Оползень (Сборник)

Она сказала за моей спиной:

— Немного напоминает вас, верно?

Я обернулся.

— Я не такой огромный. Он же раз в шесть больше меня.

Она переоделась в хорошо скроенные брюки, купленные, надо думать, в дорогом магазине.

— Я сейчас навещала Джимми. Думаю, с ним все будет в порядке.

— Я ударил ровно настолько, насколько это было необходимо, — сказал я. — Достаточно для того, чтобы научить его, как себя вести. А гнездышко ничего себе.

— Бойд, меня тошнит от ваших слов, — сказала она холодно. — Вообще можете убираться отсюда. Вы грязный человек, если думаете, что я делю это «гнездышко» с Джимми Вейстрендом.

— Ай-ай-ай, — сказал я. — Вы делаете слишком поспешные выводы, Трэнаван. Я имел в виду лишь то, что все это чертовски здорово. Я никак не ожидал все это увидеть в лесу, больше ничего.

Медленно краска сошла с ее щек, и она сказала:

— Извините, если я поняла вас неправильно. Может быть, я излишне нервничаю. Если так, это ваша вина, Бойд.

— Не надо извинений, Трэнаван.

Она вдруг начала смеяться, сначала тихо, потом громче и громче. Я не мог удержаться, последовал за ней, и секунд тридцать мы хохотали, как безумные. Затем она взяла себя в руки.

— Нет, — сказала она, мотая головой, — так не пойдет. Не надо звать меня Трэнаван. Зовите меня лучше Клэр.

— А я — Боб, — сказал я. — Привет, Клэр.

— Привет, Боб.

— Ты знаешь, я в самом деле никак не намекал на твои отношения с Джимми. Он недостаточно мужествен для тебя.

Она погасила улыбку, сложила руки на груди и посмотрела на меня долгим взглядом.

— Боб Бойд, до сих пор я не встречала ни одного человека, общение с которым заставляло бы меня вот так все время вставать на дыбы. Если ты думаешь, что я сужу о людях по тому, каковы они в драке, ты сильно ошибаешься. Вообще тебе надо было стать анестезиологом — стоит тебе открыть рот, как тут же сморозишь что-нибудь. Ладно, ради Бога, помолчи и налей мне чего-нибудь.

Я направился к бару.

— А тебе не следует заимствовать остроты у герцога Эдинбургского. Это выглядит претенциозно. Что будешь пить?

— Виски с водой, пополам. Там есть отличное виски.

Да, виски действительно было отличное — «Айлейский туман». Я с почтением взял бутылку и вспомнил о Хэмише Мак Дугалле — интересно, как давно он не виделся с Клэр Трэнаван? Вслух я этого, конечно, не произнес и решил, как она советовала, помолчать.

Когда я передавал ей стакан, она спросила:

— Сколько времени ты в этих лесах?

— Около двух недель.

— Не хочешь принять горячую ванну?

— Клэр, за это я отдал бы душу. Озерная вода слишком холодна, и часто в ней не пополощешься.

Она показала пальцем:

— Иди в ту дверь, а там — вторая дверь налево. Полотенце для тебя приготовлено.

— Могу я взять с собой виски?

— Конечно.

На ванную стоило посмотреть. Выложенная белым и синим кафелем, она была настолько большая, что здесь можно было бы проводить собрания, если б такая фантазия пришла вам в голову. Сама ванна представляла собой выемку в полу и больше напоминала плавательный бассейн. Из крана лилась горячая вода. Тут же была гора полотенец, каждое величиной с акр.

Пока я отмокал в воде, разные мысли посещали меня. Я думал о том, почему Клэр вспомнила Говарда Маттерсона, когда я заговорил о ее замужестве; о рисунках на этикетках от виски, в особенности того, с острова Айлей; об изгибе шеи Клэр Трэнаван у воротничка рубашки; о человеке, которого я никогда не видел, — Булле Маттерсоне, о том, как он выглядит, о завитке волос за ухом Клэр Трэнаван.

Ни одна из этих мыслей не получила какого-либо завершения, так что я выбрался из ванны, насухо вытерся и допил свое виски. Когда я одевался, до меня донеслись откуда-то из глубины домика — ничего себе домика! — звуки музыки, заглушившие отдаленное ворчание дизельного генератора, и, вернувшись в комнату, я застал Клэр сидящей на полу и слушающей финал Первой симфонии Сибелиуса.

Она подала мне пустой стакан и рукой показала на бар. Я налил нам по новой порции виски и тихо уселся рядом с ней. Музыка кончилась, она зябко поежилась и, глядя через окно на долину, залитую лунным светом, сказала:

— Мне всегда кажется, что эта музыка изображает вот это.

— Финские пейзажи очень напоминают Канаду, — подтвердил я. — Леса, озера.

Она приподняла бровь.

— Ого, лесной кавалер не только галантен, но и образован.

Я улыбнулся.

— У меня и диплом есть.

Она покраснела.

— Прошу прощения. Мне не следовало так говорить. С моей стороны это скверно, да?

— Да ничего, — сказал я, махнув рукой. — А почему ты построила дом здесь?

— Как тебе, наверное, сообщил твой таинственный осведомитель, я ведь выросла в этих краях. Дядя Джон и оставил мне эту землю. Я ее люблю, потому на ней и обосновалась. — Она помедлила. — Кстати, поскольку ты так хорошо информирован обо мне, ты, наверное, знаешь, что он мне, собственно, не родной дядя.

— Да, — сказал я и решил сменить темп. — У меня есть к тебе одно замечание. Ружья и пистолеты нужно чистить почаще.

— Я сейчас ими не пользуюсь. У меня пропало желание убивать животных. Я теперь пристрастилась к фотоохоте.

— Вот такого рода? — спросил я, показывая на крупный план оскаленной пасти медведя. Она кивнула головой, и я сказал:

— Надеюсь, когда ты снимала это ружье было под рукой?

— Я была вне опасности. — Мы погрузились в молчание и долго смотрели на огонь. Потом она спросила:

— Боб, сколько тебе еще осталось работать на Маттерсона?

— Недолго. Я фактически все закончил. Остался лишь кусок Трэнаван. — Я улыбнулся. — Думаю, тут ничего не поделаешь. Владелец — с норовом.

— А потом что?

— А потом вернусь на Северо-Западные территории.

— На кого ты там работаешь?

— Ни на кого, на себя.

Я рассказал ей немного о своей работе.

— Я вел там разведку полтора года и кое-что нашел. Это позволило мне протянуть еще пять лет. Но это время было неудачным, потому я и подрядился к Маттерсону — надо обеспечить мои дальнейшие изыскания.