Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции
Шрифт:
Представленный 20 мая план следует процитировать:
«1. Цель операции – ликвидировать выступ противника в районе Витебск, Бобруйск, Минск и выйти на фронт Десна, Молодечно, Столбцы, Старобино.
2. Группировка противника показана на карте. Всего на фронте от Полоцка до р. Припять в первой линии – 33 дивизии, в резерве – 9 дивизий, итого – 42 дивизии.
3. Замысел операции – нанести удары по флангам выступа:
а) с севера, с фронта Сиротино, Лиозно в общем направлении на Сено, Борисов, Минск;
б) с юга, с фронта Новый Быхов, Озаричи в общем направлении на Бобруйск, Минск [257] .
4. Группировка сил и средств. Группа „А“ действует с фронта Сиротино, Лиозно в составе войск:
‹…› Группа „Б“ действует с фронта Новый Быхов, Озаричи в составе войск:
– 2-го Белорусского фронта (50-я армия: сд – 9);
– 1-го Белорусского фронта (3, 48-я и 65-я армии: сд – 29, тк – 1, мк – 1, ад – 2, гв. мд – 1).
Всего
5. Задачи фронтов.
‹…› 1-й Белорусский фронт прорывает оборону противника на двух участках – севернее Рогачева и на фронте Мормаль, Озаричи, нанося удар в общем направлении на Бобруйск. В дальнейшем развивает наступление в обход Минска с юга и частью сил на Слуцк.
На первой этапе – овладевает районом Бобруйска.
На втором этапе – выходит на фронт Минск, Столбцы, Старобино.
Общая глубина операции – 200–250 км, продолжительность – 40–50 дней.
6. Резервы. В районе Смоленска – 51-я А (сд – 9), в районе Рославля – два ск (сд – 5), в районе Гомеля – 28-я А и 2-я гв. А (сд – 18).
Всего в резерве 32 стр. дивизии.
7. Начало операции – 15–20 июня 1944 г.
257
Здесь и далее выделения в тексте мои.
258
ЦАМО. Ф. 96а. Оп. 1711. Д. 7а. Л. 258–261 // Цит. по: Русский архив: Великая Отечественная. Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы. 1944–1945 гг. Т. 23 (12–4). М., 2001. С. 205–206.
Анализируя данный план, стоит отметить следующее. Во-первых, изменился состав войск 1-го Белорусского фронта. В плане от 12 мая не прописывалось привлечение одного механизированного корпуса и одной гвардейской минометной дивизии. Кроме того, если привлечение одного танкового корпуса (9 тк) ранее было под вопросом – то в плане от 20 мая это соединение уже включено в состав 1-го БФ. При этом, что странно, 28-я армия по-прежнему в резерве Ставки.
Еще большие отличия заключаются в плане действий войск. Участок прорыва для 48-й армии остался прежним – от Мормаль до р. Березины. А вот участок 65-й армии оказался расширен на 20 км на юго-запад до Озаричей, то есть в два раза. Но в то же время по этому замыслу фронт наносил с двух участков удар в общем направлении на Бобруйск (также как и по плану от 12 мая), а далее, в точности по плану Рокоссовского от 12 мая, – наносил удар в обход Минска с юга и частью сил на Слуцк. К тому же изменилась задача первого этапа – фронт должен был не просто выйти к р. Березине (как это было по плану от 12 мая), но и также овладеть районом Бобруйска.
Утверждать, что «удар в общем направлении на Бобруйск» должен был осуществляться уже 65-й армией без каких-либо дополнительных сведений, например – карты, нельзя. Да и к тому же если это и так, то становится неясно, какова должна была быть роль 48-й армии, которая по плану от 12 маявместе с 3-й армией тоже наносила удар в общем направлении на Бобруйск, в результате чего окружалась жлобинская группировка противника. В Замысле от 20 мая участок 48-й армии от Мормаль до р. Березины был включен в участок прорыва. То есть – удар «в общем направлении на Бобруйск» мог осуществляться 48-й армией, а значит, роль 65-й армии оставалась вспомогательной, особенно если учесть тот факт, что 28-я армия, по «Замыслу», оставалась в резерве.
Возникают вопросы и к процессу изменения плана относительно предыдущего от 12 мая: неужели Ставка могла без ведома Рокоссовского «прирезать» ему фронт прорыва, да и к тому же – выделить дополнительно мехкорпус и дивизию гвардейских минометов? И это при том, что на левом крае участка прорыва в районе Озаричей местность уже лесисто-болотистая, и принять решение на наступление здесь Ставка вряд ли могла сама. Отмечу, что план этот неокончателен, после 26 мая фронту дополнительно будет передан один танковый и один кавалерийский корпус, 28-я армия, несколько авиационных корпусов, которых в «Замысле» от 20 мая не было.
Отдельно хотелось бы отметить, что никакой речи о «двух ударах» в плане от 20 мая также нет. За долгие годы в отечественной литературе никто так и не поднял вопрос о различиях между ударом по сходящимся направлениям и «двумя ударами». Хотя разница очевидна: если в первом случае группировка противника должна быть окружена, то во втором – наносятся два рассекающих удара.
И если в итоге 1-й БФ действовал по совершенно другому плану, вывод остается один – новый план был принят уже непосредственно в Москве на последующих совещаниях. Вокруг хода этих совещаний и развернулась полемика между Жуковым и Рокоссовским.
Рокоссовский вспоминал: «Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22-го и 23 мая. Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглось критике. Верховный главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар – с плацдарма на Днепре (район Рогачева), находившегося в руках 3-й армии. Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого „продумывания“ приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили.
– Настойчивость командующего фронтом, – сказал он, – доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха» [259] .
Впервые Рокоссовский затрагивает данный эпизод в 1964 г. в своем интервью «Военно-историческому журналу» [260] . Биографы маршала В. И. Кардашов [261] , В. Г. Радченко [262] , И. Свистунов [263] , А. Ф. Корольченко [264] , К. К. Константинов [265] и исследователь действий СВГК в годы Великой Отечественной войны Ю. А. Горьков [266] описывают вышеназванные совещания, исходя исключительно
из версии маршала, не сомневаясь в том, был ли на самом деле спор между ним и Сталиным (то же относится и к уже упомянутой статье Макара).259
Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 284.
260
Рокоссовский К.К. Два главных удара С. 13–18.
261
Кардашов В. И. Указ. соч. С. 358–360.
262
Радченко В. К. Указ. соч. С. 322.
263
Свистунов И. Указ. соч. С. 192–293.
264
Корольченко А. Ф. Указ. соч. С. 109–110.
265
Константинов К. Указ. соч. С. 231–234.
266
Горьков Ю. А. Указ. соч. С. 117.
Особого внимания заслуживает книга Б. В. Соколова [267] , который сначала фактически цитирует мемуары Рокоссовского [268] , а затем с ярко выраженным желанием связать их с журналом посещений кремлевского кабинета И. В. Сталина пишет о том, что описываемое совещание на самом деле состоялось 26 мая. Это в принципе не стыкуется ни с одними мемуарами, кроме самого журнала, да и к тому же – других аргументов Соколов не приводит.
267
Соколов Б. Рокоссовский. М., 2010.
268
Соколов Б. Рокоссовский. М., 2010. С. 299–301.
Такая трактовка хода совещания в Ставке, при которой точка зрения Рокоссовского сомнению не подвергается, была бы вполне оправданна, если бы на нем присутствовали только Рокоссовский и Сталин. В действительности, по воспоминаниям участвовавшего в работе совещания Баграмяна, там еще находились Жуков, Василевский, Антонов, член Военного совета 1-го БФ генерал-лейтенант Н. А. Булганин, член Военного совета 3-го БФ генерал-лейтенант В. Е. Макаров и член Военного совета 1-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенант Д. С. Леонов [269] . При этом в мемуарах Жукова отмечено: «Существующая в некоторых военных кругах версия о „двух главных ударах“ на белорусском направлении силами 1-го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К. К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И. В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1-м Белорусским фронтом в Ставку» [270] . Становится непонятным, почему в научных трудах не были использованы воспоминания Жукова. Кроме того, если в мемуарах Василевского ничего не сказано о совещании в Ставке, то Баграмян в своих воспоминаниях затронул этот вопрос, и что интересно – его точка зрения не совпадает с мнением ни Жукова, ни Рокоссовского.
269
Баграмян И. Х. Указ. соч. С. 299–300.
270
Жуков Г. К. Указ. соч. С. 220.
В. О. Дайнес [271] был единственным биографом Рокоссовского, использовавшим в ходе своего исследования не только мемуары Жукова, но и запись беседы К. М. Симонова с Василевским, в ходе которой маршал говорил о том, что не помнит ни о каком споре Рокоссовского с Верховным главнокомандующим. Тот факт, что некоторые военачальники были не согласны с описанием Рокоссовского событий в Ставке, упоминает и Ю. В. Рубцов [272] . Правда, ни Дайнес, ни Рубцов не сделали никаких выводов, оставив вопрос открытым.
271
Дайнес В. Рокоссовский. Гений маневра. М., 2008. С. 449–450.
272
Рубцов Ю. В. «Советский Багратион» маршал К. К. Рокоссовский (1896–1968) // Новая и новейшая история. № 6. 2004. С. 145–146.
Отдельно стоит сказать о мемуарах Штеменко [273] , исходя из которых, можно действительно прийти к выводу о том, что 20 мая оба удара 1-го БФ фигурировали в общем плане Генштаба. Так, Л. С. Золотов [274] , основывая свои выводы на воспоминаниях Жукова и Штеменко, пишет о том, что Рокоссовский не спорил со Сталиным, а «оба удара» спланировал Генштаб. Учитывая, что в мемуарах Штеменко допущена неточность, этот вывод становится безосновательным. Именно мемуары Штеменко, изданные до «Воспоминаний…» Жукова, путали многих исследователей. Поэтому, например, Константинов [275] и Кардашов [276] , отстаивая точку зрения Рокоссовского, в то же время писали о том, что «два удара» были запланированы уже 12 мая.
273
Штеменко С. М. Указ. соч.
274
Золотов Л. С. Полководческая деятельность К. К. Рокоссовского в годы Великой Отечественной войны. Дис. … канд. ист. наук. М., 2000.
275
Константинов К. Указ. соч. С. 230.
276
Кардашов В. Указ. соч. С. 356–357.