Орленок

Кольцова подыграла, «продолжив» обсуждение «Стрекозы» с середины фразы, а я встал с кресла и помог старшим женщинам опуститься на их места. А через минуту с небольшим снова прикипел взглядом к сцене и потерялся во времени на все второе действие — вслушивался в планы Сюзанны и графини проучить мужа последней, веселился, глядя, как «заговорщицы» наряжают пажа в платье, ухохатывался над ревнивцем и восхищался формулировками фраз, которыми его затюкивала «оскорбленная» супруга.

К сожалению, второй антракт опять начался на самом интересном месте, и я, расстроившись, пошел навстречу Ольге, попросившей проводить ее в дамскую комнату.

Пока шли туда, старательно держал лицо. Ибо видел, какими взглядами практически все встречные мужчины разглядывали мою женщину, и давил в себе то злость, то самодовольство. Потом на всякий случай заскочил в туалет и сам, а через несколько минут, то есть, уже на обратном пути, восхитился спокойствию, с которым Кольцова отшила особо наглого покорителя женских сердец — когда он вальяжно заступил ей дорогу и, в упор не замечая меня, попросил напомнить, где именно они встречались, Оля равнодушно мазнула взглядом по его лицу и обошла, как мачту уличного освещения:

— Нигде.

— Да, но я уверен в том, что вижу вас не первый раз!

— Вы вправе запомнить и этот… — не поворачиваясь и не замедляя шаг, бесстрастно отозвалась она, подняла руку и продемонстрировала пальчик с помолвочным кольцом: — Но толку…

Аристократ выпалил нам вдогонку что-то еще, но мы не услышали из-за взрыва смеха, донесшегося справа: там компания молодых дворян обсуждала чье-то фиаско на недавнем приеме. Потом я отвлекся на престарелую желчную грымзу, которой чем-то не понравилась моя спутница, развеселился, увидев, с какой завистью абсолютно плоскогрудая блондинка в черном вечернем платье с рюшечками на месте выдающихся прелестей оглядела бюст Кольцовой, и с огромным трудом удержался от удара разрядом, заметив во взгляде пухлого дворянчика лет двадцати пяти откровенную похоть. Слава богу, до нашей ложи было рукой подать, так что от силы секунд через двадцать мы скользнули в приятный полумрак, а дверь, вернувшаяся на место, отсекла от нас гадючник Высшего Света.

Веретенникова с Максаковыми вернулись со второго «променада» сразу после нас, и я, поухаживав за абсолютно спокойными женщинами и чем-то страшно недовольной девочкой, опустился в свое кресло. А минут через пять, то есть, сразу после начала третьего действия, дверь за нашими спинами снова зашелестела, и я, развернувшись вполоборота, уставился на смутно знакомое лицо.

— О, он тут! — донеслось из темноты, и этот, «условно знакомый», поймав мой взгляд, озвучил чертовски интересный приказ:

— Слышь, ты, как тебя там? Встал, вышел из ложи и умотал из театра к чертовой матери!!!

Я действительно встал. Но с реакцией на это заявление опоздал — слева раздался тихий, но гневный рык Максаковой-старшей:

— Та-а-ак, кто это у нас тут такой наглый? О, Соловьев! Забавно…

— Ольга Макси— …

— Рот закрой и жди! — холодно процедила она, вытащила из сумочки телефон, набрала какой-то номер, подождала секунд пять-семь и добавила в голос закаленной стали: — Лешенька, твой младший внук только что заслужил чрезвычайно серьезную трепку… Имел наглость ворваться в ложу Ксении Станиславовны прямо во время спектакля и оскорбить ее личного гостя… Ага, разберись… И со своим внучком-недоумком, и с его свитой. Иначе этим делом займусь я, и вам, Синициным, это очень не понравится. Да, кстати, чуть не забыла: с тебя и старших родичей всех малолетних придурков, невесть с чего возомнивших себя непревзойденными бойцами, причитается — юноша, который из уважения к своему деловому партнеру и ко мне пока еще держит себя в руках, является потомственным добытчиком и промышляет в ареале обитания Одаренного зверья третьего ранга… Нет, ты не ослышался… Вот именно… Пожалуйста… И тебе всего хорошего…

Этот диалог был интересен и сам по себе, но я слушал его краем уха. Так как наблюдал за тем, как бледнеет и съеживается пятерка парней лет двадцати двух-двадцати пяти.

Впрочем, даже так обратил внимание на то, что ответ «Вот именно» прозвучал с «искренним сочувствием», а пожелание всего хорошего, судя по интонации, было еще одним предупреждением не дурить.

А потом Максакова сбросила звонок, вперила о-о-очень тяжелый взгляд в предводителя этой шайки-лейки и повелительно произнесла еще одно слово:

— Вон!

Парней, кажется, успевших вспотеть, как ветром сдуло. А я благодарно кивнул Ольге Максимовне, опустился в свое кресло и был вынужден отвечать на довольно неприятный вопрос:

— Игнат Данилович, я довольно неплохо знаю этих оболтусов и понимаю, что в вашем конфликте с вероятностью в сто процентов виноваты они. Тем не менее, хотелось бы выяснить причину конфликта. Причем не из записей камер системы контроля и наблюдения театра, а от вас. Ибо родичи этих дурней, уже поставленные в неудобное положение, наверняка начнут задавать вопросы.

— Записи с видеокамер театра вам ничем не помогут… — таким же тихим шепотом ответил я. — В первых числах октября мы пересеклись на выходе из Пятна. Я возвращался в форпост «Западный», а они строили из себя великих добытчиков. Увидев меня, испугались. От неожиданности. Потом решили, что потеряли лицо в глазах своих спутников, и попробовали самоутвердиться за счет меня. Немного пошмаляли дохленькими умениями, аккуратненько легли от моего ответного, привлекли внимание проходившего мимо взрослого и влиятельного аристократа несколько… хм… самонадеянными заявлениями и были отчитаны. С тех пор мы не встречались. А сегодня я, вероятнее всего, просто попался на глаза.

— Такое поведение — в их характерах. И я вам верю. Но обязана задать еще один вопрос: этот аристократ представлялся?

— Конечно… — усмехнулся я, догадавшись, из-за чего она так напряглась: — Более того, мы с Ольгой Ивановной с ним совершенно случайно пересеклись сегодня днем, и эта личность дала мне прямой контакт для экстренной связи. Так что позвонить ему не проблема. Но я очень сильно сомневаюсь в том, что это понадобится.

— Почему?

— Если Синицин-младший не полный идиот, то не захочет подставлять свой род намного серьезнее, чем в сегодняшнем продолжении того конфликта.

— Повел себя недостойно дворянина? — спросила Максакова-младшая и прикусила язычок, нарвавшись на ледяной взгляд бабушки.

На этот вопрос можно было не отвечать. Но я все-таки перестраховался:

— Я связан словом. Но давить, не вдаваясь в подробности, могу. И, если понадобится, надавлю.

— Поняла… — кивнула ректор НАИ и замолчала. Зато заговорила Ксения Станиславовна:

— Оль, в свите Синицина был внук Яниса Кондырева.

— О, черт…

— Мальчишка, по слухам, весь в деда — такая же злопамятная паскуда. А ты выставила эту гнусь из ложи приказом выйти вон. И точно не задавишь ни того, ни другого. А я запросто. Причем сделаю это с большим удовольствием. Поэтому уже вызвала Яниса в ресторан «Гетман». К одиннадцати тридцати. В общем, я веду, а вы подыгрываете. И-и-и… Игнат Данилович, даю слово, что другой по-настоящему достойной возможности бескровно закончить этот конфликт нет и не предвидится, что в предстоящем разговоре вы будете выглядеть самостоятельным и равным нам игроком, и что этот вариант решения проблемы — не только в ваших, но и в моих интересах.

Стоило задуматься, как «ожила» Дайна:

— Веретенникова не врет. Мало того, судя по реакции Максаковой на фамилию Кондырев, тебе не повезло вляпаться в некий серьезный застарелый вялотекущий конфликт. При этом Ксения Станиславовна убеждена в том, что нынешняя наша позиция выигрышна, ее подруга жаждет вцепиться в глотку этому самому Янису и уже бьет копытом, а мы в принципе не представляем, о чем идет речь. Так что не вздумай вставать в позу и дай им начать. А дальше посмотрим. И, если что, вывернем ситуацию в свою пользу.