Операция "Контрольный в сердце"

До самой темноты разбираю беспорядок, оставленный Дейзи в моей комнате. После душа укладываюсь в кровать, щелкаю каналы. Попадаю на последние минуты любимого шоу. Вот и оно закончилось. Может, зря я не поехала с Беном? Да нет. Я надоем ему. Не хочу надоесть! Но… Черт! Без него не получается уснуть… Отыскиваю его номер в телефоне.

– Привет, – бормочу. – Эй, привет! – радуется Бен. Я улавливаю звон бутылок. – Ты в баре? – морщусь. – Нет. Ребята приходили. – Ребята? – прыскаю. – Джон, Санчес, Декс и Дон. – О! Мужские посиделки? Громкие выкрики? Обсуждение девушек? – улыбаюсь. – Все проще. Виски, покер, пиво, сигары и старый рок, – рассказывает. – Всегда хотела присутствовать на таком мужском собрании. – Холи, оно на то и мужское, что девушки на него не допускаются, – снова гремит бутылками. – На женских посиделках все разговоры только о вас, мужчинах. В студенческом сестринстве было весело, – ностальгирую. – Ты девочка Каппа? – удивляется. – Вообще-то Альфа Каппа Ню, – прикрываю глаза. – Тебе не скучно? – шепчет Бен. – Вообще-то… Эмм… Кажется, я забыла у тебя свои Орзо. Припоминая, как ты их не любишь, и как срочно они нужны мне, стоит их забрать, – встаю с кровати. – Приехать за тобой? – слышу, что улыбается. – После виски и пива? Не думаю, – качаю головой. – Я буду у тебя через час, если повезет, то минут через сорок. Только не засыпай! – быстро переодеваюсь и на всех парах несусь в Нортридж. – Тридцать минут, – смотрю на часы, загоняя машину во двор. – Бенджи! – вхожу в дом. – Я в душе, уже выхожу! – кричит. Я оборачиваюсь на непонятный звук. Огромное животное похожее на то, что родилось после того, как медведь изнасиловал волка, чуть не сбивает меня с ног. – О, Господи! Что это? – визжу замерев. – Оскар! Свои! – строго гремит Бен. – Он съест меня, – голос дрожит. – Нет. Дай ему себя понюхать, – улыбается любимый. – Как? – раскрываю глаза. – Протяни ему ладонь. Он сегодня два часа проспал на твоей кровати, – кивает на комнату, в которой я коротала свой арест. – Наверняка, выучил твой запах. – Хорошо, – вытягиваю ладонь. Мокрый нос упирается в кончики моих пальцев. Глаза пса проясняются, и он задорно машет хвостом. – Это кто? – Оскар. Мой пёс. – С каких пор? – Уже год, – считает Бен. – Почему я о нём ничего не слышала? – смотрю псу в глаза. – Я не распространяюсь на счет друзей, – смахивает воду со светлых волос. – Где он был, пока я жила у тебя? – разуваюсь. – Помнишь, я говорил, что комната после ремонта? – натягивает на себя майку. – Оскар довел ее до ужасного состояния. А потом жил у Джона в гараже. – Серьезно? – присаживаюсь. – Кто сделал это с той комнатой? – треплю пса. Он вырывается. Еще один гордяк. – Оскар! Ушел! – приказывает Бен. – В свою комнату! – добавляет. Пес уходит в ванную. – Точно! У стиральной машины корзина! – вспоминаю. – Это его кровать, – кивает Бен. Даже не понимаю почему он спал в гостевой… Пойдем спать? – хватает меня за руку. – А! Ты приехала только за Орзо, – будто вспоминает. – Да! – улыбаюсь. – Отдай и я поеду, – чуть отклоняюсь и замечаю любопытную морду в дверном проеме. – Я забыл куда их запрятал. Найду с утра, – кивает. – Тогда пойдем в кроватку, – хватаю Бена за руку. Он старается не улыбаться, но я-то знаю, какие мысли сейчас в его голове. – Оскар! Не смей выходить! – приказывает псу.

И снова мы в его комнате. Снова будем спать на его кровати, как и в наш первый раз. Счастлива ли я? Безумно. До беспамятства. И я люблю Бена. Если мы столкнемся с трудностями, или он бросит меня, то это будет не прямо сейчас. Сейчас будет любовь и ее горизонтальное подтверждение. Пусть все идет своим чередом.

– Бен! – зову его. – Ммм? – Слезь! – шепчу. – Слез! – Мне жарко! Перестань, слезай, – ворчу. Нечем дышать. – Моя рука только на твоей груди, – хрипит. – Нет! Я же чувствую этот жар, – морщусь. – И ты храпишь. – Я думал, это ты, – кряхтит. – Что? Оскар! Мать тою! Слезь! – рычит Бен. Я наконец-таки заставляю себя открыть глаза. Половина туши пса лежит на мне. Он огненный. – Слезай, Оскар! – глухой шлепок. Пес издает недовольный рык и нехотя слезает с меня. Смотрит на хозяина. – Вниз, Оскар! Слезай с кровати! Совсем! – Бен нависает надо мной. Оскар жалобно смотрит на меня. – Оставайся, малыш, – провожу ладонью по большой морде. – Не разрешай ему, Холи, – ругает меня. – Оскар! – громко повторяет его имя. Пес слезает с кровати и ложится на пол. – Ты строгий, – поворачиваюсь к нему лицом. – Раньше он спал здесь. Теперь должен уяснить, что это твое место, – объясняет. – Меня странным образом возбуждает твой строгий тон. Это нормально? – смотрю в любимые глаза. – Ммм, – улыбается. – Подождёшь секунду? – Не смогу удержаться и мгновения, – крепко сжимаю «утреннюю неприятность». – Оскар! Выходи! – приказывает. – О! Бенни, я не выдержу! – Я не могу при нём, – кивает в сторону пса. – Наплевать! Мой кот-гей наблюдал за нами, – усаживаюсь на Бена верхом. Он переплетает наши пальцы, и я искренне жалею, что сейчас неуместно петь. А ведь так хочется!

====== Часть 29. Джерри ======

Рабочим утром после брифинга выходим из участка. Странно, но я выспалась. Вчера вечером мы долго смотрели наш сериал, потом долго занимались сексом и отрубились прямо на моем диване в гостиной. Улыбка не сходит с лица. Валери даже спросила все ли со мной в порядке. К счастью, я даже очень в порядке.

– Хол! – Бен звенит ключами перед моим носом. Смотрю на него, раскрыв глаза. – Ты серьезно? Мне можно? – хлопаю в ладоши. Бен великодушно позволяет мне вести машину. Усаживаюсь на свое место, регулирую кресло, зеркала, пристегиваюсь. – Поехали? – Давай, офицер! – разрешает. Я трогаюсь с места, выезжаю на улицу. – Какой у нас район? – Стой! – орет Бен. – Что? – не понимаю. – Стой, Холи! Стой, мать твою! Ты убить нас вздумала? – Бенни, все нормально. Я всегда так езжу, – улыбаюсь. – Стой, я сказал! Стой! Остановись! – поворачивает ключи и машина глохнет. – Выходи! Меняемся, – приказывает. – Пугливый Бэмби, – закатываю глаза. Выхожу из машины. – Это был первый и последний раз! – рычит. – Ты слишком строг, – отмахиваюсь. – Ты не умеешь водить! – фыркает. – Безответственная! Подвергаешь жизнь опасности. И не только свою! Я не для этого выживал на войне, чтобы в одно прекрасное утро меня убила чертова малолетка! – гремит. – Мне двадцать четыре! – фыркаю. – Ты сам чертов! – обижаюсь. – Ну, так а мне тридцать четыре, я сам знаю, малолетка ты или нет! – рычит. Джерарду тридцать четыре… – Бен, я сейчас спрошу тебя кое о чем, – предупреждаю. – Спроси! – все еще злится. – У меня есть брат. Старший, – начинаю. – Серьезно? – меняется в лице. – Я не знал. Почему ты не рассказывала о нем? – Там все не так просто, Бенни, – качаю головой. – Бенни, – прыскает он. – Расскажи. Мне интересно, – кивает. – Джерри было двадцать пять, когда он завербовался в армию. Провел в Афганистане несколько месяцев, потом его перевели в Ирак. С ним все было нормально. Он звонил домой каждую неделю, а потом что-то случилось. Мы до конца так и не знаем что именно. Нам сказали, что Джер и все остальные солдаты маленькой, почти полностью расформированной части дезертировали. – Значит, это так, – кивает Бен. – Нет! Это не так! Ты не знаешь Джерарда. С самого детства у него была одна мечта – стать солдатом. Он в полицейские пошел только из-за меня. Он ходил в военную школу, каждое лето проводил в военном лагере, учился в военной академии, потом закончил полицейскую. Прослужил в Окленде несколько лет, а потом уехал в Афганистан, оттуда перевелся в Ирак, – защищаю брата. Храбрее него я не знаю человека. – Холи, на войне всякое случается. Там видишь такое, что сойти с ума, а тем более поменять жизненные устои, труда не составит, – жмет плечами. – Ты злишь меня! – сжимаю кулаки. – Дай мне закончить! – рычу. Бен кивает мне. – Дело в том, что он пропал. Как пропали и все солдаты, которые с ним были. И с тех пор Джерри ни разу не выходил на связь. Он не звонил, не писал. Если бы он сбежал, то вернулся бы домой, попросил денег, в конце концов. Когда мама услышала, что ты служил в Ираке, она попросила меня спросить тебя. Знаешь, я думала, что Джерри погиб. Я даже смирилась с этой мыслью, – развожу руками. – Но мама верит. И папа верит. И во мне снова затеплилась надежда. Скажи, ты не встречал там моего брата? – смотрю на Бена, крепко сжимая его ладонь. – Ну, давай посмотрим, – паркуемся на бульваре. – Джерард О’Доннелл? Так? – Маршалл. Его второе имя Маршалл, – киваю. – Есть ли какие-то приметы у твоего брата? – У него нет волос, – улыбаюсь. – Джерри всегда брил голову. На службе так было легче. – Холи, мы все ходили там бритоголовыми, будто огромная банда наци, – качает головой. – Это не примета. – У него голубые глаза, как и у мамы с папой. Он одним с тобой ростом, похожего телосложения. У него сильный русский акцент, – хихикаю. – У него все друзья были русскими. Они пользовались английским только по делу. – Русский… – жмурится Бен. – Там был один парень с русским акцентом. Но по-русски он никогда не говорил, – качает головой. – Татуировка! На правом плече у него татуировка. Маленький крестик и цифры. Третья группа крови, день моего рождения – число девятнадцать и семерка на удачу, – вспоминаю. – Татуировки не было. Точно. Там лишают таких отметин. У меня на груди тоже был маленький крестик, но его просто вырезали. Тем более от плетеных ремней, за которые приходилось тащить камни в каменоломне, стирается вся кожа, – объясняет. – Там? – морщусь. – В армии делают такое? – мне страшно. – Погоди! – прикрываю рот ладонями. – В плену? – губы трясутся. – Санчес! Болтливая мексиканская курица! – шипит Бен. – Да. В плену. Мы называли этого парня просто – русский. Он не помнил своего имени. Амнезия там была у многих парней. Когда так сильно бьют по голове, мало, что может остаться в памяти. – Если я покажу тебе фотографии, ты узнаешь его? – кусаю губу. – Не знаю, Хол. Там все выглядят по-другому. Война меняет. А плен, и ежедневные побои, доводят до неузнаваемости. Я невероятно похудел, опухоль с лица сходила полтора месяца. Мне трижды вправляли кости. Боль в левом запястье сводила с ума. Я четыре месяца сидел на викодине и оксиконтине. Беатрис думала, что у меня зависимость, – улыбается. – Но после операции, я перестал принимать таблетки. – Зависимый Бен! – смеюсь. – Представляю, как ты покупаешь таблетки в туалетах сомнительных баров в Уэст-Голливуде. И спишь с геями ради обезболивающего, – морщусь. – Эй! – раскрывает он глаза. – Даже не шути так, – тянется ко мне и я с наслаждением целую его губы. Любимые губы, заставляющие меня забыть о брате, войне и проблемах, которые есть в этом мире. Громкий ребячий смех заставляет нас оторваться друг от друга. Мальчишка снимает нас на камеру.

====== Часть 30. Брань ======

– Убери! – визжу, высовываясь в окно. – Холи! Это всего лишь ребенок. – Он маленький придурок, – фыркаю. – Убери, или я разобью его к чертям! – Засунь свой язык ему в рот снова! – хихикает мальчишка и уезжает на лонгборде. – Будущий скипофилик. Приедем арестовывать, – киваю. Бен смеется. – Пеший патруль? – предлагает. – Пеший? – удивляюсь. – Это то, что заменит нам романтическую прогулку? – Я даже куплю тебе мороженое, – наклоняется ко мне Бен. – Лучше леденец, – облизываю губы. На несколько мгновений глаза Бена заволакивает страстное желание. – Ты же хочешь? – шепчу ему на ухо. – Душ. После смены, – улыбается. – Слишком много женщин, – качаю головой. – Мы можем зарулить в мою квартиру? – Маячки, – напоминает о том, что нас могут засечь стоящими не в районе нашего патрулирования. – Чертова любимая работа. Мы могли бы трахаться сейчас! – фыркаю. – Идем? – киваю на улицу. – Пару минут, – Бен кладет ладони на свой пах. – Тебе, что двенадцать? – улыбаюсь. – Ну, нет. В двенадцать я бы очень быстро избавился от этой проблемы, – заверяет меня. – Грязный мальчишка! – смеюсь, морщась. – Буду представлять, как ты себя забавляешь! – шепчу, вспоминая, что все разговоры записываются внутренним регистратором. – Если я буду представлять тебя, то мы точно никогда не выйдем из машины, – кивает вниз. Смеюсь. Я люблю тебя, Бенджи! – Как-то убого… Я даже не могу тебя за руку взять, – морщусь. – Пойдем гулять вечером? – смотрю на напарника. – У меня были другие планы, – виновато улыбается. – Например, какие? – оглядываюсь по сторонам. В парке мало народу. Парочки у крошечного озера и четверо детей лазают по горке и лесенкам. – Я собирался сделать печь для гриля. Сегодня привезут кирпич. Это займет весь вечер, – объясняет. – Сделать? – морщусь. – Ты не можешь заплатить строителям? – Зачем мне кому-то платить? Я умею сам. И кроме того, я не рос во дворце! У меня не так много свободных денег, – язвит. – У тебя свой дом и ты ездишь на Рендж Ровере! – закатываю глаза. – Это компенсация за плен. Денег хватило на дом и машину, – качает головой. – Строй, что хочешь и сколько хочешь, – фыркаю. – Поеду к Падди в паб. – Ты могла бы помочь мне, – жмет плечами. – Типа, кирпичи таскать? – свожу брови. – Безумно романтично. – Можешь не помогать, а просто крутиться рядом, – предлагает. – Проведем время вместе. – Заманчиво, мистер МакКензи. Но я вынуждена отказаться, – цыкаю. – Не злись. Мы же не должны все время развлекаться, – смотрит на меня. Накрываю лицо ладонями, качаю головой. Придурок! Резко разворачиваюсь, семеню к машине. Ключи у него. Я не могу попасть внутрь.

Больше часа стою, прижав задницу к капоту. Нервничаю, злюсь. Он будто специально не возвращается! Променял вечер со мной на строительство дурацкой печи! Это можно и отложить на тот период, когда страсть угаснет. Когда мы расстанемся… Черт! Он прав. Мы не должны развлекаться каждый вечер. Но, я не думала, что быт так быстро ворвется в нашу жизнь.

– Ты издеваешься, Бенджамин? – рычу в рацию. – Я патрулирую, офицер О’Доннелл, – отвечает. – Не забывайте, что канал открыт! – Я жду у машины, – выдыхаю. В кармане вибрирует телефон. – Привет, мам! – Холи! Как ты? – встревоженный голос. – Все хорошо. Мы патрулируем в парке. Мам, что с голосом? Какие-то проблемы? – переживаю. – Ты поговорила с Бенджамином? – Мам! Забудь об этом, – я не хочу обнадеживать тебя, родная. – Холи, мне придется поговорить с ним самой, – нервничает. – Я спрашивала у Бена. Никого похожего на Джерри он не видел. Стоит показать ему фотографию. Я обязательно покажу, как только у нас будет возможность. Сегодня у него дела. Я приеду сразу после смены. Все расскажу. Не переживай, родная, – успокаиваю ее. Поднимаю голову. Из-за ворот выходит Бен. В его руках стакан содовой и леденец на длинной палочке. – Мам, я приеду часам к семи. – Жду! – Люблю тебя, – смотрю на Бена, кладу трубку. – Скажи, что это предназначалось не мне, – пугается. – Поехали! – закатываю глаза. – Это тебе, – протягивает леденец. – Я передумала! – фыркаю. – С тебя сорок центов, – улыбается. – Запиши на мой счет. – Ты сердишься, потому что я не буду крутиться вокруг тебя весь вечер? Ты к этому привыкла со своим бывшим? – злится. – О! Пфф! Мы с Лиамом даже не встречались! – раскрываю глаза. – Да? И что же вы делали с Лиамом? – самый строгий, самый гневный тон. – Просто трахались! – ворчу. Бен со всей силы бросает леденец в урну. – Поехали к чертям отсюда! – рявкает.

Мы молчим. Я не хочу с ним разговаривать, а он, наверное, вообще больше никогда не заговорит со мной.

В душевой я совсем одна. Даже пугает такая тишина. Впервые за все долгое время. Мне невероятно грустно, даже дыхание спирает. Хочу прилипнуть к Бену, попросить у него прощения. Хочу крутиться рядом, пока он будет строить свою чертову печь. Америка говорит, что Бен у шерифа в кабинете.

– Джон? – заглядываю за дверь. За переговорным столом сам шериф, Бен, трое незнакомцев в костюмах и детективы отдела внутренних расследований. На лице любимого растерянность, глубочайшее расстройство и пустота в глазах. – Здравствуйте, – киваю присутствующим. Бен трясет головой и переводит взгляд на меня. Пустой, абсолютно пустой взгляд. – Офицер, у нас дела. Ваша смена закончилась? Езжайте домой, – кивает шеф. – Извините, – ухожу. Что там? Боже, такой пустой взгляд. Я смущена, сбита с толку. Надеюсь, у Бена все в порядке…

Пересказываю маме и двум ее лучшим подругам разговор с Беном. Мама старается не расплакаться. Ей тяжело, я вижу. Наверняка надежда в ее душе разгорается новым пламенем. Я не знаю, что думать. Просто не знаю…

– Нужно еще раз отправить запрос, – тереблю в руках телефон. Нужно спросить у Бена, что там происходит, пишу ему сообщение. – Они снова пришлют очередную отписку, – качает головой Кристен. – Боюсь, что мы так никогда ничего не узнаем о нашем мальчике! – тяжело выдыхает Скарлетт. Джер был ее любимчиком. Она его крестная мать. Мама отмахивается. Не хочет ничего говорить. Ей тяжело. – Я пойду, выберу его фотографии, – целую маму в лоб. Набираю несколько наших семейных альбомов, сажусь на диван в комнате Джерарда. Я не видела брата уже девять лет…

На его столе стоит рамка. В ней фотография десятилетней давности. Джерард и его девушка Эжени. Помню, как она плакала и не хотела отпускать его. Но он был слишком упрямым. Он все давно решил. И ни за что бы не остался в Лос-Анджелесе. Я порой даже жалела, что тот случай так сильно повлиял на нас… Спустя два часа я наконец-то заканчиваю листать страницы. В конверте около сорока фотографий. Я все покажу Бенджамину. Он должен узнать его.

Комментарий к Часть 30. Брань Мне важно ваше мнение...

====== Часть 31. Рассел ======

«Нет, Хол. Ничего хорошего», – приходит смс от Бена. Я пытаюсь позвонить ему, но все вызовы уходят в голосовую почту. Отказываюсь от приглашения на ужин, прощаюсь со всеми и уезжаю в Нортридж.

В доме не горит свет, его машины нет во дворе. Обхожу дом. Кирпичи так и стоят в аккуратных блоках. Никаких следов того, что их пытались сложить в печь. Становится прохладно. Нужно попасть внутрь. Щелкаю несколькими кнопками на сигнализации, и дверь в кухне трещит. Быстрые манипуляции с замком и я вхожу в дом. Не знаю, как Бен отреагирует. Может, разозлится… Но я сделаю жалобное лицо и скажу, что просто волновалась. В конце концов, разденусь, и он не будет ругаться.

– Оскар! – зову. Тишина. – Оскар! – прохожу в гостиную. Дверь в ванную закрыта, и из-за нее доносится громкий лай. – Малыш! – открываю дверь. Меня встречают безумные глаза и счастливый летающий в разные стороны хвост. – Эй, привет! – присаживаюсь. Мокрый язык проходится по моей щеке. – Фу! Оскар! Фу! – оттираю кожу. – Больше так не делай! – грожу ему пальцем. Он удивленно смотрит на меня, поворачивая морду. В секунду срывается с места и летит к двери. Оглушающе лает. – Не так громко! Я прошу тебя! – устало бормочет Бен, входя в дом. Бросает ключи на стол у двери. Сворачивает в кухню. Слышу хлопок двери холодильника, звук отвинчивающейся крышки. Тихонько семеню в кухню. – Привет, – виновато улыбаюсь. – Я вошла, потому что было холодно. Взломала твою сигнализацию. Оскар был закрыт в ванной. В общем, я просто вошла. Прости. Ты не злишься? – мне стыдно. – Я не злюсь, – поднимает он голову. В глазах пустота, усталость, и боль. Много боли. – О, Господи, малыш! – забираю из его рук бутылку пива, крепко обнимаю его. – Бен! Что случилось? – в горле застревает ком. Я никогда не видела его таким. Его ладони медленно ложатся на мою поясницу. Он прижимает меня к себе еще крепче. – Холи, – негромко произносит. – Спасибо, что взломала мою систему безопасности. – О, Боже! – отстраняюсь. Если он благодарит меня, то точно что-то не так. – Малыш, – осторожно прижимаюсь своими губами к его. Он отвечает на мой поцелуй. И он необычно нежный. Такой, что меня бросает в жар. Сталкиваю с его плеч кожаную куртку. – Подними руки, малыш. Я освобожу тебя от майки, – шепчу. – Прости, – качает головой. – Я не в настроении, – убирает мои руки от себя, уходит в свою комнату. Я иду следом. Смотрю, как Бенни переодевается. – Извини. Я думаю только о себе, – качаю головой. Оскар увлеченно наблюдает за хозяином. – Ничего, Холи. Мне просто нужно побыть одному, – вежливо улыбается. – Я поеду домой. Звони в любое время, – трясу телефоном. – Пойдем, проводишь меня, – тяну Оскара за ошейник. – Пожалуйста, останься, – голос любимого за моей спиной. – Ты же сказал… – Я знаю, что я сказал. Я не хотел, чтобы ты уезжала. Мне нужно минут десять. Просто собрать мысли в кучу, – стоит у двери в ванную. – Быстро приму душ. – Закажем ужин? – киваю. – Лучше приготовь что-нибудь сама, – ему неудобно просить меня об этом. – Хорошо, – киваю. Мне приятно, что он предпочитает мою еду ресторанной. Стейки на сковороду, горячая английская фасоль, острый гуакамоле в комбайне, пачка начос на тарелке, ледяное пиво в бокале и фужер белого вина для меня. Пес наблюдает за мной. – Сумасшедший день, – садится Бен за стол. – Черт! Холи, насыпь Оскару ужин, – просит. Я киваю, выполняю. – Когда я вошла, он лаял в ванной. Дверь была закрыта. – Такое бывает. Он задевает дверь и запирает себя, захлопнув ее. Он и гостевую комнату, превратил в руины, заперев себя на выходные, – улыбается Бен. Я обожаю его улыбку. Я безумно люблю тебя, Бенджи! – Что это за порода? – хлопаю Оскара по заду. – Стаффорд. Чистокровный, – Бен осушает бутылку пива. – Он красивый, – киваю, достаю для любимого еще алкоголя. – Всё готово, – ставлю перед ним тарелку с ужином. – А ты? – смотрит на меня. – Допью вино, – киваю. Смотрю, как Бен ест. О, Господи, я даже это в нем люблю. Мне нравится, как он ест. Может, я одержима им? Скорее всего. – Так, что произошло? – Я бы не хотел об этом говорить вообще, – качает головой. – Но, ты все это сделала для меня, ждала. Ты переживала. И эта ссора между нами, – качает головой. – Когда я начал работать в полиции, моим старшим офицером был… – Рассел Скотт. Он служил в Ираке, много рассказывал тебе о войне, и погиб при взрыве газа в доме араба. Ты винил себя в случившимся, – киваю. – Откуда? – Бен в шоке. – Санчес, – киваю. – Он был пьян. Давно рассказал мне об этом, – забираю тарелки, укладываю их в раковину. – Оказывается, все эти годы велось расследование. Все десять лет, представляешь? И я понятия не имел. Наконец, гребаные федералы выяснили, что Рассел со своими солдатами разбил группировку одного араба, внука того деда. Этот придурок приехал в Америку, выследил Расса, и подстроил это все. Он убил себя и убил Рассела, – Бен уходит в гостиную. – Я в шоке, – заканчиваю мыть посуду. – Малыш… Теперь вся эта ситуация… – Я знал это! С самого начала, Хол! Я знал, что этот дед был террористом! – рявкает Бен. Я вздрагиваю. Оскар выглядывает из ванной. – Малыш, тебе тяжело… – киваю. Он смотрит на меня. В его взгляде горечь, боль, разочарование. – Умоляю тебя, – сажусь на его колени. – Прошу, отдай мне эту боль. Я развею ее. Бен, я хочу забрать ее. Не хочу, чтобы ты чувствовал ее, – шепчу. – Наверное, это не по-мужски, но я бы отдал, клянусь, – кивает. – Но, она всегда будет со мной. – Позволь мне, – целую его в губы. – Позволь, – стягиваю с него майку. – Хол… – Я просто хочу забрать твою боль, – шепчу, сползая по его телу. У меня немного трясутся руки, но все-таки получается стянуть с него тренировочные штаны. – Ты не хочешь этого, – шепчет Бен, зажимая мой подбородок. – Я не хочу ничего так сильно сейчас, как забрать это у тебя… – качаю головой. Теплая кожа скользит по моим ладоням, пальцы чувствуют горячую плоть. Я жарко дышу на самую крайнюю точку. И тут пальцы Бена крепко хватают мои волосы и тянут мою голову вверх. Но мой язык тянется к нему, прикасаясь к самой вершине, и пальцы отпускают мои волосы. Не припомню, что я хоть когда-то с таким удовольствием наслаждалась хоть чем-либо. Бен тяжело дышит, глухой стон вырывается из его горла. – Не нужно. Не глотай, – его ладони крепко сжимают мои плечи, и усаживают на его же колени. – Гребаные джинсы… – стягивает их с меня. Мы падаем на диван. Оба лежим на боку. Его глаза напротив моих, грудь касается его груди, живот живота… Большая ладонь лежит на моей пояснице, вторая, укладывает мою левую ногу на его талию. Цепляюсь пальцами за его плечи. Тяжело дышу. Все тело покрывается мурашками. – Иди ко мне, – подтягивает меня вверх и осторожно входит. Я чуть слышно вдыхаю. Не хочу сделать хоть что-то, что заставит его чувствовать неловкость, раздражение. Я уверенна, он ценит это, что и подтверждает благодарными поцелуями. Бен резок как никогда, почти жесток. Мне больно, но я не подаю вида. Хочу, чтобы он избавился от тревожащих мыслей, от того, что мешает ему быть собой. Быть спокойным, суровым солдатом МакКензи. – Прости, что так быстро, – влажные губы касаются щек, кончика носа, моих губ. – Мне не нужно много, особенно сегодня, – улыбаюсь, крепко обнимаю его за шею. – Бенни, умоляю, пожалуйста, сажи, что тебе легче, – шепчу. – Мне полегчает, Холи. Обещаю, – кивает. Я заключаю долгий поцелуй на его теплых губах. – Дотянешься до пледа? – зевает. – Конечно, – киваю. Вытягиваю руки, хватаю клетчатый плед с длинным ворсом, накидываю на нас.

Его голова покоится на моей груди, он размеренно дышит. Тусклый свет лампы чуть освещает угол гостиной. Непривычная тишина Нортриджа действует на меня сильнее любого успокоительного.

Провожу губами по его светлым волосам. Я хочу остановить время и лежать так долго-долго, чтобы он обнимал меня, чувствовать его горячее тело рядом. Для счастья мне нужен только он. Перевожу взгляд на часы. Уже два ночи. – Бенджи, пойдем в спальню, – шепчу. Он тихонько дышит. – Ты спишь? – допытываюсь. Мне в ответ тишина. – Я люблю тебя, – произношу одними губами, целую его в макушку и засыпаю сама.