Оперативный простор

— Тогда беру их себе как моральную компенсацию, — заявил я. — А ты, Астахов, оформляй этого гражданина-спекулянта, пока не натворил делов. И не забывай — как только вернусь из Петрограда, обязательно проверю!

Глава 5

Катю я застал там, где мы договаривались: она сидела за столиком привокзального буфета, перед ней стояла чашка кофе и вазочка с пирожными.

— Ну как? Купил билеты? — спросила она.

Я кивнул.

— Да. Едем в первом классе.

— Не знала, что уголовный розыск может позволить себе такую роскошь, — улыбнулась она.

— За всех не скажу, но, — я принюхался — кофе пах просто божественно, — лично я позволю себе также попить кофейку.

— Возьми себе и пирожное. Эклеры тут просто изумительны.

— Раз ты рекомендуешь — так и быть.

Кафе принадлежало нэпманам, ценник тут, конечно, кусался, но я решил хоть немного побаловать себя.

Если в целом к сладкому я был достаточно равнодушен, то эклеры с масляным кремом были моей маленькой слабостью. Правда, в наше время пальмового масла и пищевых добавок — большинство из них, мягко говоря, не дотягивало до вкуса пирожного моего счастливого советского детства.

Кто-то, конечно, скажет, что тогда и вода была мокрее и деревья зеленее, но стоило мне только откусить кусочек свежайшего эклера, купленного в привокзальном буфете, как я сразу понял — вот он, вкус тех лет, ещё не испорченный химией и удешевлением технологии.

Уже только от одного вида и запаха, рот машинально наполнялся слюной.

Первое пирожное исчезло практически сразу, второе я уже смаковал, точно так же, как наслаждался каждым глотком бодрящего кофе.

Я даже зажмурился от удовольствия.

— Жора, ты такой смешной, — прыснула сестра. — Никогда бы не подумала, что ты такой сладкоежка.

— Ты ещё многого обо мне не знаешь, — подмигнул я.

— Надеюсь, ты имеешь в виду только хорошее.

Я вздохнул. Вряд ли смогу когда-нибудь открыться перед Катей, сказать, что я — не тот, за кого она меня принимает. Её брата больше нет, а физическую оболочку занимает совершенно другой человек.

Возможно, если бы не моя душа, которая вселилась непостижимым образом в тело Георгия Быстрова, её брат скончался бы, не приходя в сознание. Но это всё равно слабое утешение.

Оставим между нами всё, как есть, тем более я уже начал полностью воспринимать Катю как собственную сестру, которой у меня никогда не было.

Не хочу причинять ей боль. Быть может, это нечестно с моей стороны, но раз уж я оказался в теле её брата, сделаю всё, чтобы сестра оказалась счастлива.

Я бросил взгляд на часы — по идее уже должны подавать поезд. И тотчас же забил колокол и послышался громкий голос перронного кондуктора.

— Нам пора, — сказал я.

— Жора, я так рада, что ты со мной, — произнесла Катя. — С тобой я снова могу почувствовать себя слабой женщиной.

— Ты — моя сестра: этим всё сказано. Допивай кофе и пошли, сестрёнка.

Началась обычная вокзальная суета. Перрон быстро заполнялся народом, вытекавшим из вокзала подобно воде, прорвавшей запруду. Люди спешили, толкались, то и дело образовывались заторы.

Я придержал Катю за руку.

— Подожди немного, а то затопчут.

— А вдруг не успеем? — взволнованно спросила она, а я невольно вспомнил бабушку, благодаря которой мы всегда приезжали на вокзалы часа за три до отправления, а потом долго и скучно ждали объявления посадки.

Она, как и Катя, страшно боялась опоздать на поезд, а когда состав подавали к перрону устремлялась к вагонам в первых рядах.

Раньше я думал, что всему причиной внутренние бабушкины страхи, а сейчас стало ясно — это во многом особенность трудной жизни её поколения.

Хуже всего, что я тоже начинал поддаваться этой заразе, внутри уже появился тот характерный зуд, заставляющий совершать непродуманные действия.

И всё-таки я выждал, пока толпа рассосётся, и лишь тогда вышел на перрон.

Резко пахнуло порывами ветра, вперемежку с паровозным дымом и копотью.

Всегда любил поезда, их мерный убаюкивающий перестук колёс, мелькающие за окнами леса и редкие станции, разговоры с попутчиками под чаёк, особую атмосферу предвкушения — когда ты понимаешь, что поезд перенесёт тебя в совершенно другое место, иной город.

Обожаю этот ни с чем не сравнимый запах, присущий только железной дороге или как тут говорят «чугунке», его просто невозможно спутать.

Уже от одного взгляда на пыхтящий, весь в клубах дыма, паровоз и вытянутые в струнку вагоны, я вдруг зарядился какой-то энергией. Она звала меня вперёд, к новому и совершенно незнакомому.

Перронный кондуктор проверил наши билетики, махнул рукой:

— Вам туда.

— Спасибо!

Мы пошагали к единственному в составе жёлтому вагону, у входа в который скучал, переминаясь с ноги на ногу, усатый проводник.

— Ваше купе третье по счёту, бельё уже застелено, — произнёс он, взглянув на поданные мной билеты. — Приятной поездки.

— Благодарю вас!

В купе оказалось неожиданно холодно.

Катя присела на нижнюю полку и подула на озябшие руки. Я снял с себя пиджак и накинул на её тонкие плечи.

— Ничего, скоро согреемся.

— Ты бы знал, в каких условиях я ехала сюда, — тихо улыбнулась Катя. — Билеты были только в общий вагон, всю дорогу пришлось сидеть: шум, гам, я, наверное, пропахла табаком и махоркой, как ломовой извозчик. Несколько раз в вагоне случались драки, я жутко боялась, что ко мне начнут приставать…

— Теперь тебе нечего бояться. Ты наверное сильно устала… Когда тронемся, я выйду — ты переоденешься и ляжешь спать. Возьми моё одеяло, под двумя спать теплее.

— У меня теперь другие страхи. Я до смерти боюсь, что мы не сможем помочь Саше.

— Катя, я сделаю всё, что в моих силах.

— Спасибо тебе, брат!

Когда поезд тронулся, я, как и говорил, вышел из купе, чтобы не стеснять Катю — пусть переоденется перед сном и приведёт себя в порядок. Хорошо, что мы ехали вдвоём, и попутчиков у нас не было.

Промелькнул и остался где-то позади вокзал, а за ним и весь город. Через окна поплыла череда сменяющих друг друга телеграфных проводов. Поезд медленно набирал ход.