Оперативный простор
Шрифт:
Хрен с этой Зиной Ангиной! Никуда не сбежит!
Эх, знал бы я заранее, как оно получится — плюнул бы на всё и мчался к поэтессе со всех ног!
Глава 22
Спасибо чекистам — претензий к ним после посещения Гороховой 2 (через несколько лет они переедут на Литейный) у меня не возникло. «Кровавая гэбня» не бросила в застенки и не стала загонять иголки под ногти. Даже не побили для «профилактики».
Меня вежливо пригласили пройти в кабинет, предложили выпить чаю с ароматными, пропахшими ванилью, баранками.
Заправлял
— Шмаков Спиридон, — представился он.
— Быстров Георгий.
— Ну что, поговорим товарищ Быстров? — спросил он, после того, как мы покончили с чаем.
— Конечно, товарищ Шмаков.
Он достал синюю картонную коробку папирос «Жемчужина Крыма»:
— Угощайтесь!
— Спасибо — не курю. Бросил.
— А я с вашего позволения, закурю.
Он поджёг кончик папиросы и с наслаждением затянулся.
Эх, прав был Марк Твен, когда писал: «бросить курить легко, сам сто раз бросал». Видать настоящий Быстров был конкретным курильщиком. Меня при виде папиросы и запахе табачного дыма чуть не затрясло от возбуждения.
Моё возбуждение не укрылось от Шмакова.
— Может, передумаете? Берите папироску.
— Лучше — не надо. Сорвусь, — признался я.
Чекист выпустил густое кольцо дыма и тут же разогнал его рукой.
— Дело хозяйское. У меня от махорки горло дерёт, приходится покупать папироски у нэпманов. Цены, как понимаете, кусаются.
— Понимаю.
— Что вы делаете в Петрограде? — начал расспросы Шмаков.
— Взял отпуск по ранению, приехал, чтобы помочь сестре. Её мужа — преподавателя военшколы Александра Быстрова арестовали по обвинению в убийстве. Сестра попросила, чтобы я разобрался во всём.
— То есть веры органам советского следствия у вас нет? — прищурился Шмаков.
— В следствии работают люди, людям свойственно ошибаться, — обошёл этот немного провокационный вопрос я.
Мой ответ Шмакову понравился. Он одобрительно кивнул.
— И как успехи?
— Да пока никак, — пожал плечами я. — Я в Петрограде всего ничего, вхожу в курс дела.
— Неужели вы, как работник уголовного розыска, не понимаете, что ваша игра в пинкертонов может помешать следствию? — насупился Шмаков.
— Следствие считает, что собрало все улики, материалы скоро пойдут в суд. Так что сомневаюсь, что мне удалось хоть немного помешать этому процессу.
— Хорошо. Надеюсь, что ваши действия, товарищ Быстров, не выходят за рамки уголовного кодекса.
— Никак нет. Я законы не нарушаю.
— Тогда оставим эту тему. Расскажите, как вы оказались в Летнем саду.
— У сестры возникли проблемы с квартирой. Её мужа арестовали, жилтоварищество захотело отобрать комнату. Я отправился в военшколу, где работал её муж, чтобы урегулировать ситуацию.
— Удалось?
— Да. Начальник отдела снабжения товарищ Рышковский сказал, что пока мужа сестры не осудили, никто не имеет права лишать его семью занимаемой площади.
— Так и есть, — качнул подбородком Шмаков. — Что было дальше?
— Я
вышел из военшколы и почувствовал за собой слежку. Её вёл молодой человек по имени Тарас — я так понимаю, что он занимает должность секретаря начальника военшколы.— Простите, а как вы поняли, что за вами следят?
— Слежка велась крайне непрофессионально. Думаю, Тарасу нечасто приходилось этим заниматься.
Шмаков вздохнул.
— Да… хромает у нас покуда это дело. Спецов не хватает.
Этой фразой он невольно подтвердил мою догадку, что Тарас работал на ГПУ.
— Я скинул «хвост»… простите, избавился от наружного наблюдения, и сам пошёл за Тарасом.
— А он, выходит, этого даже не понял? — хмыкнул Шмаков.
— Как видите, да.
— Зачем вы стали за ним следить?
— Ответ лежит на поверхности: я работаю в губрозыске. Если мной кто-то настолько заинтересовался, что пошёл по пятам — я просто обязан узнать, почему это произошло, — изложил свою позицию я.
— Продолжайте.
— Тарас привёл меня к Карпиевому пруду Летнего сада. Судя по его поведению, я догадался, что он кого-то ждёт и не ошибся. Оказывается, у него была назначена встреча с товарищем Маркусом.
— Стоп! — заволновался Шмаков. — А откуда вы знаете товарища Маркуса?
— Познакомились в поезде, на котором я прибыл в Петроград. Товарищ Маркус ловил некоего Фёдора Капустина по прозвищу Капуста. Капуста и его подельник вступили в перестрелку с сотрудниками ГПУ. Я оказался поблизости…
— И кончил Миху Копчённого, — договорил за меня Шмаков.
— Я не знаю, имени и прозвища того человека, — признался я.
Шмаков шутливо хлопнул меня по лбу.
— Что же я сразу не догадался! Маркус рассказывал мне об агенте губрозыска Быстрове, который так ему помог в тот день… А я как-то не догадался сложить один к одному. Не сразу понял, что это вы. Сами понимаете, Быстров — фамилия не из редких. У нас как минимум двое Быстровых работают.
— Ничего страшного, — улыбнулся я.
— Ну, а того урода, который стрелял в наших товарищей, знаете?
Сначала я хотел покривить душой, сказать, что не знаю — но потом подумал, что чекисты смогут выяснить, кто меня провёл в военшколу и тогда доверие к моим словам будет разрушено.
— Да. Это преподаватель той же военшколы, в которой работал муж моей сестры, Птахин Вадим Борисович. Я его встретил случайно у сестры. Он показался мне подозрительным.
— Почему?
— Вынюхивал, как обстоят дела с мужем сестры. Я решил, что он мог быть замешан в убийстве.
— Ещё что-то удалось о нём выяснить?
— К сожалению, нет. Не хватило времени, товарищ Шмаков.
— А перед смертью он ничего вам не рассказал? — внимательно посмотрел на меня чекист.
Я с выражением полной искренности на лице пожал плечами:
— Увы, товарищ Шмаков. Рана была слишком серьёзной. Ему было не до разговоров.
— Жаль, — вздохнул Шмаков и потушил окурок в пепельнице. — Его слова могли бы нам помочь. Мне нужно отлучиться ненадолго — побудьте здесь, пожалуйста. О том. Что ничего трогать нельзя, надеюсь, предупреждать не надо.