Операция "Контрольный в сердце"

Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, каждые выходные мы ездим на местный базар в соседнюю деревню. Там можно полакомиться жареной бараниной и всякими сладкими лепешками. Вообще народ там живет совершенно разный. И местные иракцы, и военные с семьями и беженцы – в тылу американской армии спокойно. Бен говорит, что мы можем остаться в деревне на ночь. Крошечные пустующие дома здесь сдаются за пару баксов за сутки. Я несказанно рада. Лагерь безумно надоел за все это время, неуставные отношения демонстрировать запрещено, а проявлять чувства тем более. Еще Бен жутко бесится, когда я болтаю с солдатами. Он твердо уверен, что они все хотят меня трахнуть, а я думаю, что им простого флирта и общения с девушкой предостаточно.

– Смотри, это обычная шерсть, и не пахнет, – Бен сует мне в лицо жилетку, хочет купить себе такую же как у местных, из овчины. – Та черная тоже не пахла, – закатываю глаза. – Она не будет пахнуть, сэр. Шерсть проходит несколько этапов стирки, – заверяет его пожилой продавец. Он из коренных, но отлично говорит по-английски. – Вот видишь? – смотрю на любимого. – Сколько? – интересуюсь ценой. – Пять тысяч динар, – кивает продавец. – У нас только доллары, – Бен разводит руками. – Давайте, – соглашается. – Мой зять съездит в город и поменяет, – улыбается. Мы складываем жилетку в рюкзак, идем в сторону местного кафе. – И что ты будешь с ней делать дома? – В холодные вечера буду укрывать тебя ею, – улыбается. – Ты закинешь ее подальше в шкаф, и ни разу не наденешь. – Подарю твоему отцу, – сверкает глазами. – О! Папа будет… – в меня врезается парень. – Черт! – потираю лоб, который впечатался в колючий подбородок местного. – Простите, – извиняется он. – Смотреть… – поднимаю голову. Мужчина виновато улыбается мне. Это же! Это! – Бен, – сжимаю руку любимого и скатываюсь по его телу на песок.

====== Часть 84. Камал ======

Открываю глаза, часто моргаю. Я в темной комнате. Что происходит? Где я?

– Бен! – приподнимаюсь на локтях. Он оборачивается на мой зов, а вместе с ним и тот в кого я врезалась – мой брат. Мой Джерард! Джерри! Тот, кого я считала погибшим вот уже несколько лет. В его глазах та же незатуманеная синева, светлые волосы, собранные в пучок на затылке, родинка под левым глазом… Разве что морщинки появились, подбородок и щеки покрывает щетина, которую он никогда не носил и он так загорел, прямо как сын иракской женщины. – О, Господи! – взвизгиваю я и бросаюсь ему на шею. Истерично всхлипываю. – Мой родной! Ты жив! Мой родной! – отстраняюсь. – Бен! Бен! Он жив! Он жив! – теперь бросаюсь в объятья любимого. – Кто жив? Холи, что с тобой? – шепчет мне на ухо. Как кто? Джерри! – Камал! Сынок! – влетает пожилая женщина в палату. – Мне сказали, что ты в больнице. Как же ты меня перепугал! – она обнимает его. – Я столкнулся с мисс Холи, мама. Она, наверное, сильно ударилась, и вот я привел ее сюда. Это ее муж – Бенджамин, – представляет моего Бена тощей женщине. Сынок? Мама? Что происходит? – Как вы? – женщина сверлит меня взглядом. – Джер… Эмм… Камал, – еле выговариваю. О, Господи, братик, я не видела тебя десять лет. Десять! – Это ваша мама? – тычу пальцем в старуху. – Да. Моя мама – Камилла, – кивает. Я чуть ли не взвизгиваю. Джерри! – Вы плачете? – мой брат… Он так любил меня. Мой Джерри. – Моего друга звали Камал. Он погиб… – трясу головой. Кажется, Бен в шоке. Плотину прорвало. Я рыдаю как прокаженная. – Очень жаль, мисс Холи, – смотрит прямо в мои глаза. – Мы пойдем, – Камилла берет Джерри за руку и выводит из здания. – Какого хрена ты творишь? – Бен переводит на меня свой сумасшедший взгляд. – Это Джерард! Бен! Это Джерри! – Типа твой брат? Твой погибший несколько лет назад брат? Ты в своем уме вообще? У тебя сотрясение? Солнечный удар? Клещ в мозгу? – морщится. – Это мой брат, а ты придурок! – всхлипываю. – Не зли меня! Если я говорю, что это Джерард Маршалл О’Доннелл, значит так и есть! Я не ударилась головой, я упала в обморок от увиденного! Это Джерри, ясно?! Он жив! Он не погиб! – улыбаюсь. – Холи… – Заткнись! – рявкаю. – У него волосы светлые, родинка под левым глазом как у папы и Антуана! Помнишь? – Тогда почему он понятия не имеет кто ты? – садится на кушетку. – Не знаю, – жму плечами. К нам заходит доктор. Осматривает меня, говорит, что уже все нормально. Советует отдыхать и пить побольше воды. Мне нужно поговорить с братом! Хватаю Бена за руку, тащу за собой. К счастью, Джерри и его старуха крутятся у прилавка с фруктами. – Только не глупи, умоляю тебя, – шепчет Бен. – Я адекватна. Просто подыграй мне, – сжимаю его ладонь. – Камал, Камилла, – окликаю их. – Мисс Холи, – кивает мне брат. – Извините, что отреагировала так. Это солнце мне в голову ударило. Мы с мужем можем пригласить вас выпить с нами чаю? – переминаюсь с ноги на ногу. – У нас вообще-то дела, – хмурится Камилла. – Мама! Мы все успеем. Давай выпьем чаю, бедной девушке и так досталось от меня, – улыбается Джер. – Да. Не отказывайте нам. Я слышал, что отказываться от чая с щербетом не принято, – включается в игру любимый. – Только недолго, – соглашается его псевдомать. Мы сворачиваем в укромное кафе, где много военных, и местных, зашедших полакомится свежайшим паниром. Занимаем пустующий стол у самой стены. Бен пытается отвлечь их разговором, а я не могу оторвать взгляда от брата. Мой Джерри! Мой родной и любимый брат! Мой лучший друг! Как же я счастлива, что ты жив! Как будут счастливы родители, когда узнают о тебе, как будет счастлив твой сын! Он ведь так любит тебя, ровняется на тебя… Снова слезы проступают на глаза. – Ты все плачешь и плачешь! – вскидывает руки Джер. – Бен! Что с твоей женой? – Она ностальгирует. Уже была здесь однажды, когда тут был город, – складно врет любимый. – Да. Мы с мамой жили в этом городе, пока его война не разрушила, – выдыхает брат. – А где именно жили? – сглатываю. – Мама говорит, что у реки. А река давно пересохла. Я вообще не помню ее, – жмет плечами. – Был слишком маленький? – кивает Бен. – Нет. Потерял память, – трет пальцами висок. – Снаряд упал прямо на дом. Да, мам? – накрывает ладонью ладонь Камиллы. – Верно, сынок, – отводит она взгляд. – Я все-таки добегу до молочника. Побудь здесь, не уходи никуда, – наказывает ему. – Мы его не отпустим, – улыбаюсь. Уж будь уверенна! Смотрю женщине вслед. – И совсем – совсем ничего не помнишь? То, что было до удара? Что ты делал? Кто был с тобой? Может, ты говоришь на каком-нибудь другом языке? – Холи, – шипит Бен. Я отмахиваюсь. – Нет. Говорю только на арабском и английском. Но после потери памяти арабский совсем плохо идет, я его будто впервые слышу. А английские слова схватываю налету. Видишь, как хорошо говорю? И маму научил. – Джерри! – повышаю голос. – Неужели ты меня не узнаешь? – сжимаю его ладонь. – Холи! – шипит Бен. – Что? – раскрывает глаза брат. – Ты не в своем уме! – отдергивает руку. – У тебя точно солнечный удар! – Джерри! Это же я! Холи! Твоя сестра. Младшая сестра! Посмотри на меня. Вспомни меня! – губы трясутся. – Как вам не стыдно издеваться над инвалидом? – встает из-за стола, уходит хромая. – Бен! Бен! Бен! – утыкаюсь ему в плечо. – Пойдем домой, пока нас не арестовали за публичное проявление чувств, – шепчет. Я глубоко вдыхаю. Он прав. Как всегда прав. Мы бредем к домам, которые сдает местная администрация. – Детка, я всегда поддержу тебя, ты знаешь. Но, ты уверенна, что это Джерард? – Да, малыш, – киваю. – Бенни, мы ведь как близнецы… – Холи, вы совсем не похожи, – качает головой. – Малыш, у меня полсотни фотографий Джерри в телефоне. Это он. Ты поймешь, – киваю.

И вправду. Пересмотрев все фото по два раза, Бен твердо убеждается, что парень, в которого я врезалась – мой старший брат. Любимый предлагает найти какие-то документы, справки, фотографии того, что Джер служил в армии. Да, да. Это, конечно же здорово, но я не могу долго ждать. Узнать где живет мой брат, с самозванкой-матерью не составит труда. Мужчины на рынке болтливы, а военные, охраняющие спокойствие города знают абсолютно всех жителей. Теперь стоит дождаться, пока Бен уйдет в душ…

====== Часть 85. Узы ======

– Хаджи, Хаджи, – окликаю держателя единственного кафе в городке. Он очень приветлив, придерживается свободных нравов, прожил в Германии небольшую часть жизни, к американцам и европейцам относится положительно. – Сегодня днем мы с Беном пили чай у тебя. – С вами еще парнишка был и старуха, – он всех посетителей помнит. – Да! Господи, да! – радуюсь. – Ты знаешь их? – Я всех здесь знаю, деточка. – Где они живут? – кусаю губу. Что ответить если он спросит зачем мне эта информация? – За мединой, у разбитого фонтана. Серая халупа. Третья от угла, – выдыхает дым своего электронного кальяна. – Спасибо! – чуть кланяюсь ему. Семеню по базарной площади. Зачерпываю полные сандалии остывающего песка. Площадь заканчивается, отсчитываю третий от угла дом. Действительно серая халупа. На крыльце сидит Камилла. Женщина расчесывает шерсть, перекладывая ее в мешок. – Привет, – улыбаюсь. Она быстро вскидывает голову, бормочет что-то на арабском, возможно, проклятья. Не знаю, мне плевать! – Чего тебе еще? Ты со своим мужем напугала моего сына, – рычит. – Позови Джерарда! – копирую ее тон. – Кто такой? – Позови своего сына. Мне нужно с ним поговорить! – требую. – У тебя есть муж! Ты не должна с ним разговаривать. Он и так болен. – Чем он болен? Отравлен твоей ложью? – сжимаю кулаки. – Уходи! Я позову военных, – грозит мне. – Зови, – киваю. – Расскажем им как американский солдат, считавшийся дезертиром, пропавшим без вести и погибшим – жив! Расскажешь, как он оказался у тебя и до сих пор ничего не вспомнил. – Он умирал! Я спасла его! – Спасибо! Спасибо, правда. Но у него есть семья, которая просто убита горем. У него есть отец и мать, которые тоскуют. У него есть сын, который никогда его не видел, но безумно любит. И, в конце концов, здесь я! Его младшая сестра. Он был моим самым лучшим другом. Ты не имеешь права его держать! – голос дрожит, по щекам текут слезы. – Твои родители тоскуют? – встает она. – А я не тоскую по своему Камалу? Его убили ваши солдаты! – рычит. – Мне очень жаль. Он неправильно жил, – киваю. – Ты не знаешь его! Он не от хороший жизни похищал солдат! Ему нужно было кормить меня и своего отца… – Похищал солдат? – раскрываю глаза. – Что? Я правильно поняла? – Это была его работа! Но он не хотел бить их, пытать! Не хотел стать рабовладельцем. – Господи! – прошибает ледяной пот. – Камал! Джерри! Эй! – зову его. – Нет! Не забирай его у меня! Он один моя радость, – причитает она. – Холи! Твою мать! Идиотка! – подлетает Бен. А он откуда взялся? – Она заменила своего сына Джерардом! Она вдолбила ему в голову, что он араб! Черт! Бен! Приведи сюда Джерри! Приведи! Позови кого-то из армии. Скажем, что она насильно удерживает его! – пытаюсь вырваться из тисков рук Бена. – Отпусти, любимый! Умоляю! – Пойдем домой, Холи. Тише. – Тише? Она обманула моего брата! Бен! Ты не понимаешь! Джерри! Братик! – ору. – Ты слышала своего мужа, Холи, – тихий голос моего брата. – Иди домой. – Джерри! Джерри! Я твоя сестра! У тебя есть настоящие родители! Эжени! Ты помнишь ее? У тебя есть сын! Она родила от тебя прекрасного мальчика! Он большой. Так похож на тебя! Пойдем с нами, мы отвезем тебя домой! – Уходи, Холи, – повторяет брат. – Мама, зайди в дом. – Да, сын, – произносит на арабском, входит в халупу, закрывает за собой дверь. – Бенни! – скатываюсь по его телу на колени. – Тише, любимая. Тише, – поднимает меня на ноги. – Пойдем домой. – Он… Но ведь он! Бенни! Он… – всхлипываю. – Дай ему время, – крепко сжимает мою ладонь. – Холи, это все непросто. Сложно для него, понимаешь? Представь, что я прямо сейчас скажу тебе, что вся твоя жизнь – ложь. Те, кого ты считала близкими – чужие для тебя люди. Он в шоке. – Я знаю. Ему плохо, и я хочу сейчас быть с ним, поддержать, – шагаю в дом. – Дай ему время, родная. Главное, что он жив, и что теперь он все знает, – Бен убирает пряди от моего лица. – Ты прав, малыш. Это считается крошечной победой, – крепко прижимаю свое тело к его. – Все? Ты успокоилась? – смотрит на меня. Я киваю, утирая нос. – Теперь поговорим о том, что ты молча сбежала, – выставляет палец. Я закатываю глаза. Начинается…

====== Часть 86. Вспомни меня ======

Мы уже три недели не были в городке. Бен запрещает мне покидать пределы лагеря. Даже за останками тел военные не берут меня с собой по его приказу. Он переживает за меня, за контуженного Джерарда. Это и понятно. Я в эйфории от того, что брат жив и могу натворить всяких глупостей, а это я как раз умею и активно практикую. А ему не нужны потрясения. Их и так было не мало, и еще парочка прибавилась в последнее время, когда он узнал, что его мать, не его мать, а мать одного из подонков, которые издевались над ним и его сослуживцами, теперь он знает, что у него есть сестра, двое настоящих родителей и малолетний сын.

– И все же я не понимаю, почему он не поехал с нами, – бормочу. – Холи! Сколько можно? – выдыхает Бен. – Ты каждый день задаешь мне этот вопрос. Самой-то не надоело? – Представь себе, – злюсь. – Я не хочу это обсуждать. Ешь, – командует. – Я не завтракаю перед работой. Ты же знаешь! – хмурюсь. – Только кофе. – Тогда пей и проваливай в свой морг, и умоляю, давай перестанем размышлять, почему твой брат не вернулся в армию! – смотрит на свой взвод, командиром которого является. – Серсон! Сел! Команды завершить не было, – орет. Я вздрагиваю. – Тише, – прошу. – Сэр, мне в туалет, сэр! – встает солдат по стойке смирно. – Пойдешь, когда я разрешу. Про самодисциплину слышал? – Сержант МакКензи, разрешите. Мне очень надо. Готов понести любое наказание, – обещает солдат. – Отпусти его, а то устроит океан в пустыне, – улыбаюсь. – Иди, Серсон, и благодари офицера О’Доннелл, – кивает Бен. – Офицер О’Доннелл – вы супер! – улыбается парнишка и вылетает из столовой. – Я ревную, – любимые глаза сияют сейчас. – Ты же знаешь, мое сердце навечно к тебе привязано, сержант, – смотрю на него. – Я пойду, начальница наверняка уже сбежала из постели Харригана, и принесла новую работу, – рассуждаю. – Я люблю тебя, больше всех на свете. Пожалуйста, давай вернемся в Анджелес, – мое ежедневное прощание. – Вернемся, детка. Два месяца осталось. Вали на свою работу. Я люблю тебя, – отпускает меня. Я шагаю из столовой в госпиталь, через него в морг. Моя ежедневная работа… Балансирующая на грани жалости и вселенского раскаяния и отвращения. И так каждый день… День за днем…

Я соскучилась по нашему полицейскому патрульному Форду, соскучилась по придуркам-мексиканцам, по индийской закусочной у Гриффит, соскучилась по торговому центру и департаменту. Я с ума схожу от тоски по родителям и Антуану. Хочу потискать Симбу и прижаться к огненному Оскару. Хочу развалиться на нашей большой кровати в Нортридже, а не ютиться на крошечной в комнате Бена. Я скучаю по друзьям и родителям Бена, черт, я даже скучаю по группе анонимных алкоголиков… И эта тоска разъедает меня, вызывает сильнейшее желание рыдать.

– Холси! – это начальница. Я выныриваю из своих мыслей. – Да, прости, – поднимаю голову. – Кровь застыла, не могу получить образец. – Я пойду на обед, может, немного опоздаю, – улыбается. – Когда в деле любовь… – улыбаюсь. – Это не любовь, О’Доннелл! – она смущена. – Мы просто спим вместе. – Греете друг друга холодными ночами, – киваю. Начальница уходит. Есть я совершенно не хочу, а Бен сегодня на выезде вместе со своей группой, так что смысла куда-то уходить нет, продолжу работу. Итак, на чем я остановилась? Рыдать… Тоска… Рыдать… Не хочу я! Хочу радоваться жизни в Лос-Анджелесе. – Привет, – мужской голос. Наверняка очередной солдатик зашел пофлиртовать. – Ну, привет, – улыбаюсь. – У тебя нет дел? Приказа? – Мне не отдавали приказы уже лет десять, Холи, – теперь я узнаю голос. Медленно оборачиваюсь. На кушетке у входа сидит мой брат. Хлопаю ресницами. – Привет, – наклоняет голову. – Привет, – поджимаю губы, возвращаюсь к своему делу. – Как дела? – интересуюсь. – Дерьмово вообще-то, – хмыкает. – Благодаря одной девчонке узнал, что вся моя жизнь – обман. – Ну так не верь ей, – беру образец кожи с останков. – Пытался. Мучился. Не получилось. Она теперь повсюду. Во сне мне снится, братом называет. В воспоминаниях о дне, когда она пришла и сказала, что моя мать лгунья. – Может, она пыталась помочь тебе? – произношу на русском. – Наверняка пыталась, – отвечает по-английски. Я широко улыбаюсь. – Ты понял, что произошло сейчас? – пытаюсь сдержать слезы. – Я понятия не имею на каком языке ты спросила меня, но я понял, – хмыкает. И я не могу сдержаться. Лечу через кабинет, крепко обнимаю его. – Джерри, ты совсем не помнишь кто ты? – шепчу. – Обрывки. Какие-то куски. Что это был за язык? – Русский. Ты все время говорил на русском, – отстраняюсь. Произношу слова, Джер повторяет за мной. – Я говорю по-русски! Черт! Говорю на трех языках! – радуется. – У тебя есть сын, родной! – улыбаюсь. – Он точь в точь как ты! Блондин. Под левым глазом родинка. Он занимается в юных полицейских, прямо как и ты. Он знает тебя по фото и ты его кумир. Он обожает тебя, – достаю телефон. Показываю ему фото. – Я помню его. Он знаком мне, – тычет на фото папы. – Я помню машины. Он показывает мне машины. Я видел такие по телевизору. Он… Он… Джерри, это европейская тачка. Отличается от американских, – закрывает глаза. – Да! Да! Это папа. Это его слова! – радуюсь. – А она готовила ужин, – указывает на маму. – Я не помню завтраки или обеды. Помню, что она требовала, чтобы я пришел на ужин, – трет лоб ладонью. Я киваю, утирая слезы. Джерри совершенно не помнит Эжени, хоть они и были вместе множество лет. – И парнишку я не помню, – смотрит на фото Антуана. – Это твой сын, – всхлипываю. – Его зовут Антуан. Жен была беременна, когда ты уезжал, только она этого не знала. Никто не знал. – Ух ты! Есть сын! – качает головой. – Холи, а сколько мне лет? – О, Боже, – раскрываю глаза. Он не знает. – Тебе тридцать четыре. Через месяц исполнится тридцать пять. – Камилла говорила что мне тридцать… – выдыхает. – Офицер… – входит солдат. – Сержант, прошу за мной, – кивает. – Я сейчас, – улыбаюсь брату. – Простите, офицер О’Доннелл, я звал сержанта О’Доннелл, – он звал Джерарда? Что? – Нашли мои документы, еще на той неделе. Меня кладут в госпиталь. Они помогут мне вспомнить кто я, – кивает. – Моя младшая сестра. Сестра. – Джерри! – плачу. – Мне пора, хочу вспомнить кто же я на самом деле.

====== Часть 87. Плен ======

У Иззи сегодня выходной. Я одна кручусь в морге. Тел нет уже целую неделю – это не может не радовать. Собираю картотеку, расставляю образцы согласно инструкции.

– Окей. Я понял. Тогда почему я вернулся из Окленда? – Джерри сидит напротив меня. – Тебя перевели обратно в Лос-Анджелес. – Почему? – Набирали персонал во вновь открывшийся департамент Вентуры, – рассказываю ему. – И мы с Эжени снова сошлись? – Ты ходил за ней целый месяц с цветами и мягкими игрушками. Но она была слишком обижена. Но в итоге не выдержала твоей настойчивости и сломалась. Полгода все было прекрасно. Все чаще звучали разговоры о свадьбе… – замолкаю. – А потом? – поднимает глаза. – А потом ты психанул. – Психанул? – брови взлетают вверх. – Расскажу тебе кое-что. Мне было шесть. Я возвращалась от Клер. Если ты помнишь, там нужно перейти этот лес, высаженный Фергюссонами позади своего дома. – Припоминаю. Они там дубы разводили. Кажется, продавали желуди, – вспоминает. – Да, – киваю. Рада, что он вспоминает такие мелочи. – Дорожка проходила у самого спуска с холмов. Меня окликнул голос. Я конечно же обернулась. Огромные руки схватившие меня, не позволяли кричать. Я увидела, как ты шел мне навстречу. Пыталась что-то кричать тебе, но ни звука не произносила. Этот урод дважды ударил меня по лицу, и один раз сюда, – указываю на солнечное сплетение. Ты заметил возню, кинулся мне на помощь, но и тебе досталось – он приложил тебя головой о капот тачки. А потом, ну, словно с небес нам послали помощь. Полицейский скрутил придурка. Помнишь? – Обрывочно. Помню, что машина была красная, помню оглушающий крик полицейского, тебя в слезах, – жмет плечами. – Именно после этого случая мы и решили стать полицейскими, помнишь? Поклялись друг другу, – улыбаюсь. Он отрицательно качает головой. – И вот, по прошествии стольких лет этот… Адам, – морщусь, – снова объявился. И снова по подозрению в педофилии. И попал прямо к вам в участок. Помнишь, что ты с ним сделал? – Надрал задницу? – улыбается. – Ага. А еще сломал руку в трех местах и пару ребер. – Отбей! – протягивает мне свой кулак. Я стукаю по нему своим. – Когда шериф сказал, что иска тебе не избежать, то предложил завербоваться в армию. Ты за пару недель собрался и укатил в Ирак. А я была так обижена на тебя. Мы ведь собирались вместе, и я была уверена, что ты этого не сделаешь. В ту ночь, когда ты должен был уезжать, я улетела в Испанию. Даже не попрощалась с тобой. Знал бы ты, как я жалела об этом, когда нам сказали, что тебя больше нет, – вздрагиваю. – Ты жесткая, – улыбается Джер. – Ты мой учитель, – парирую. – Так я уехал и не знал, что Жен беременна? – Даже она сама не знала, – качаю головой. – Узнала только на пятом месяце. – Да. Она ведь была такая худенькая. Я мог поднимать ее одной рукой. Боже! Поскорее бы их всех увидеть… Антуана, маму, отца, Жен. Интересно какой она стала? – Не изменилась, – улыбаюсь. – Такая же худая, и я думаю, она все еще любит тебя, – улыбаюсь. – Какой Бен упрямый! Скорее бы закончился этот месяц и мы все вернемся домой. – Ты же знаешь его, – отмахиваюсь. – Ты был точно таким же. – И посмотри к чему это привело? Я контужен, все тело в шрамах, левая нога после многочисленных переломов стала короче правой на пять сантиметров! Вместо куска черепа железяка, и вдобавок я полжизни не помню, – хмыкает. – Пойдем? Рабочий день окончен. – Да… Пора, – снимаю больничную форму, бросаю ее в урну, переодеваюсь в военную. В лагерь вернулись все солдаты со своими сержантами. Бен курит у входа в столовую вместе с подполковником Харриганом. Стоп! Что он делает? Серьезно? Курит? Никогда не видела в его руках сигарет. Может, что-то случилось? Провожаю Джерри до госпиталя, возвращаюсь к столовой. – Подполковник, – отдаю ему часть. – Вольно, О’Доннелл, – разрешает. – Как на работе? – Жаловаться не на что. Останков нет уже вторую неделю. Там даже пахнет по-другому теперь, – улыбаюсь. – Бен сказал, что вы тут последние две недели. – Да. Контракт заканчивается, – выдыхает дым любимый. – Что это ты делаешь? – шепчу Бену. – Мне тоже пора сделать перерыв. – Откуда вы? – интересуюсь. – Гавайи мой штат, – кивает. – Доброй ночи, – уходит. – Бен! – указываю на сигарету. – Просто придуриваюсь, – выбрасывает ее. – Давай я сделаю также! Куплю алкоголя и буду придуриваться. – Ты его не купишь здесь. Во всей стране! – улыбается. Закатываю глаза. Я не пила все время пока я нахожусь в обоих лагерях. И, почти не вспоминала об алкоголе. Почти…

После ужина приходим к Джерри. Он что-то читает. Говорит, какой-то отчет об операции. Листаю страницы трехтомника. Представляю как муторно было писать это все, вклеивать справки, показания, протоколы ареста, применения оружия, убийства.

– Жуть, – откладываю папку на стол. – Дай посмотреть, – забирает ее Бен. – Это отчет о той операции, когда каменоломню, в которой мы были рабами, нашли военные. Оказывается, нас держали не только в подвалах, но и ангарах. Когда ребята услышали первые выстрелы, некоторые кинулись к воде, в заброшенные шахты… Я был одним из тех, кого так и не нашли. – О, Господи! – кто-то выдыхает рядом со мной. Не сразу понимаю, что это голос Бена. Оборачиваюсь, сверлю его взглядом. Что за? – Это же я! – на его лице улыбка. Нервная. Глаз дергается. – Что? – Джерри садится рядом с Беном. – Да. Это я. Вот, со свежими ранами на груди, – тянет ворот майки и показывает шрамы. – Смотри. Один от вырезанной татуировки, а на плече они просто развлекались. – А вот это я. На окне. Поставили на всю ночь на подоконник за то что отказался надеть юбку и плясать перед ними, тушили об меня окурки, – рассказывает Джерри. – Да! Я помню! Ты громко пел. Что-то веселое… – вспоминает Бен. Я сижу раскрыв рот. – Что-то про пьянство и жену… – Пошла к черту, я пьян! – бормочу. Пытаюсь напеть ее, чтобы брат вспомнил, но он отрицательно качает головой. – Возможно, – улыбается. – Я был на такое способен? – Ты веселый, – улыбаюсь. – У тебя был друг там. Эмм… Балдо… Рембо… – кусает губу Бен. – Балто! – улыбается брат. – Как пса из мультика? – раскрываю глаза. – Да. Не помню, почему так его называли. Он погиб на каменоломне. На него свалился самодельный подъемный механизм. – Слишком много информации за сегодня. Нам всем много, – встаю. Приказываю себе не плакать. – Мы пойдем, – сжимаю плечо Бена. – Отдыхай родной, – целую Джерарда в лоб. – Две недели, мои любимые! Всего две недели и мы уедем отсюда. И больше никогда не вернемся, – улыбаюсь. – Я в шоке, – шепчет Бен, как только Джерри захлопывает дверь своей палаты. – Малыш, – крепко сжимаю его ладонь. – Представляешь? Вы были так близко… Даже боюсь представить, что было если бы и ты вот так вот потерялся, пропал… – Стой! – рев откуда-то из темноты коридора. – Развлекаются. Тоже мне защитники, – закатываю глаза. Но через секунду нас оглушает автоматная очередь. В ушах громкий гул, Бен прижимает меня к стене, закрывая собой. Мимо нас проносятся две медсестры. Я вижу как они кричат что-то, но не слышу слов. Только гул. Бен разворачивается ко мне. Раскрывает рот. – Я не слышу тебя! – кажется, шепчу. Замечаю за спиной Бена солдата. На его голове мокрый бинт, а в руках автомат. Солдат смотрит мне в глаза, поднимает оружие. – Нет! – собираю всю силу и отталкиваю Бена.