Опыты (Том 1)
Шрифт:
Вот как объясняли это дело великий понтифик Сцевола и великий теолог тех времен Варрон: народ не должен знать многого из того, что есть истина, и должен верить во многое такое, что есть ложь [441] : cum veritatem qua liberetur, inquirat; credatur ei expedire, quod fallitur. [442]
Человеческий глаз может воспринимать вещи лишь в меру его способностей. Вспомним, какой прыжок совершил несчастный Фаэтон [443] , когда захотел смертной рукой управлять конями своего отца. Наш разум рушится в такую же бездну и терпит крушение из-за своего безрассудства. Если вы спросите философов, из какого вещества состоят небо и солнце, то разве они не скажут вам, что из железа или (вместе с Анаксагором) из камня [444] , или из какого-нибудь другого знакомого нам вещества? Если спросить у Зенона [445] , что такое природа, он ответит, что она — изумительный огонь, способный порождать и действующий согласно твердым законам. Архимед [446] , величайший знаток той науки, которая приписывала
440.
Крит — колыбель Громовержца (лат.). — Овидий. Метаморфозы, VIII, 99.
441.
Публий Муций Сцевола — римский правовед, консул 133 г. до н. э. , втом же году — верховный понтифик; Цицерон называет Сцеволу основателем наукигражданского права. — Приводимые высказывания Сцеволы и Варрона приводятся уАвгустина (О граде божием, IV, 27 и 31).
442.
В то время как онищет истину, которая открыла бы ему все пути, мы считаем, что ему лучшеобманываться (лат.). — Августин. О градебожием, IV, 31.
443.
Фаэтон — сын бога солнца Гелиоса и океаниды Климены. Не справившисьс конями огненной колесницы своего отца, он упал на землю и разбилсянасмерть.
444.
… небо и солнце… из камня… — Анаксагор — см. прим. 54, т. II,гл. XII.
445.
… природа… изумительный огонь, способный порождать… —Приводится у Цицерона (О природе богов, II, 22).
446.
Архимед — величайший древнегреческий математик и механик, которогоЭнгельс называет одним из представителей «точного и систематическогоисследования» в древности.
447.
… Сократ считал… — Это приводится у Ксенофонта (Воспоминания оСократе, IV, 7, 2). Полной Лампсакский — один из виднейших учеников Эпикура.Говоря о «сладких плодах», которые Полион вкусил, познакомившись с учениемЭпикура, Монтень имеет в виду отношение Эпикура к чувственному познанию.Эпикур не отрицал его, но ограничивал, считая, что вследствие своейнеточности оно не может дать истинного познания.
Как рассказывает Ксенофонт [448] , Сократ утверждал по поводу вышеприведенного суждения Анаксагора о солнце и небе (последний в древности ценился выше всех философов своим знанием небесных и божественных явлений), что он помутился рассудком, как это случается со всеми теми, кто слишком глубоко вдается в исследование недоступных им вещей. Анаксагор, заявляя, что солнце есть раскаленный камень, не сообразил того, что камень в огне не светит и — что еще хуже — разрушается в пламени; далее, он считал, что солнце и огонь одно и то же, а между тем те, кто смотрит на огонь, не чернеют, и люди могут пристально смотреть на огонь, но не могут смотреть на солнце; не учел он и того, что растения и травы не могут расти без солнечных лучей, но погибают от огня. Вместе с Сократом я держусь того мнения, что самое мудрое суждение о небе — это отсутствие всякого суждения о нем.
448.
Как рассказывает Ксенофонт… — Воспоминания о Сократе, IV, 7, 7.
Платон заявляет в «Тимее» по поводу природы демонов следующее [449] : это дело превосходит наше понимание. Тут надо верить тем древним, которые сами, по их словам, произошли от богов. Неразумно не верить детям богов, хотя бы их рассказы и не опирались на убедительные и правдоподобные доказательства, ибо они повествуют нам о своих домашних и семейных делах.
Посмотрим, имеем ли мы более ясное представление о человеческих делах и делах, касающихся природы.
449.
… по поводу природы демонов… — Демоны здесь в смысле духи,гении, руководящие действиями людей, хранителями которых они являются.
Разве не смешно приписывать вещам, которых наша наука, по нашему собственному признанию, не в состоянии постигнуть, другое тело и наделять их ложной, вымышленной нами формой. Так, поскольку наш ум не может представить себе движение небесных светил и их естественное поведение, мы наделяем их нашими материальными, грубыми и физическими двигателями:
temo aureus, aurea summae Curvatura rotae, radiorum argenteus ordo. [450]450.
Дышло и ободья вокруг больших колес были золотые, а спицы — серебряные (лат.). — Овидий.Метаморфозы, II, 107.
Похоже на то, как если бы у нас были возчики, плотники и маляры, которых мы отправили на небо, чтобы они там соорудили машины с различными движениями и наладили кругообращение небесных тел, отливающих разными цветами и вращающихся вокруг веретена необходимости, о коем писал Платон [451] .
Mundus domus est maxima rerum, Quam quinque altitonae fragmine zonae Cingunt, per quam limbus pictus bis sex signis Stellimicantibus, altus in obliquo aethere, lunae Bigas acceptat. [452]451.
… вращающихся вокруг веретена необходимости, о коем писал Платон. — Государство, 616–617. Употребляемый Платоном образ «веретенанеобходимости» — эмблема «мировой оси», вокруг которой обращается все сущее;отливающие разными цветами небесные тела представляют собой, по объяснениюкомментаторов Платона, различные отблески планет.
452.
Мир — это гигантский дом, опоясанный пятью зонами, из которых каждаяимеет особое звучание, и пересеченных поперек каймой, украшенной двенадцатьюзнаками из сияющих звезд и увенчанный упряжью луны (лат.). — Стихи Варрона, приводимые ВалериемПробом в его комментариях к VI эклоге Вергилия.
Все это — грезы и безумные фантазии. Если бы в один прекрасный день природа захотела раскрыть нам свои тайны и мы увидели бы воочию, каковы те средства, которыми она
пользуется для своих движений, то, боже правый, какие ошибки, какие заблуждения мы обнаружили бы в нашей жалкой науке! Берусь утверждать, что ни в одном из своих заявлений она не оказалась бы права. Поистине, единственное, что я сколько-нибудь знаю, — это то, что я полнейший невежда во всем.Разве не Платону принадлежит божественное изречение, что природа есть не что иное, как загадочная поэзия [453] ! Она подобна прикрытой и затуманенной картине, просвечивающей бесконечным множеством обманчивых красок, над которой мы изощряемся в догадках.
453.
… природа… не что иное, как загадочная поэзия! — Платон.Алкивиад второй. Монтень, введенный в заблуждение Марсилио Фичино, впереводе которого он пользовался Платоном, неточно передает мысль Платона.
Latent ista omnia crassis occultata et circumfusa tenebris, ut nulla acies humani ingenii tanta sit, quae penetrare in caelum, terram intrare possit [454] .
Поистине, философия есть не что иное, как софистическая поэзия. Разве все авторитеты древних авторов не были поэтами? Да и сами древние философы были лишь поэтами, излагавшими философию поэтически. Платон — всегда лишь расплывчатый поэт. Тимон, насмехаясь над ним, называет его великим кудесником [455] .
454.
Все эти вещи скрыты и погружены в глубокий мрак, и нет стольпроницательного человеческого ума, который смог бы проникнуть в тайны неба иземли (лат.). — Цицерон. Академические вопросы, II, 39.
455.
Тимон Флиунтский (320–230 гг. до н. э.) — древнегреческийфилософ-скептик, ученик Пиррона. Тимон писал не только философские трактаты,но и ямбы, и эпические поэмы, и комедии. Приводимое в тексте содержится вего сатире («Силлы») на разных философов, встреченных им в загробном мире. УТимона говорится о «фантастических измышлениях» Платона (см. Диоген Лаэрций,III).
Подобно тому как женщины, потеряв зубы, вставляют себе зубы из слоновой кости и вместо естественного цвета лица придают себе с помощью красок искусственный, делают себе накладные груди и бедра из сукна, войлока или ваты и на глазах у всех создают себе поддельную и мнимую красоту, не пытаясь никого ввести в заблуждение, — совершенно так же поступает наука (включая даже правоведение, ибо оно пользуется юридическими функциями, на которых зиждется истинность его правосудия); она выдает нам за истины и вероятные гипотезы вещи, которые она сама признает вымышленными. Действительно, все эти концентрические и эксцентрические эпициклы, которыми астрономия пользуется для объяснения движения светил, она выдает нам за лучшее, что она могла по этому поводу придумать; и точно так же философы рисуют нам не то, что есть, и не то, что они думают, а то, что они измышляют как наиболее правдоподобное и привлекательное. Так, Платон, объясняя строение тела у человека и у животных, говорит [456] : «Мы бы утверждали истинность того, что мы сейчас изложили, если бы получили на этот счет подтверждение оракула; поэтому мы заявляем, что это лишь наиболее правдоподобное из того, что мы могли сказать».
456.
… Платон… говорит… — Тимей, 72 d.
Философы не только наделяют небо своими канатами, колесами и двигателями. Послушаем, что они говорят о нас самих и о строении нашего тела. У планет и небесных тел не больше всяких отклонений, сближений, противостояний, скачков и затмений, чем они приписывали жалкому крохотному человеческому телу. Они действительно с полным основанием могли назвать человеческое тело микрокосмом, поскольку употребили для создания его столько различных частей и форм. На сколько частей разделили они нашу душу, чтобы объяснить движения человека, различные функции и способности, которые мы ощущаем в себе, в скольких местах они поместили ее! А помимо естественных и ощутимых нами движений, на сколько разрядов и этажей разделили они несчастного человека! Сколько обязанностей и занятий придумали для него! Они превращают его в якобы общественное достояние: это предмет, которым они владеют и распоряжаются; им предоставляется полная свобода расчленять его, соединять и вновь составлять по своему усмотрению; и тем не менее они все еще не разобрались в нем. Они не в состоянии постигнуть его не только на деле, но даже и своей фантазией; какой-то штрих, какая-то черта всегда ускользает от них, как ни грандиозно придуманное ими сооружение, составленное из тысячи фиктивных и вымышленных частей. Но это не основание к тому, чтобы извинять их; в самом деле, если живописцы рисуют небо, землю, моря, горы и отдаленные острова, то мы готовы удовлетвориться, чтобы они изображали нам лишь нечто слегка им подобное; поскольку это вещи нам неизвестные, мы довольствуемся неясными и обманчивыми очертаниями; но когда они берутся рисовать нам с натуры какой-нибудь близкий и знакомый нам предмет, мы требуем от них точного и правильного изображения линий и красок, и презираем их, если они не в состоянии этого сделать [457] .
457.
… мы довольствуемся неясными и обманчивыми очертаниями… — Этосравнение приводится у Платона (Критий 107 b-d).
Я одобряю ту остроумную служанку-милетянку, которая, видя, что ее хозяин философ Фалес постоянно занят созерцанием небесного свода и взор его всегда устремлен ввысь, подбросила там, где он должен был проходить, какой-то предмет, чтобы он споткнулся [458] ; она хотела дать ему понять, что он успеет насладиться заоблачными высями после того, как обратит внимание на то, что лежит у его ног. Она таким образом правильно посоветовала ему смотреть больше на себя, чем на небо, ибо, как говорит Демокрит устами Цицерона,
458.
… подбросила… какой-то предмет, чтобы он споткнулся… —Приводится у Платона в «Теэтете» (174 а-b). По Платону, однако, служанкаФалеса была не из Милета, а из Фракии; к тому же в рассказе Платона неговорится ничего о том, будто она бросила что-то под ноги Фалесу, чтобы онспоткнулся.
Но мы устроены так, что даже познание того, что лежит у нас в руках, не менее удалено от нас и не менее для нас недосягаемо, чем познание небесных светил. Как говорит Сократ у Платона [460] , всякого, кто занимается философствованием, можно упрекнуть в том же, в чем эта женщина упрекнула Фалеса, а именно — что он не замечает того, что у него под носом. Такой философ действительно не знает ни того, что представляет собой его сосед, ни того, что он сам собой представляет; он не знает даже, являются ли они оба людьми или животными.
459.
Никто из исследующих беспредельность небесного свода не смотрит на то,что у него под ногами (лат.). —Цицерон. О гадании, II, 18. Приведенные слова выражают мысль не Демокрита, асамого Цицерона и направлены как раз против Демокрита.
460.
Как говорит Сократ у Платона… — Платон. Теэтет (см. прим. 458).