Опустошенные души

— Клянусь богами, ты же не хочешь сказать… — начала Кларисса, но Фабиан перебил ее.

— Да. Она поможет.

— Какого черта ей помогать тебе? — Спросила Кларисса. — Эрик рассказал мне, что ты с ней сделал.

Фабиан нахмурился, снова отвернувшись к окну. — У нее была тысяча лет, чтобы прийти в себя. Я уверен, она даст нам место для ночлега. По крайней мере, до тех пор, пока мы не решим, что делать с Валентиной.

— Есть ли в мире хоть одна женщина, которую ты не разозлил, Фабиан? — Беспечно спросил Джулиус.

— Заткнись, истребитель, — прорычал он.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — Осторожно спросила я. — Если эта женщина тебя ненавидит…

— Она не ненавидит меня, — Фабиан рявкнул на меня так резко, что я отшатнулась. Он придал своему лицу выражение, внезапно ставшее озабоченным, когда он попытался пригладить волосы. — Ну, так было. Но я уверен, что сейчас уже нет.

— Что ты с ней сделал? — Спросила я, прищурившись и наклоняясь ближе.

Фабиан поджал губы, бросив на меня взгляд, который показал в нем уязвимость, которой я никогда раньше не замечала.

— Ну? — Я настаивала. — Если мы собираемся довериться какой-то незнакомке, нам нужно знать о ней.

Кларисса ответила за него, когда он отказался открыть рот. — Эрик рассказывал мне, что у Фабиана была девушка, когда мы скрывались порознь от истребителей.

— Невеста, — проворчал он, и мои глаза расширились.

— Еще одна? — Выпалил Джулиус. — На скольких гребаных женщинах ты женился?

— Я не женился на этой, — пробормотал Фабиан, не глядя на него.

— Она была человеком, — продолжила Кларисса, и Фабиан неловко поерзал, как будто ему хотелось заставить ее замолчать. — Но Фабиан обратил ее… против ее воли.

Я в ужасе покачала головой, и Фабиан уставился на меня.

— О, перестань быть такой чертовски осуждающей, — прорычал он.

— Прекрасно. — Я невинно подняла руки. — Расскажи мне, как это произошло, и я воздержусь от осуждения тебя.

Он раздраженно фыркнул, но тишина затянулась, поскольку все ждали его объяснений. — Она сказала, что хочет быть со мной вечно. Я вампир, и я подумал, она имела в виду, что хочет быть похожей на меня, остаться рядом со мной на всю вечность.

— Но сюрприз, сюрприз, старина Фабио был слишком занят, предполагая, чего она хочет, вместо того, чтобы просто спросить ее напрямую. А она этого не хотела, не так ли? — Догадался Джулиус с понимающим видом.

— Нет, — процедил Фабиан сквозь зубы. — Я обратил ее, и когда она проснулась вампиром, она… — Он провел рукой по лицу. — Ну, давайте просто скажем, что она больше никогда не хотела меня видеть, и оставим все как есть, хорошо? Я не собираюсь изливать свое чертово сердце перед гребаным истребителем.

Мои брови поползли вверх, когда я посмотрела на него, чувствуя давнюю обиду, давящую на него так остро, как будто это только что произошло.

— Ты любил ее, — обвинила я, осознав это, с трудом веря, что Фабиан действительно способен на такое без принуждения со стороны богов.

Он оскалил на меня клыки. — Я сказал, что мы не будем говорить об этом, Монтана.

Я раздраженно вздохнула, возвращая свое внимание к дороге.

Келли пошевелилась, и я обернулась, чтобы посмотреть на нее с надеждой, вспыхнувшей во мне. Она села, зевнув, ее глаза метнулись ко мне, и я могла сказать, что она слышала весь этот разговор.

— Как все прошло? — Спросила Кларисса, наклоняясь к ней.

— По-моему, хорошо. — Она начала рассказывать нам о том, что видела, о том, как Валентина была вынуждена показать свои воспоминания о том, как Магнар уснул тысячу лет назад, и о том, как появился Один и помог удержать Валентину подальше от него.

Келли прикусила губу, когда дошла до конца своего рассказа, и я почувствовала, что она еще чего-то недоговаривает. — В любом случае… Я расскажу тебе все подробности позже.

Она посмотрела на Джулиуса, нахмурившись, но он, казалось, не заметил этого, поскольку обдумывал то, что она ему сказала.

Я смотрела на нее в благоговейном страхе перед тем, что она открыла. Что другой великий бог приложил руку к нашим судьбам. И одна возможность поразила меня так сильно, что я не смогла ее сдержать. — Один остановил Валентину раньше, что, если он поможет нам сделать это снова?

Бельведеры посмотрели на меня так, словно я сошла с ума.

— Ты знаешь, кто такой Один, правда? — Кларисса выдохнула.

Я пожала плечами. — Какой-то бог?

— Не просто какой-то бог, — ответил Джулиус. — Он правитель всех богов. Более могущественный, чем любой из них.

— И что? Это хорошо, не так ли? — Вмешалась Келли. — Монтана права, он мог бы помочь нам, если бы мы смогли поговорить с ним.

— Мы не можем просто поговорить с Одином, — резко сказал Фабиан. — Чтобы призвать его, требуется великая жертва.

— Моя мать не приносила никаких жертв, она просто попросила о помощи, — сказал Джулиус, и Келли неловко заерзала рядом с ним.

— Ну, может быть, в тот день он был великодушен, — задумчиво произнесла Кларисса. — Но он не приходит к кому попало без подношения.

— Значит, мы должны принести ему какую-то жертву, — задумчиво произнесла я.

Повисла напряженная тишина.

— Это не обязательно должна быть смерть, — сказал Майлз с передней части машины. — Это просто должно быть что-то, что успокоит его, и покажет ему степень нашей веры.

— Кровь смертных, — добавила Кларисса, взглянув на Джулиуса и Келли.

— Если он поможет нам вернуть Магнара и Эрика, я сделаю это, — немедленно заявила Келли.

— Келли, — выдохнула я. — Ты не можешь.

— Ты сегодня пролила достаточно крови, — прорычал Джулиус в знак согласия. — Я сделаю это. При одном условии, что вы, уроды, не начнете зализывать мои раны.

— Да, я предпочитаю этот план. И если ты порежешься слишком глубоко, это не будет такой большой трагедией, если ты случайно покончишь с собой, — съязвил Фабиан.

— Ты не обязан. — Келли положила руку на плечо Джулиуса.

— Я хочу, — пообещал он. — Я сделаю все, чтобы помочь своему брату.

Тепло разлилось по моей груди от его слов, даже если я и чувствовала себя дерьмово из-за того, что ему придется это сделать.

Если Один действительно поможет нам, я смогу вернуть Эрика. Больше всего на свете мне хотелось свернуться калачиком в объятиях моего мужа и забыться в них. Я так сильно скучала по нему, что казалось, будто мое сердце разрезали на части и превратили в сплошные лохмотья плоти.