Опасное положение

Разглядывая кролика, я впервые вдруг почувствовала это... Странное, знакомо-незнакомое сокращение внутренних мышц, очень напоминающее ежемесячные ощущения и одновременно какое-то другое.

— Ой...

Глава 26. Ты только не волнуйся

Глава 26. Ты только не волнуйся

Наяр

— Яр, ты только не волнуйся, но... — так Катя обратилась ко мне, после того, как спустилась с лестницы и сообщила, что чувствует нечто необычное.

Принял к сведению. Спокойно попрощался с четой Змей, терпеливо выслушал их пожелания успешного разрешения, провел жену через портал, а затем взвился, поднимая птиц, вызывая повитух, Джа, всех.

НАЧАЛОСЬ?! ИМЕННО СЕГОДНЯ?! БЕЗ ПАНИКИ! СРОЧНО! ДЖА! ВЕСТНИК!

Какое волнение? То, что я ощущал, не похоже на волнение. Это стократно, тысячекратно сильнее.

В висках стучали не молоточки, МОЛОТКИ, да такие, что искры летели из глаз. Я был уверен, что смогу сохранить спокойствие, готовился к этому... Не помогло.

Я совершенно не спокоен.

— Нет-нет, не спеши, — присев на диван, жена на удивление мерно говорила, с закрытыми глазами поглаживая живот. — Еще вроде рано. Те повитухи говорили, что сначала могут быть предвестники. Как бы тренировка.

«Или бой». Чуть не выругался вслух, никого не отзывая. Пусть полетают, крылья не отвалятся.

Вестники-предвестники!!! Какая разница? «Пред» — это предупреждение, а значит уже надо ждать!

— Не беспокойся, — Катя успокаивающе погладила меня по руке, оценивающе оглядывая слегка перекосившееся лицо. — Это наверное из-за обильного обеда, я уверена. Ох, я так переела... Тебе понравилось в гостях? Ариас такой милый, да? И Лиса кругленькая стала. Помоги мне снять ботинки...

Ее мысли воздушно порхали во все стороны. Мои в ужасе гарцевали на месте, сбивая дерн и вбивая себя по колено в землю.

Какой, хаос его возьми, Ариас, Катя?!

— Милый Змей, — напряженно согласился, быстро стаскивая с жены обувь. — Был бы я девочкой, обязательно бы влюбился. Он профессионально связывает кроликов.

Заявление Катю неожиданно рассмешило, и она прыснула, начав рассказывать мне, как они с Лисой пытались развязать бедное животное. Мне же было не смешно. Я сел рядом с ней, напряженно вслушался в её ощущения внизу живота. Странные, малоприятные, тянущие, непривычные мне. Да, у меня нет такого органа...

— Тебе понравилось, как они обустроили дом? — Кате явно хотелось говорить. — Красивая цветовая схема: серый с золотым, да?

Она задумчиво оглядела стены, будто намереваясь именно сейчас продолжить обустраивать гнездо и красить поверхности.

— Неимоверно, — прохрипел, слушая живот. К горлу медленно подступала тошнота. Собеседник из меня сейчас так себе. Жена, впрочем, много не требовала.

— Эурасса говорила, что схватки должны быть регулярные, надо засекать время, — почувствовав очередной спазм, от которого меня опять начало подташнивать, жена, слава Порядку, вспомнила о родах. — Кстати, Лиса сказала, что будет рожать у нее, представляешь?

Кивнул, одновременно подключаясь к Оку и оглядывая окрестности в поисках подмоги.

Я все представлял.

Через час дом наполнился суетящимися женщинами. Я отступил, наблюдая как повитухи обхаживают моего птенчика. В груди бесконечной стеной, отгораживая меня от неба, счастья, мира, спокойствия и любви, вставал огромный безраздельный страх.

Всё это я уже видел.

Мы ждали этот день, готовились.

Пол в ванной устлан мягкими травами, и в комнате душисто пахнет летом, пусть и зима. Меня не впускают внутрь, и я мечусь туда-сюда снаружи, поминутно вслушиваясь.

В тот момент я мечтаю оглохнуть, потому что слышу сдавленные стоны жены под мерное пение повитух и не могу помочь. Собственное бессилие, и ее боль разрывают сердце.

Она знает, что я слышу, поэтому старается стонать тише, сдерживается. От этого осознания мне еще хуже. Теряю самообладание, злюсь, будто какой-то... Волк! Знаю, что гнев скрывает страх, и злюсь еще больше. В итоге отбиваю кулак о стену, чтобы чувствовать боль вместе с ней. Еще хочу малодушно заглушить страх. На камне остается отпечаток моей крови. Я смотрю на него и немного успокаиваюсь.

Рука ноет: кажется я выбил палец. Но мне легче.

Так продолжается несколько часов.

Все началось на рассвете, когда жена почувствовала: началось. Сейчас уже день следущего и процесс никак не закончится. Я не знаю, чем заняться, в тысячный раз вымеряя шагами комнату.

Мой дом превратился в клетку, из которой я не могу выбраться, потому что должен быть рядом с любимой. Я не могу быть рядом, потому что мужчина не может помочь.

Ужасно.

Бессилие отвратительно, не знаю чувства хуже.

Я пробовал читать, я пытался спать, но не вышло. Хотел засунуть в себя еду, но не мог проглотить ни куска. Единственное, получилось отжиматься, и то только во вред себе: сейчас я плохо чувствую, когда нужно остановиться. Всё валится из рук, я не могу ничем заниматься, зная, что моя выбранная страдает. Прислушиваюсь в надежде скорее услышать детский плач, но вместо него звучат стоны, стоны, бесконечные стоны, её боль и так часами, по кругу.

Самые бесконечные часы в моей жизни. К вечеру я уже не злюсь, а молюсь. Да, молюсь. Я не молился раньше, а сейчас мне уже все равно. Если поможет молитва, я готов упасть на колени.

Я прошу Порядок, чтобы день закончился. О том, чтобы все закончилось. Чтобы жена родила. Чтобы все прошло благополучно.

Очередной стон прерывает молитву и меня опять прошибает страх, который уже не скрыт гневом. Я закрываю уши, закрываю глаза, забираюсь в голову пролетевшей мимо птицы, и автоматически несусь отсюда. Да, отсюда.