Орбинавты
Шрифт:
Тогда Алонсо припомнил свой последний сон: ему приснилось, что он новорожденный младенец и мать меняет ему пеленки. Это была не Сеферина, а другая женщина, да и себя он почему-то видел со стороны.
Самое главное заключалось в том, что в этом сновидении не было и не могло быть никакой Консуэло (там не было даже Алонсо, а тот, кто себя осознавал ребенком, был кем-то другим). Из этого сновидения Алонсо извлек для себя важный урок, состоявший в том, что в его мыслях есть места, еще не занятые Консуэло Онестой, ведь в противном случае он думал бы о ней и во сне. А коль скоро в мыслях есть такие свободные места, их следовало отыскать. И тогда тоска по ней уступила бы место другим переживаниям.
«Попробуем, к примеру, проверить, насколько нас интересуют другие женщины», — решил Алонсо.
Проходя
К своему удовольствию, Алонсо замечал, что, по результатам этого испытания, он нравился очень многим женщинам, даже замужним. Раньше он ничего подобного за собой не замечал. После ученичества в академии профессора Консуэло Онеста в нем появилась какая-то внутренняя уверенность в себе, которую инстинктивно чувствовали барышни и дамы.
— После отъезда дона Гутьерре я хотела дать тебе еще день-другой поупражняться в независимости от меня, — объявила ему Консуэло, когда они наконец встретились после трех дней разлуки. — Но у меня есть новости про Гранаду, которые могут быть тебе интересны. Поэтому я решила не тянуть время. Известно тебе это или нет, но двадцать пятого ноября уже была подписана капитуляция.
— Так давно?! — удивился Алонсо, испытывая противоречивые чувства. — Месяц назад! Почему же об этом не объявляют на каждом шагу герольды?
— Переговоры считаются тайными, хотя многие уже знают о них, потому что в Санта-Фе постоянно приезжают и уезжают люди, вступают в контакты с армией, а среди рыцарей и солдат все время ползут всякие слухи. Впрочем, нам с тобой слухи не нужны, так как я тебе обо всем сейчас доложу из первых рук.
Консуэло рассказала, что войскам дан строгий приказ не приближаться к городу, несмотря на подписанную эмиром капитуляцию. Король опасается, что эмир не контролирует ситуацию и поэтому могут последовать неожиданные нападения со стороны мусульман. В городе весь декабрь было сильное брожение. Вдруг объявился какой-то дервиш, заявивший, что только что вернулся из Марокко. Он ходил по улицам и площадям, призывая народ сопротивляться христианам. Громко кричал, что эмир Феса обещал поддержать Гранаду. Никто не знает, откуда он на самом деле взялся. Скорее всего, просто отсиживался до этого где-то в городе. Но многие поверили ему, и ненасильственная сдача Гранады оказалась под угрозой срыва. Эмир, видимо, перепугался, что горячие головы предпримут какую-нибудь вылазку против христиан, и тогда либо рыцари ворвутся в измученную голодом столицу эмирата и начнут там побоище, либо голод затянется еще на несколько месяцев.
— И что же?
— В один прекрасный день, — продолжала Консуэло, — дервиш неожиданно исчез, а вместе с ним — еще несколько человек, которые выступали против эмира, хулили его и призывали горожан к сопротивлению. Остается лишь догадываться, как это произошло. В общем, несколько дней назад Абу-Абдалла, — она использовала правильное, арабское имя Боабдила, — опять тайно встречался с командованием христиан в ставке дона Фернандо и заверил его, что город готов к капитуляции и что беспорядков больше не будет. Дата сдачи города назначена на шестое января.
6 января. Через неделю. Пора собираться в путь!
— Как поступят победители с населением? — спросил Алонсо. — Опять будут всех обращать в рабство, как делали в других городах?
— Нет, как ни странно, в этот раз король и королева настроены на удивление великодушно. Дон Гутьерре утверждает, что маврам Гранады обещана неприкосновенность и гарантирована возможность оставаться жить в городе и даже исповедовать ислам. Удивительно! Ты в это веришь?
— Хочется надеяться, что так и будет. Что еще рассказывает дон Гутьерре?
—
Он невероятно горд тем, что скоро войдет в историю. Как-никак — окончание восьмисотлетней Реконкисты, к тому же королева желает, чтобы он, будучи ее казначеем, первым вступил на территорию Альгамбры. По ее замыслу это будет означать формальный акт перехода Альгамбры в собственность кастильской короны.Алонсо подумал о том, как удивительно складываются обстоятельства. Наложница знатного кастильского гранда, который через неделю от имени королевы войдет в цитадель его родного города, обучает его любовной науке!
— У меня есть для тебя подарок! — сообщил он, решив, что торжественный миг наступил.
— Алонсо, ты же знаешь мой принцип, — торопливо заговорила Консуэло. — Я от подарков не отказываюсь. Я, можно сказать, живу на подарки мужчин. Но я уже неоднократно говорила, что от тебя их не жду. Меня содержат другие. Ты для меня в первую очередь друг, все остальное — потом.
— Это не шаль и не платье. Таких подарков тебе еще никто не дарил.
Алонсо вынул из сумки шкатулку, из которой осторожно извлек «Свет в оазисе», после чего рассказал все, что знал об этом тексте. О древнем воине-ибере, об учении неизвестного индийского мудреца, о сходстве реальности со сном («Удивительно, как ты сама об этом догадалась, сьелито!»), о невероятных способностях орбинавтов, о трудностях расшифровки текста, о содержании уже расшифрованных его частей.
Консуэло была потрясена. Счастлива и потрясена.
— Можно посмотреть?! — спросила она благоговейным шепотом.
Алонсо протянул ей свиток. Она осторожно развернула его, разгладила на столе, поводила пальцами по краям, почти не касаясь их. Разглядывала какое-то время.
— Боже мой, какое сокровище ты мне сейчас показываешь, вестгот! — шептала она, едва дыша. — Жаль, что я не знаю еврейской грамоты.
— Но текст написан на латыни, которую ты прекрасно знаешь, — напомнил Алонсо. — Выучи еврейские буквы до моего возвращения в Саламанку через несколько месяцев. Это совсем нетрудно. Букв там меньше, чем в арабском, а правила чтения очень похожи. Запомни эти буквы, и мы будем вместе читать и разбирать рукопись. Будем находить ответы на вопросы. Будем выполнять предлагаемые в тексте упражнения и помогать друг другу совершенствовать новые навыки. Теперь ты ведь посвящена в тайну, значит, ты тоже хранитель.
— «Хранитель»… — повторила она, словно пробуя это слово на вкус. И вдруг спросила: — Почему ты решился доверить мне такую тайну?
Алонсо знал, что она спросит об этом.
— Помнишь, сьелито,как ты сказала, что наши страдания происходят из-за привязанности?
— Да. — Она вдруг покраснела. — Только я ведь могу и ошибаться.
— Можешь и ошибаться, — согласился Алонсо. — Главное для меня не то, права ты или нет, а то, как свободно и независимо ты мыслишь. В мире, где нам с детства внушают — и христиане, и мусульмане, — что мы страдаем в наказание за наши грехи, что человек, даже если он только что родился и еще не успел нарушить ни одного из бесчисленного количества запретов, уже должен расплачиваться за первородный грех, ты осмеливаешься самостоятельно размышлять на эту тему и находить совсем иную причину! Ты утверждаешь, что источником страдания являются не наши проступки, а наши привязанности. К тому же, вторя автору рукописи, еще даже не зная о ее существовании, ты предлагаешь видеть в жизни разновидность сна, поскольку это притупляет привязанность, а значит, и уменьшает страдание.
— Да, мне это действительно помогает. — Консуэло улыбнулась и с благодарностью подняла на него глаза.
— Я знаю, что для восприятия идей, изложенных в этом манускрипте, — продолжал Алонсо, — необходимо именно такое свободное и непредвзятое мышление. И я думаю, что не зря поделился с тобой своей тайной. Достаточно посмотреть на то, с каким восторгом ты на это откликнулась!
Ничуть не меньшее впечатление, чем сообщение об орбинавтах и их способности менять реальность силой мысли, произвел на Консуэло рассказ Алонсо о его собственных ночных опытах, о «сказочных снах», в которых сновидец, зная, что все вокруг есть лишь его сон, меняет его содержание по собственному усмотрению.