи-то перья шуршат по каменному коридору.
Я замер, превратившись в статую. В тайной комнате я провел большую часть ночи, решив, что надежнее подождать несколько лишних часов, чем торопиться и рисковать утром. Пока ждал, изучил все звуки, которые издает гора, изучил каждый уголок комнаты, выбирал места, с которых удобнее атаковать, исследовал выходное отверстие камина, обнаружив довольно узкую шахту наверх. Нет, из нее отсюда не выбраться.
Угол обзора глаза ворона около трехсот двадцати градусов. Узкая «слепая зона» в сорок градусов сосредоточена на затылке, поэтому я не стою, прижавшись к стене около отверстия, где бы меня сразу могли заметить, а птицей сижу высоко под потолком, замерев в небольшой каменной нише. Атака сверху еще и быстрее, от нее трудно увернуться. Мне на руку отсутствие окон, на руку слабое освещение, потому что мы плохо видим в темноте.
Шаги совсем близко. Я приготовился. Сейчас я действую исходя из своих преимуществ: это физические данные и внезапность нападения, которого они не ожидают.
В момент, когда ворон вылетел из каменной норы, перевоплощаясь в человека, я сделал то же самое: прыгнул сверху, на лету обращаясь и мгновенно пригвождая появившегося к полу своим весом.
Резкий удар по точке на шее! Готов.
Перевернул тело.
Гнесий.
Действую по плану: вставляю в его ноздри кусочки мха, пропитанные мороком, и быстро оттаскиваю в сторону, накрывая голову и руки потерявшего сознание старика его собственным задранным мундиром. Черное тело на полу становится частью полумрака.
Взлетаю наверх, дожидаясь следующего. Совет давно собирается этим составом, я рассчитываю, что они должны прилетать один за другим. Не одновременно, но с совсем небольшими интервалами.
Не ошибаюсь.
Через несколько минут приходит Ангул, и с ним все проходит так же гладко. Жалея, что это слабый читающий Ангул, а не более сильный управляющий Янт, кладу его на тело первого, накрываю и тут же слышу очередное «топ-топ», двигающегося по коридору Ворона. Он идет сразу следом, а значит — услышал шум.
Нехорошо.
Выпрямляюсь, понимая, что он уже услышал достаточно, чтобы знать, что в комнате кто-то есть.
Вернуться на исходную позицию? Подозрительно... Никого не увидев, насторожится, может не войти. Идти зажигать камин, как сделал бы первый пришедший, тоже невыгодно: свет мне однозначно не нужен, как не нужна и дистанция. В миг принимаю решение: остаюсь на месте и снова подхватываю тело Ангула. Не прячусь.
— Лорд, слышите меня. Лорд? Очнитесь. Дайте знак, если слышите, — говорю вслух, добавляя в голос нотку беспокойства. Только нотку: переигрывать нельзя.