Опиумная война
Шрифт:
Натренированный в Синегарде мастер боевых искусств стоил четырех солдат ополчения. Но Суни и Бацзы стоили как минимум десяти каждый.
Бацзы срубал солдат, как повар нарезает овощи. Его нелепые грабли с девятью зубцами, бесполезные в руках любого другого бойца, в крепкой хватке Бацзы превратились в машину смерти. Он захватывал мечи между зубцами, одновременно по три-четыре клинка, и вырывал из рук врагов.
Бог никак его не менял, но дрался Бацзы с яростью берсерка, настоящий дикий кабан, вошедший в раж.
Суни дрался вообще безоружным. И без того громадный, он,
Суни схватил двух ближайших солдат за головы и размозжил их друг о друга. Головы треснули, как спелые дыни. Брызнула кровь вперемешку с мозгами, залив Суни с головы до пят, но он не остановился, чтобы вытереть лицо, и врезал кулаком по голове следующего солдата.
Шерсть на его руках и спине, казалось, служит природным щитом, отражая металл. Солдат вонзил в спину Суни копье, но оно отскочило. Суни развернулся, слегка наклонился, обхватил голову солдата и оторвал ее с такой легкостью, словно снял крышку с кувшина.
Когда он снова повернулся в сторону болота, Рин заметила его глаза в отблесках огня. Они были совершенно черными.
Она поежилась. Это были глаза зверя. На берегу дрался не Суни, а какое-то древнее существо, злобное и ликующее оттого, что может разрывать людей, как игрушки.
— На другой берег! На другой берег!
Группа солдат бросила застрявшие лодки и отчаянно поплыла к Алтану и Рин.
— За дело, — сказал Алтан и вышел из тростника, вращая в руке трезубец.
Рин поднялась на ноги и покачнулась, когда действие мака ударило ее по голове как дубиной. Она понимала, что находится в опасности. Если она не призовет бога, мак просто лишит ее возможности драться, она будет под кайфом и дезориентирована. Но когда она попыталась найти внутренний огонь, то ничего не обнаружила.
Рин пыталась петь на старом спирском языке. Этому заклинанию ее научил Алтан. Рин не понимала слова, да и Алтан понимал их с трудом, но это не имело значения. Имели значение только повторяющиеся резкие звуки, похожие на плевки. Спирский язык был диковатым и гортанным. Он звучал как ругательства. Как проклятие.
И все же успокаивал, позволял сосредоточиться и устанавливал прямую связь с Пантеоном.
Но сейчас она не чувствовала, что проваливается в бездну. Не слышала шипения в ушах. Она не поднималась вверх. Рин углубилась в себя, пытаясь установить связь с Фениксом… но безрезультатно. Она ничего не чувствовала.
Что-то просвистело в воздухе и вонзилось в грязь под ногами Рин. Она с трудом рассмотрела этот предмет, словно перед глазами стелился туман. И наконец одурманенный мозг определил, что это стрела.
Федерация отстреливалась.
Рин смутно осознала, что Бацзы кричит ей с другого берега канала. Она попыталась не отвлекаться и сосредоточиться на себе, но в груди вскипала паника. Рин не могла сфокусироваться. Она думала обо всем сразу — птицах Кары, наступающих солдатах, которые были все ближе и ближе.
Она услышала нечеловеческий крик с другой стороны протоки. Суни визжал, как растревоженная
обезьяна, колотил кулаками по груди и завывал, глядя в ночное небо.Бацзы запрокинул голову и разразился гулким смехом, тоже нечеловеческим. Он ликовал так, как никто не стал бы посреди подобной резни. И Рин поняла, что это смеется не Бацзы, а бог внутри его, считающий пролитую кровь жертвоприношением.
Бацзы поднял ногу и сталкивал солдат обратно в воду, опрокидывая, как костяшки домино, они плюхались в реку, молотили руками и пытались выбраться из топкого болота.
Кто кого контролировал? Воин, призвавший бога, или бог в теле воина?
Рин не хотелось, чтобы бог овладел ею. Ей хотелось остаться свободной.
Но в голове царила неразбериха. В голове боролись три противоречащих приказа — приказ Цзяна очистить разум, приказ Алтана заточить ярость, как бритву, и собственный страх, что ее снова охватит пламя, ведь она не знала, как его затушить.
Но она не могла просто стоять вот так.
Давай, давай же… Рин искала огонь, но не находила. Она застряла на полпути к Пантеону и не могла очутиться ни там, ни обратно в реальном мире. Она потеряла чувство равновесия и ориентацию, тело как будто находилось где-то далеко от разума.
Что-то холодное и липкое схватило ее за лодыжки. Рин отпрыгнула, и из воды вылез солдат. Он жадно втягивал воздух — наверное, задерживал дыхание весь путь через канал.
Увидев ее, он вскрикнул и опрокинулся навзничь.
Рин успела лишь заметить, как он молод. Неопытный боец. Видимо, это было его первое сражение. Он даже не догадался вытащить оружие.
Рин медленно надвинулась на него, ступая точно во сне. Меч казался чужим, словно его держит не ее рука и не ее нога пнула солдата в плечо…
Он оказался проворней, чем рассчитывала Рин, вынырнул и ударил ее по колену, повалив в грязь. Прежде чем она успела ответить, он навалился сверху и пригвоздил к земле двумя коленями.
Рин подняла голову. Их взгляды встретились.
На его круглом и нежном, как у ребенка, лице был написан страх. Солдат был не выше ее ростом. И вряд ли старше Рамсы.
Он повозился с ножом у живота, чтобы правильно ухватить его, прежде чем нанести удар…
Из его ключицы вылезли три металлических зубца, в том месте, где трахея соединялась с легкими. В уголках губ запузырилась кровь. Он плюхнулся обратно в болото.
— Все нормально? — спросил Алтан.
Рядом с ними солдат молотил руками по воде и булькал. Алтан прицелился на два пальца выше сердца, не оказав ему милость быстрой смерти, и предоставил захлебываться в собственной крови.
Рин молча кивнула, вытаскивая из грязи меч.
— Не высовывайся, — сказал Алтан. — И возвращайся.
Он подтолкнул ее по спине сильнее, чем требовалось.
Рин поковыляла в тростник и обернулась в тот миг, когда Алтан вспыхнул факелом.
Это произвело эффект горящей спички, брошенной в масло. Из его груди вырвалось пламя, потекло по обнаженным плечам и спине, окружило защитным коконом. Он превратился в живой факел. Пламя приняло форму двух огромных крыльев. Вокруг Алтана от воды поднимался пар.