Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Игроки негромко сообщали ставки, Барин вел себя как дирижер немого оркестра. Он взмахивал руками, ткал что-то в воздухе, словно стоял не над ломберным столиком, на сукне которого писались ставки, а за пультом. Каждый розыгрыш происходил после отмашки, что ставки завершены. По периметру залы в полумраке стояли учтивые уполномоченные, выступавшие на свет, когда нужно было вмешаться в происходящее. Одетые в водолазки под пиджак, все они обладали лицами нехорошего, непроницаемого склада, какие я видел в первом отделе своего института, охранявшем секретность нашей военной кафедры. Несколько игроков поправляли слуховые аппараты и хрипло и невнятно переговаривались;

кто-то держал в зубах сигару и в тряских пальцах ножку бокала с коньяком, кто-то курил трубку, распространяя сладковатый запах вишневого табака. За длинным столом сидели три человека, что-то вроде комиссии, следившей за точностью исполнения розыгрыша; иногда Роман Николаевич подходил к ним о чем-то посоветоваться. Сам Барин во время игры сиял и был воплощенной любезностью. Его бриллиантовые запонки иногда прорезывали искрой мой хрусталик. Особенный блеск в глазах, улыбка и гладкость лица делали его неприятным. Каждому новому человеку-колоде он протягивал два пальца для пожатия и величественно указывал на его кресло.

Я не помню, когда сбился со счета, – сколько раз нажал курок. После того как оттащили рыжего, привели трясущегося толстяка. Мы с ним оба уставились на ползущую по полу голову, чьи распахнутые светлые глаза дико смотрели в никуда. И тут толстяк простонал и заскрипел зубами.

– Орджоникидзе, рынок, взрыв, очень много людей лежит, кровь, рассыпанные беляши, яблоки, кровь.

Щелк.

Щелк.

– Гурьяново, дом, взрыв, могила дымится.

Щелк.

Щелк.

– Каширская дорога, Москва, дом вздрагивает и осыпается.

Щелк.

Щелк.

– Аргун, грузовик, взрыв, лежат военные.

Щелк.

Щелк.

– Опять Орджоникидзе, рынок, взрыв, люди в крови.

Щелк.

Щелк.

– Невинномысск, горком, взрыв, люди лежат.

Щелк.

Щелк.

– Опять Невинномысск… ай, болит, голова болит, ничего не вижу, Казачий рынок, взрыв, люди лежат.

Щелк.

Щелк.

– Пятигорск, железнодорожный вокзал, два взрыва на разных платформах, люди лежат.

Щелк.

Щелк.

– Пятигорск проклятый, – Красная Москва схватилась за грудь и закачалась, захрипела, – рынок, а-а-а, взрываются два автомобиля, люди лежат.

Щелк.

Щелк.

– Кировское водохранилище, – взвизгнула пророчица, – пароход тонет, опрокидывается, трупы висят на спасжилетах под потолком в затопленных каютах.

Щелк.

Щелк.

– Еще вода… Северное море, нет… Баренцево, люди задыхаются в корабле…

Щелк.

Щелк.

– Пермь, ночь, самолет переворачивается через крыло, пролетает над крышами, отпустите, взрывается, обгоревшие тела в креслах, пристегнутые.

Щелк.

Щелк.

– Станица Кущевская, зарезанные дети, люди, много людей лежат по всему дому.

Щелк.

Щелк.

– Тула, убитые женщины и дети, пять тел сложены в ванной.

Щелк.

Щелк.

– Минеральные Воды, рынок, взрывается машина, два десятка убитых.

Щелк.

Щелк.

– Астрахань, рынок, взрыв, трое убиты, сорок раненых.

Щелк.

Щелк.

– Орджоникидзе, рынок, взрыв, девять убитых.

Щелк.

Щелк.

– Москва, концертный зал, все задыхаются, стрельба, сотня трупов.

Щелк.

Щелк.

– Отпустите… Грозный, грузовик взлетает на воздух, в кабине мужчина и двое детей, 72 трупа, двести раненых.

Щелк.

Щелк.

– Москва, теплоход на реке, пристань

под Воробьевыми горами, множество народу в очереди на причал, взрыв, теплоход разорвало, люди вповалку, вещи в реке…

Щелк.

Хлюп.

Кассандра называла подлинные события, те, что потом ворвутся в мир с экранов новостных выпусков и телетайпов. Лишь те предсказания, что искупались выстрелом, не находили своей кровавой реальности в будущем.

После толстяка напротив меня уселся краснощекий долговязый парень, лицо которого успело показаться мне знакомым. Он надел очки и попробовал мне улыбнуться.

Время замерло давно. В странном отупении я сидел перед приплясывавшей бубнящей теткой, которая наконец принялась выкрикивать: «Пушкинская площадь, Москва, подземный переход, взрыв, валит дым, люди лежат в крови, бегут оборванные, в крови». Или: «Горы, горы, потом, поселок, Алхан-Юрт, грузовик, взрыв, лежат военные».

Я жал курок уже без чувств, без воли. Щелк. Иногда только присматривался к тому, как напарник принимал боек в висок. Щелк.

И вдруг я снова услышал сладковатый запах, такой же, как услыхал, когда из башки рыжего брызнула кашица и костяные розовые пластинки оказались у меня на колене.

На сегодня аллес. Всё заканчивается мгновенно, быстрей, чем началось. Безмолвно, четко, словно при смене действий в театре вертится колесо на сцене и провожает за кулисы комнату с интерьером. Поднимал меня Ибица, склабясь в темноте жемчужным оскалом. Ему кто-то помогал, я не мог встать, ноги не держали, разогнуться я тоже не был способен. Мне стукнули в грудину кулаком и плеснули нашатырем под нос. Сунули в руки одежду и после – сверток, с которым я и оказался в темноте Старо-Ваганьковского переулка. За оградой лаяла сторожевая собака.

Не понимая, что со мной произошло, я еле передвигал ноги, но ковылял изо всех сил, оглядываясь, стараясь поскорей удалиться от проклятого места, где мне только что грозила смертельная опасность. Я прислушивался к себе, ощущая, как сквозь подушку контузии пробивается чувство счастья: сохраненная жизнь сипло пела «аллилуйя». Я вышел на Воздвиженский пригорок и застыл перед подъемом на Каменный мост, настолько ощущая себя в нереальности, что проще было бы согласиться, что я внутри трехрублевой купюры, с обратным видом на этот государственный пейзаж. Мне так и показалось…

Податься было некуда, электрички уже не ходили, и я доковылял до Стромынки. Перепуганный Пашка открыл мне дверь, проводил на кухню, поставил чайник и сел передо мной. Меня стало трясти. Кофейная чашка коньяка распустила внутри пружину, и я разревелся. Успокоился немного, достал сверток и разорвал оберточный пергамент. Замусоленные полтинники и двадцатки высыпались на стол. Я никогда не видел столько денег.

– Откуда? – выдохнул Пашка.

Я снова заревел.

– Ты убил кого-то?

Я замотал головой.

– Украл?

– Заработал, – прохрипел я. И мало-помалу, сбиваясь и не веря своим собственным словам, рассказал, что произошло…

– Ну, ты попал! – восхищенно заключил Пашка.

Я сосчитал деньги.

– Мало, – заключил я. – Нужно раза в три больше.

– Куда больше? Жадность фраера сгубила… – удивился Пашка.

– Нужна тридцатка, – сказал я, по-хозяйски собирая со стола и подравнивая в пачку деньги. – Буду еще играть.

– Ты спятил. Два раза в одну воронку снаряд не попадает. Закон больших чисел забыл? Выиграл – беги.

Поделиться с друзьями: