Опасное поручение

Значит, он находился в Петербурге во время убийства Бернарди. У него была причина желать смерти своему брату, ведь теперь он стал на двести тысяч рублей богаче. Но это, конечно, не значит, что он действительно причастен к смерти Павла Николаевича. Никаких доказательств этому нет. Как оказалось, многие в той или иной степени были заинтересованы в смерти Старосельского. Даже его дочь.

— Где он остановился?

— В этом доме. Он всегда здесь останавливается, когда приезжает в Петербург.

«Тем лучше, — подумал я. — Не нужно его искать».

— Если хотите, то можете поговорить с ним прямо сейчас, — предложила фрейлина, и я, естественно, согласился.

— Тогда нужно его предупредить. Он, кажется, сейчас в библиотеке. Служанка проводит вас туда.

Хозяйка дома грациозно встала и вышла из гостиной. Я остался один со своими мыслями. А подумать было над чем.

***

Когда Елена вышла, я посмотрел на стоявшие на верхней каминной полке фарфоровые часы. Было почти двенадцать часов дня.

Не успел я продумать вопросы, которые следует задать брату покойного действительного статского советника, как в гостиную вошла служанка и предложила мне пройти в библиотеку. Я последовал за ней, с интересом осматривая интерьер дома. Стены украшало несколько картин и гораздо больше гобеленов. Кое-где стояли удивительные по красоте китайские вазы и статуэтки.

В библиотеке я увидел Елену Старосельскую и Григория Николаевича, её дядю. Она представила меня ему, а потом вышла из комнаты.

Григорий Старосельский оказался пятидесятилетним мужчиной худощавого телосложения, среднего роста, с красным лицом и носом, выдававшим, что передо мной стоит любитель выпить. Чуть ли не половина его лица пряталась за большими усами и густыми бакенбардами. Одет он был в сюртук темно-зеленого цвета с большими золотыми пуговицами.

— Сударь, — сказал он, — рад с вами познакомиться. — Он протянул мне руку.

Мы обменялись любезностями, после чего уселись в кресла, стоявшие напротив друг друга. Григорий Николаевич достал табакерку и предложил мне попробовать его нюхательный табак. Я вежливо отказался, так как предпочитал не нюхать табак, а курить его. Нет ничего хорошего, если в обществе какой-нибудь симпатичной дамы вдруг начнешь шмыгать носом.

— Елена сказала, что Вы хотите поговорить со мной?

— Да, это так.

— О чем?

— Я хочу поговорить о смерти её отца Павла Николаевича.

Мой собеседник сразу насторожился. Его глаза изучающее смотрели на меня.

— Да, да. Несчастный. Покончить собственной рукой с жизнью… Это же не по-христиански. Но что об этом теперь говорить? Больше двух месяцев прошло. Его ведь не вернуть.

— Это не было самоубийство. Есть основания полагать, что вашего брата убили.

Григорий Николаевич вздрогнул.

— Но почему Вы так думаете? — запинаясь спросил он. — Полиция сказала, что он покончил жизнь самоубийством.

— Я видел на том месте, где, якобы, повесился ваш брат, следы того, что самоубийство было подстроено. Потом кто-то поджог постоялый двор, где находилась эта улика. Теперь её больше не существует. К тому же кто-то украл картину у губернатора Пасынкова, из-за которой ваш брат приехал в Кострому. Потом кто-то дважды пытался убить меня, видимо, чтобы я не смог продолжить расследование.

Во время этой моей маленькой речи я пристально наблюдал за лицом своего собеседника. Ошеломление, растерянность, недоверие, потрясение — вот какие чувства один за другим отображались на его лице.

«Нет, он не играет, не притворяется, — подумал я. — Так притворяться невозможно. Но если он все-таки играет, то в нем умер гениальный актер».

Старосельский поднялся с кресла, подошел к буфету, отпер его дверцу при помощи торчащего в ней ключа, и вынул оттуда бутылку вина и два продолговатых бокала. Он налил вино в бокалы.

— Давайте выпьем, сударь. Признаюсь, ваши слова потрясли меня.

Вино оказалось хорошим портвейном. Как известно, вино обладает способностью развязывать языки, чем часто пользуются преступники. Или люди, которым, как и мне, нужно узнать правду.

Григорий Николаевич выпил портвейн и тут же налил себе ещё. Мне он тоже предложил, но я отказался. Судя по всему, мое первоначальное впечатление о том, что он злоупотребляет вином, оказалось совершенно справедливым.

— Скажите, сударь, вам известно лицо или лица, которые желали бы смерти.

— Нет, таких людей, как мне кажется, нет, — медленно ответил он.

— Может быть, у вашего брата были враги?

— И врагов вроде бы у него не было.

— А какие у Вас были взаимоотношения с братом? Вы не ссорились?

Рука дяди фрейлины Великой княгини с зажатым в ней бокалом замерла возле рта. Лицо его исказила какая-то странная гримаса.

— Хорошие у меня были отношения с братом, хорошие, — сообщил он мне и тут же одним большим глотком опустошил бокал.

Григорий Николаевич оказался очень нервным человеком. Сначала он пытался держаться подальше от вина, но как только я начал задавать ему неудобные вопросы, он тут же забыл о приличиях, и стал выпивать один бокал портвейна за другим. Можно было подумать, что он таким образом хочет заглушить страх или, возможно, успокоить свою совесть. Неужели он виноват в смерти своего брата? Дело в наследстве? Но тогда при чем здесь картина Бернарди? Связи между этими событиями я не видел.

— Вы что, не верите мне? — с вызовом спросил он, заметив, наверное, мой скептический взгляд.

Признаюсь, я не доверял ему. Он не производил впечатление человека, которому можно верить.

Я проигнорировал его вопрос и решил больше с ним не церемониться. Сколько можно! Мне порядком надоели Старосельские и их знакомые. Почти каждый из них врал или что-то не договаривал. Это начинало действовать даже на мои крепкие, привычные к тяготам армейской службы, нервы.

— Скажите, Григорий Николаевич, каково было ваше финансовое состояние перед смертью вашего брата? Вы получили от него в наследство двести тысяч рублей?

— Значит, Елена вам всё рассказала? — неприветливо посмотрел он на меня.

— Да. А почему она должна держать это в тайне?

Григорий Николаевич взял в руки табакерку и понюхал большую щепотку табака. Потом он поудобней уселся в кресле.

— Ну что же, я в принципе и не скрываю, что брат мне кое-что оставил в наследство. Просто не хочется распространения всяких глупых сплетен. Вы же знаете, как в обществе любят посплетничать. Некоторые мои соседи любят распускать слухи. Говорят, что я плохо веду хозяйство, что не умею экономить деньги. А зачем, собственно, мне их экономить? Детей у меня нет. Из родственников осталась только Елена. Есть ещё, кажется, где-то очень дальние родственники, но они, как говорится, «седьмая вода на киселе».